– Ваше императорское высочество, знакомясь с программами революционных организаций, я отметил, что экономической основой для революции, по мнению народников, марксистов, является бедственное положение крестьян и рабочих. Про последних Маркс в своём манифесте написал, что «пролетариям нечего терять кроме своих цепей». И я о чём подумал… – О чём же, Тимофей Васильевич? – заинтересованно спросил меня Николай. – А нельзя ли на государственном уровне законодательно провести реформы, которые бы улучшили положение тех же крестьян и рабочих? Их в населении Российской империи почти девяносто процентов. А если человек сыт, одет, обут, имеет крышу над головой, возможность спокойно продолжать свой род, имеет уверенность в завтрашнем дне и то, что его экономическое положение и через десять лет не изменится, то такое общество не будет подвержено революционным волнениям, – я замолчал и перевёл про себя дух. – И каким образом, Тимофей Васильевич, вы хотите осуществить такие реформы? – поинтересовался барон Корф. – Не знаю, ваше высокопревосходительство. Я не экономист и не финансист. Просто в прошлом году, когда был в своём имении, то ужаснулся тем условиям, в которых живут крестьяне. Да у нас на Дальнем Востоке у любого казака баня больше, чем те халупы, где проживают крестьянские семьи. – И вы, Тимофей Васильевич, решили провести революционные изменения в жизни крестьян, которые проживали на вашей земле? – улыбаясь, спросил цесаревич. – Ваше императорское высочество, не на моей, но и крестьянам она не принадлежала. После реформы шестьдесят первого года прошло уже тридцать лет, а крестьяне в Курковицах всё ещё оставались временнообязанными. С учетом того, что в девяносто первом и девяносто втором году был неурожай, положение их было очень тяжёлым. Долг за землю значительно увеличился, а чтобы выжить, по окончании крестьянских работ два года подряд они уходили кусочничать. – Что, простите, делать? – переспросил Николай. – Собирать милостыню в виде кусков пищи, – ответил я. – Как такое могло произойти? – удивился наследник престола. – Насколько мне преподавали, то проведенные реформы и государственная поддержка должна была привести к тому, что крестьяне должны были уже получить свою землю и стать крепкими крестьянами-собственниками. – Как мне объяснил мой управляющий имением Сазонов, тот средний надел в три десятины, который был выделен крестьянской семье, явно не достаточен для её кормления. Кроме того, помимо отрезков, которыми пользовались помещики при выделении наделов, другими инструментами ущемления прав крестьян были переселения на неплодородные земли, лишение выпасов, лесов, водоёмов, загонов и других необходимых каждому крестьянину угодий. Трудности для крестьян представляла и чересполосица, вынуждавшая крестьян арендовать у помещиков земли, которые вдавались клиньями в крестьянские наделы, – я даже удивился про себя. Слова, которыми мой управляющий делал мне доклад о финансово-хозяйственном состоянии имения и Курковиц, легко всплывали в голове и ложились на язык. – А я не вникал в этот вопрос. Управляющие на это есть, – задумчиво произнёс генерал-губернатор. – И что за преобразования вы, Тимофей Васильевич, провели? – Да я ничего и не проводил. Просто разрешил потратить деньги на проект, который давно вынашивал мой управляющий имения. Подкинул ему ещё пару идей про картофель и животноводство. Вроде бы получилось неплохо. Вместо трёх тысяч месяц назад управляющий перевел мне на счет три с половиной тысячи рублей дохода за этот год. При этом в письме доложил, что кусочничать в прошлом году никто не ходил. Все живы, сыты. Долги покрывают. Ещё три крестьянские семьи попросились в общину Курковиц. – И что же за проект? – опять задал вопрос барон Корф. – Сазонов предложил погасить долги казне за наделы общины деревни Курковицы. Затем установить на наделы твёрдую цену без всяких процентов. Ввести их в общий план пашен имения. Для пахоты закупить лошадей и хороший металлический трёхлемешный колёсный плуг, борону. На этой базе создать плуговую артель, которая будет обрабатывать и землю имения, и общины. Крестьяне будут отрабатывать стоимость долгов за свои участки и урожай на них наёмным трудом. В общем, тот же оброк и барщина, но по фиксированным расценкам, которые будут учитывать заинтересованность крестьян в своём труде. Я ещё порекомендовал кроме зерновых сажать картофель