Часть 17 из 39 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Хорошая девочка. Благослови ее Господь! – Он засмеялся. – Факт, что пять тысяч долларов чертовски больше пяти центов, неоспорим! Как считаешь? Есть сигареты?
Я достал пачку и прикурил нам обоим. Его пальцы совсем не держали сигарету, и мне даже стало его жалко, поэтому я сказал:
– Просто задумайтесь над следующим. Дом Хиббарда расположен в Юниверсити-Хайтс. Если вы едете где-нибудь по центру города, скажем поблизости от Перри-стрит, даже не знаю, где именно, а оттуда на Сто шестнадцатую улицу, сколько бы вы получили за это обычно? Ну-ка… два доллара за восемь миль, то есть получается около полутора долларов. Но если бы по дороге в северную часть с вами в машине оказался ваш старый одноклассник Эндрю Хиббард – ну или его труп, а то и вовсе только его часть, скажем, голова да руки, – то вместо доллара с половиной вы получили бы пять штук. Как видите, все зависит от вашего груза.
Чтобы не отрывать от него взгляда, я выпускал дым уголком рта. Конечно же, изводить человека, отчаянно нуждающегося в выпивке, притом что он ее не получит, было все равно что выбивать из-под калеки костыль, однако мне не нужно было напоминать самому себе, что в любви и бизнесе все средства хороши. Основные принципы вроде этого либо заложены в человеке, либо нет.
Питни Скотт достаточно владел собой, чтобы рта не раскрыть на мою тираду. Он смотрел на свои дрожащие пальцы с сигаретой так долго, что в конце концов на них взглянул и я. Наконец он безвольно уронил руку вниз, посмотрел на меня и начал смеяться, потом спросил:
– Ну разве я не сказал, что ты станешь забавным? – Тут его голос снова зазвучал резко. – Слушай, ты! Вали! Давай вали отсюда! Возвращайся в дом, а то простудишься.
Я пожал плечами:
– Ладно, так как насчет выпить?
Однако Скотт действительно закончил. Я попытался было подстегнуть его, но он напрочь лишился дара речи и какого бы то ни было дружелюбия. Тогда я подумал, а не принести ли виски, чтобы он почуял его, но в итоге решил, что от этого он лишь замкнется в себе еще больше. Позже, сказал я себе и отвязался от него.
Прежде чем зайти в дом, я обошел такси сзади и взглянул на его номерной знак.
Оказавшись на кухне, я обнаружил, что Вулф все еще там. Он сидел в деревянном кресле, которое всегда занимал во время своих рецидивов, отдавая распоряжения Фрицу и поедая приготовленное. Я объявил:
– Перед домом Питни Скотт. Таксист. Он привез ее. Заплатил мне пять центов в качестве своей доли. Говорит, это все, чего он стоит. Ему что-то известно об Эндрю Хиббарде.
– Что?
– Вы имеете в виду, что ему известно? Без понятия. Я рассказал ему о награде, которую предлагает мисс Хиббард, моя клиентка, и вид у него стал такой, словно за мной стоял сам Сатана. Он осторожен, хочет, чтобы его упрашивали. Полагаю, Скотт может и не знать, где спрятан Хиббард или его останки, но думает, что вполне способен догадаться. Ему осталось месяцев семь до зеленых чертиков и розовых слоников. Я пытался заманить его выпить, но он отбился и от этого. Он не зайдет. В данный момент он все равно вряд ли поддастся обработке, но я подумал, не предложить ли вам выйти и взглянуть на него.
– Выйти? – Вулф поднял на меня голову. – Выйти и спуститься с крыльца?
– Ну да, всего лишь на тротуар, вам даже не придется выходить на дорогу. Он прямо перед домом.
Вулф закрыл глаза:
– Не знаю, Арчи. Не знаю, почему ты упорно донимаешь меня всякими безумными вылазками. Даже и думать забудь. Это нереально. Ты сказал, он действительно дал тебе пять центов?
– Да, и к чему приведет ваше эксцентричное поведение с таксистом-алкоголиком, пускай он и действительно окончил Гарвард? Ей-богу, сэр, иногда вы все-таки перебарщиваете.
– Достаточно. В самом деле. Пойди и посмотри, в приличном ли виде миссис Чапин.