и прикупить коров для производства масла. Из-за бедности крестьян сделать общий коровник, за каждой коровой закрепить крестьянскую семью. А коров со временем они смогут выкупить. В общем, колхоз получился, – я замолк. – Что получился? – переспросил Андрей Николаевич. – Коллективное хозяйство, или сокращённо колхоз, ваше высокопревосходительство, – ответил я. – Судя по всему, всё получилось удачно. – Очень удачно, Тимофей Васильевич. Я письмо от Алексея Алексеевича Белёвского пару дней назад получил, в нём он передает от Алекса и Мари привет для Тима, ругается, что тот, то есть вы, Тимофей Васильевич, ни одного письма не прислали почти за год. Мари вообще в гневе, – улыбаясь, торжественно вещал Николай. А на последней фразе сделал страшное лицо. – Ваше императорское высочество, кто Алекс и Мари и кто я? Мне, конечно, очень польстило, что они назвали меня своим другом, но вот так запросто написать им письма я не рискнул, – смущённо ответил я. – У них скоро свадьба ожидается. Жалко, что на неё не попадём. Вы, кстати, приглашены, Тимофей Васильевич. А Мари в своё время вам по-соседски точно отомстит за молчание. Я её характер хорошо знаю, – произнёс цесаревич. Мне же оставалось только с сожалением вздохнуть и, опустив голову, рассматривать носки своих сапог. – В общем, в этом письме Алекс кратко рассказывает о том, какие сильные изменения произошли в вашем, Тимофей Васильевич, имении и деревне, – увидев вопросительный взгляд барона, Николай пояснил для него: – Андрей Николаевич, в прошлом году Алексей Алексеевич и княжна Мария Трубецкая были в гостях в имении у сотника Аленина-Зейского. Ему это имение моя мама подарила. А в этом году, после сбора урожая, они, по просьбе княгини Трубецкой, которую её управляющий в Елизаветово замучил своими, или, судя по всему, Сазонова идеями, поехали посмотреть, к чему они привели в имении у Тимофея Васильевича. Осмотр как имения, так и деревни их впечатлил. И новый утеплённый коровник, и новая конюшня, и склад для хранения картофеля, маслобойня. А особенно удивило, с каким старанием и энтузиазмом работали крестьяне. И в Курковицах новые дома-пятистенки строятся. – Про избы, Александр Иванович, мне ничего не написал. Но это хорошая новость, – я не заметил, как перебил наследника престола, услышав эту новость. Но тот никак на это не отреагировал. – И ещё одно, что это за опыт, Тимофей Васильевич, над детьми проводите? – спросил меня Николай. – Им каждый день дают чайную ложку масла из печени норвежской трески, которое специально закупает ваш управляющий. – Ваше императорское высочество, когда я первый раз проезжал через Курковицы, то увидел, что большинство детей в деревне, которые попались мне по дороге, страдают рахитом. А до этого мне в дороге в Петербург в журнале или в газете попалась статья-реклама о рыбьем жире. В ней говорилось о том, что норвежский фармацевт и врач, кажется, Петер Мёллер, но точно не помню, около тридцати лет назад обнаружил, что жители западного побережья Норвегии, которые постоянно употребляли в пищу масло печени трески, отличались очень крепким здоровьем. Он разработал метод производства масла из свежей печени норвежской трески и наладил продажу рыбьего жира. Вот я и решил попробовать. Вдруг поможет?! Тем более цена на этот жир оказалась невысокой. Меньше пятидесяти копеек на ребёнка в год выходит. А их в деревне и имении всего пятнадцать душ. Эти расходы также внесли в бюджет проекта, – я мысленно передёрнул плечами, вспомнив, как нам в детском саду и в начальной школе каждое утро давали по ложке этого жира. Как мы ненавидели за это воспитателей и училку. Но этот жир считался лучшим средством от рахита. – Тимофей Васильевич, а почему вы просто землю крестьянам не отдали? Насколько я понял, сумма их долгов была не очень большая для вас, – спросил меня генерал-губернатор. – Ваше высокопревосходительство, я считаю, что человеку надо дать в руку удочку и показать, как ловить рыбу, чтобы выжить. Это лучше, чем один раз бесплатно дать рыбу. Если человек что-то получает без труда, то это, по моему мнению, его развращает. Так что пускай трудятся, зарабатывают хлеб насущный. А раз дома ставить начали, значит, заработок им Сазонов хороший положил. Глядишь, за пару-тройку лет с долгами расплатятся, – я замолк, а потом с улыбкой продолжил: – Тем более я же казак! Вот у кого-то взять задарма – это пожалуйста, а отдать… Цесаревич и барон Корф, глядя на мою возмущённую физиономию, дружно рассмеялись. Я, дойдя до этого момента воспоминаний, также разулыбался, выливая на себя из шайки тёплую воду. Встреча и доклад в тот день закончились, когда я обозначил цесаревичу ещё одну проблему – упоминание в программах революционеров старообрядцев, как возможных помощников в свержении самодержавия. Здесь, к сожалению, Николай отделался общими словами. Барон Корф вообще промолчал. Одним словом, доклад прошёл плодотворно. Добавил мне дополнительного геморроя по описанию новой службы и проекта в имении. Плюс цесаревич попросил, чтобы потом доклад да и остальные документы переписал Дан, у которого был каллиграфический почерк, а у меня – как курица лапой. Я вышел в предбанник, взял нательное бельё и полотенце, после чего вернулся в моечную вытираться и одеваться. Игнатьев протопил баню, чтобы только помыться. Сегодня назначен Рождественский бал. И я сегодня с утра, как савраска, носился по зданию Военного собрания, где часа через два начнётся торжество. Народу на него приглашено множество. Слава богу, удалось настоять, чтобы каждый приглашённый имел свой билет. Пришлось заказывать в типографии, и они были строгой отчётности. Хозяин типографии и её работники были строго предупреждены о последствиях за «лишние билетики». На центральном входе будет пост из казаков и офицера, который будет осуществлять пропуск в здание только по пригласительным билетам. Все помещения Военного собрания проверили на наличие взрывчатки и прочих смертоубийственных предметов. Входы и выходы в большинстве помещений здания перекрыли и выставили посты из казаков конвоя. Сегодня на дежурство заступили все взвода. Черный вход, кухню и остальные обслуживающие помещения проверили и также перекрыли постами. Ещё одного Халтурина нам не хватало и взрыва, как в Зимнем дворце. Пока носился по зданию, отдавая распоряжения офицерам конвоя и казакам, обслуживающему персоналу, тайным агентам, взмок, как мышь. А мне сегодня надо быть при полном параде. Как шепнул мне ротмистр Волков, с которым у меня после посиделок с помином Дарьи втроём с цесаревичем сложились очень хорошие взаимоотношения, Николай сегодня будет награждать отличившихся в раскрытии покушения на него. Мне посоветовал быть готовым и в парадном одеянии. Но какую награду ждать, так и не сказал. Вот и прибежал домой, чтобы ополоснуться в бане и переодеться в парадку. Короткой перебежкой по морозцу из бани вернулся в дом и стал одеваться в форму. «Что же, красавец, – подумал я, рассматривая себя в зеркале, чтобы определить погрешности в одежде. – Жаль, моя птичка не видит. При ней я, если вспомнить, парадный мундир ни разу не надевал». На девятый день я вместе с братами и тремя агентессами, которые стали подругами Дарьи, сходил на службу в церковь. Заказал помин по усопшей, поставил свечи. Помолился, вспоминая мою девочку. Потом съездили на кладбище, где уже мысленно поговорил с Дарьей, прося у неё прощения. После возвращения с кладбища вместе с девушками, которые ехали на нанятых санях, вернулся в дом. Браты проехали в казарму, чтобы оставить коней. Моя конюшня для такого количества лошадей была мала. Когда они пришли, стол был уже накрыт. Постаралась нанятая денщиком стряпуха, которая специализировалась в Хабаровске по поминальным обедам. Посидели тогда хорошо. За столом собрались, действительно, самые близкие люди для меня и для Дарьи. Устин Филиппов несколько перебрал с водочкой. Плакал и клял себя, что не уберёг на рынке свою сестру названую. Маша Филатьева, двоюродная сестра моей девочки, его успокаивала, гладя по голове. А Ромка ревниво косился на сие действие. «Эх, Ромка, Ромка, – думал я тогда. – Втюрился ты опять не в того, в кого надо. Не по тебе Мария Александровна. Тем более, та по погибшему Паше Михайлову страдает, только старается этого не показать. На кладбище первой подняла вопрос, что надо и к нему ещё раз на могилу зайти. У него вчера девять дней было. Кто из агентов был свободен от службы, ходили в церковь и на кладбище. Потом они в заведении Тифонтая посидели. Я и Кораблев в церковь и на кладбище с ними сходил. А вот в кабак не пошёл. Жалко, но не по чину уже. Мы с Николаем Алексеевичем у меня в кабинете помянули Пашу хорошей водочкой». Мои воспоминания перекинулись на Тифонтая. Цесаревич сдержал своё обещание. Дней десять назад китайский купец получил российский паспорт на имя Николая Ивановича Тифонтая. Приходил потом ко мне на службу. Благодарил. Пытался денежку вручить. Пришлось объяснить ему, что меня больше интересует определённая информация, за которую я и сам готов платить хоть деньгами, хоть услугами, хоть информацией. Заодно попросил о личной услуге – попробовать узнать о судьбе моей сестры. «Может быть, и выгорит что-нибудь у Николая Ивановича с его-то связями», – в очередной раз с надеждой подумал я, поправляя награды на мундире. После этого позвал денщика и попросил его ещё раз протопить дом на ночь, после чего вручил ему рубль с пожеланием хорошо отметить Рождество, но чтобы тот завтра, как штык, был на службе. – Слушаюсь, ваше благородие, – бородатая физиономия Василия Петровича расплылась в довольной улыбке. – И вам хорошо отдохнуть. – Эх, Игнатьев, для конвоя праздники, что для лошади свадьба, голова в цветах, а жо… холка в мыле, – поправился я, вызвав ещё одну довольную лыбу казака. Через некоторое время был в собрании. Сдав в гардероб верхнюю одежду, пошёл в обход постов. По дороге попались агентессы, которые крутились перед большим зеркалом. Одеты девушки были богато, с настоящими украшениями, которые под залог лично взял у местного ювелира. Сегодня они должны были изображать молодых дворянок. Народу на бал было приглашено множество, более четырехсот человек. Было большое количество приезжих. Так что такая роль для первого раза должны была прокатить. Основной задачей агентесс был контроль женской половины во время торжества. Выявление подозрительных лиц. Негласная проверка ридикюлей дам. Когда при организации охраны бала заявил, что надо на входе проверять женские сумки, меня чуть на месте не затоптали цесаревич и барон Корф, который присутствовал при этом разговоре. Хорошо, что больше никого не было, а то бы точно живым не вышел из кабинета Николая. И дамские комнаты тоже контролировать надо кому-то. В общем, сделав девушкам комплименты об их восхитительном внешнем виде, еще раз напомнил задачи, распределил помещения. Сделал замечание Танечке Лагуновой за несколько легкомысленное отношение к предстоящей работе. Напомнил о Вере Засулич. Одним словом, накрутил девчат. После этого двинулся дальше. Вскоре начали прибывать гости, и началась работа. Бал начался с полонеза. Танец длился около пятнадцати минут. Я в который раз поблагодарил Бога, что я сегодня на службе и могу не танцевать. Кроме вальса так ничего и не выучил. После торжественного марша-полонеза началось награждение. Цесаревич зачитал царский указ и со словами благодарности начал вручать ордена. Первым получил награду полицмейстер Чернов, который к этому времени почти полностью пришёл в себя от контузии. Осталось небольшое заикание. С учетом уже имевшихся наград Чернов получил Анну второй степени. Головачеву, Банкову, Савельеву и мне вручили Анну третьей степени, тоже с мечами. Мне потом ещё по отдельному указу добавили Станислава третьей степени за внедрение в российские войска нового снаряжения. Мои РД-54, плащ-палатка, котелок, индивидуальный пакет, жгут были приняты на вооружение царской армии. Николай после награждения мне сказал, что за них мне ещё и неплохие привилегии назначили. Скоро на счет первый платёж придёт. А в моём РД сам император ходил в поход на десять вёрст. Остался очень довольным удобством этого ранца и плащ-палаткой. Из котелка пищу принял с удовольствием. Изменения небольшие, с минимальным удорожанием, по сравнению с тем, что было в снаряжении армии до этого, а удобство выросло значительно. Кроме того, цесаревич сообщил мне, что все мои браты награждены Анненской медалью и ста рублями. Завтра он вручит награды в присутствии конвоя. Семьям погибших полицейских и Михайлова назначены пенсии по пять рублей в месяц сроком на десять лет. За такие новости не грех было опрокинуть пару бокалов шампанского. Несколько расслабленный от выпитого, освободившись от поздравляющих лиц, я фланировал по помещениям собрания, когда за спиной услышал женский голос, которой тихо произнёс: – Тимофей Васильевич, есть подозрительная женщина. Повернув голову, я встретился с глазами симпатичной блондинки агентессы Соболевой Натальи. – Где? – тихо спросил я. – Пошла в дамскую комнату у бального зала, её там Филатьева караулит, – одними губами произнесла Наталья Алексеевна. – Хорошо, продолжайте работу, – я кивнул головой и направился в сторону помещения, где женский пол справлял свои естественные надобности, а также мог поправить одежду и прическу. Когда подходил к помещению, проходя через столовую, мне навстречу попалась миловидная брюнетка, которая, кивнув головой, быстро прошмыгнула мимо меня, направляясь в основной зал, где происходили танцы и награждение. Что-то заставило меня насторожиться и посмотреть ей вслед. Что-то царапнуло сознание, но что, я не мог понять, но чуйка начала верещать. В этот момент я увидел в проходе между помещениями, как отворилась дверь дамской комнаты и из неё, покачиваясь, появилась Филатьева. Машенька руками прикрывала рот, а сквозь сложенные ладони и пальцы на пол капала кровь. – Что случилось? – крикнул я, устремляясь к Филатьевой. – У неё оружие, – оторвав руки ото рта, смогла произнести Мария Александровна и как-то замедленно осела на паркет. – Чёрт! – я развернулся и бросился за брюнеткой. Теперь я понял, что меня смутило. Ридикюль, который несла в руках девушка, раскачивался при ходьбе очень сильно, будто в нём лежало что-то тяжёлое. Пролетев столовую, я ворвался в зал и увидел, что брюнетка направляется к цесаревичу, до которого ей осталось шагов пятнадцать. Николай стоял, придерживая под локоток Элеонору, которая с театром прибыла в Хабаровск неделю назад. Рядом стояли барон Корф с супругой, генерал Духовский, у которого щека уже зажила, с супругой, ротмистр Волков, ещё кто-то из свиты. Личников, роль которых сегодня выполняли Лис, Леший, Тур и Дан, я рядом с цесаревичем не увидел. Они, хоть и коробочкой, но стояли шагах в пяти от этой группы. Увидев, как рука девушки опустилась в ридикюль, я запаниковал, поняв, что добежать до неё не успеваю до того, как она откроет огонь. Глаз зацепил канделябр с незажженными свечами, который стоял на столе для карточной игры у стены. В каком-то немыслимом развороте-прыжке подлетел к этому столу, схватил подсвечник и с криком «оружие» запустил им в девушку, которая уже поднимала револьвер на уровень глаз. Канделябр, пролетев, как копье, метров шесть, угодил основанием в затылок брюнетке. Удар был настолько сильным, что девушка рухнула как подкошенная. Револьвер вывалился у неё из руки и с громким стуком, следом за подсвечником, упал на пол. Я подскочил к террористке, перевернул её лицом вниз и быстро своим офицерским шарфом связал сзади ей руки. – Не трогать револьвер! – рявкнул на какого-то шпака, который начал нагибаться к оружию. От моего рёва тот, распрямившись, сделал пару шагов назад, врезавшись в кого-то. Краем глаза отмечая, что Лис и остальные личники пытаются вывести цесаревича из зала, махнул рукой двум агентам, который стояли вдоль стены, изображая официантов, при этом, если требовалось, реально обслуживали гостей. Пока те пробирались через образовавшуюся вокруг нас толпу гостей, я подобрал револьвер, сунул его в карман, отметив, что это бескурковый револьвер Галана «Tue Tue». Парочку таких мне подарили на день рождения. Хорошее оружие для скрытого ношения, спуск мягкий, бой отличный. Склонившись над девушкой, которая до сих пор была без сознания, не обращая внимания на окружающих, перевернул её на бок и открыл ей рот. Осмотрел ротовую полость на предмет наличия каких-нибудь емкостей с ядом. После этого пробежался пальцами по краю декольте в таких же целях, чем вызвал возмущенный шепот окружающих. «Да по хрен всё, – подумал я. – Одного террориста упустил. Этой покончить с собой не дам». Наконец до меня добрались агенты. Я выпрямился и скомандовал: – Быстро берем её под руки и несём в дежурку. Сам двинулся вперед, требуя освободить проход. Агенты, подхватив тело девушки, двинулись за мной. Во время этого действия с ног террористки свалились туфли, из-за чего опять раздался возмущенный гомон. Спустившись на первый этаж, добрались до помещения, которое было выделено для конвоя на время охраны торжества. Выгнав гревшихся казаков, которые посменно несли службу на улице, приказал посадить девушку на лавку. Ещё раз, уже внимательно, осмотрел полость рта. Соловьёв в своё время пытался отравиться мышьяком при его задержании после покушения на Александра II. Товарищ Иван утопился. А мне очень хотелось побеседовать с этой мадам или мадемуазель. Я быстро ощупал голову брюнетки и обнаружил большую шишку на затылке. «Слава богу, не в основание черепа попал, – подумал я. – Значит, скоро в себя придет».