Я пошел и обнаружил, что доктор Волмер закончил с пациенткой в ванной и усадил ее обратно в кресло в кабинете. Шея у нее была перевязана так, что ей приходилось держать голову надменно вне зависимости от собственного желания. Врач объяснял ей, как себя вести, а Фриц убирал тазы, обрезки бинтов и прочее. Я подождал, пока док не закончит, и отвел его на кухню. Вулф открыл глаза. Волмер поделился впечатлениями:
– Весьма необычный способ нападения, мистер Вулф. Весьма оригинальный, вот так вот изрубить ее сзади. Он перебил ей одну из задних наружных артерий. Мне пришлось кое-где выбрить ей волосы.
– Он?
– Она объяснила, – кивнул док, – что порезы нанес ее муж, с которым она состоит в браке три года. С определенными мерами предосторожности, в которых я постарался ее убедить, она будет в порядке уже через несколько дней. Я наложил четырнадцать швов. Ее муж наверняка удивительный и чуждый условностей человек. Она по-своему удивительна тоже – спартанским типом. Она даже руки не сжимала, когда я зашивал порезы, ее пальцы определенно были расслаблены.
– Вот как. Вам для регистрации понадобятся ее имя и адрес.
– У меня уже есть, благодарю. Она мне записала.
– Спасибо, доктор.
Волмер ушел. Вулф встал, одернул жилет в одной из своих безуспешных попыток прикрыть полоску ярко-желтой рубашки, опоясывавшую его внушительную талию, и двинулся впереди меня в кабинет. Я задержался, чтобы попросить Фрица вычистить внутреннюю часть меха, насколько это ему удастся.
Когда я присоединился к ним, Вулф уже занял свое кресло, она сидела напротив него. Он говорил ей:
– Рад, что не вышло хуже, миссис Чапин. Врач предостерег вас от резких движений в течение нескольких дней, чтобы не ослабить швы. Кстати, его гонорар… Вы заплатили ему?
– Да. Пять долларов.
– Хорошо. Благоразумно, я бы сказал. Мистер Гудвин сообщил, вас ждет машина. Скажите водителю, чтобы ехал помедленнее. Тряска всегда отвратительна, а в вашем нынешнем состоянии даже опасна. Не смеем больше вас задерживать.
Миссис Чапин вновь уставилась на него. Вымытая и перевязанная, привлекательнее она отнюдь не стала. Она снова вдохнула и выдохнула через нос, весьма звучно. Наконец произнесла:
– Вы разве не хотите, чтобы я рассказала вам об этом? Я хочу рассказать вам, что он сделал.
Голова Вулфа чуть повернулась влево и вправо.
– В этом нет необходимости, миссис Чапин. Вам следует вернуться домой и отдохнуть. Я сам уведомлю полицию о происшествии. Я вполне понимаю всю щекотливость вашего положения. В конце концов, собственный муж после трех лет супружества… Я займусь этим для вас.
– Я не хочу вмешивать полицию. – Эта женщина точно пригвоздила свои глаза. – Вы думаете, я хочу, чтобы моего мужа арестовали? С его-то репутацией и положением… Со всей его славой… Думаете, я хочу этого? Поэтому я и пришла к вам… рассказать об этом.
– Увы, миссис Чапин. – Вулф ткнул в нее пальцем. – Понимаете ли, вы пришли не туда. К несчастью для вас, вы пришли к единственному человеку в Нью-Йорке, единственному человеку в мире, который сразу же смог понять, что в действительности произошло этим утром в вашем доме. И это было неизбежно, полагаю, поскольку им оказался именно тот человек, которого вы и хотели обмануть, – я. Дьявол же во всей этой истории для вас кроется в том, что мне глубоко отвратительно, когда меня обманывают. Поэтому давайте прекратим. Вам действительно необходим отдых и покой после нервного напряжения и потери крови. Поезжайте домой.
Конечно же, как это уже случалось несколько раз и прежде, на поезд я опоздал и теперь бежал позади, пытаясь его нагнать. Какую-то минуту мне казалось, что Дора Чапин встанет и уйдет. И она действительно начала подниматься. Потом опять села, уставившись на него, и заявила:
– Я образованная женщина, мистер Вулф. Я работала прислугой и не стыжусь этого, но женщина я образованная. Вы пытаетесь говорить, чтобы я не поняла вас, но я все равно понимаю.
– Хорошо. Тогда нет нужды…
Внезапно она с яростью накинулась на него:
– Ты жирный болван!
Вулф покачал головой:
– На вид жирный, хотя лично я предпочитаю сравнение с Гаргантюа. Болван лишь в широком смысле, в качестве общей черты человеческого племени. С вашей стороны, миссис Чапин, было отнюдь не великодушно ляпнуть мне в лицо о моей полноте, поскольку сам я говорил о вашей тупости лишь в общих выражениях и воздержался от ее наглядной демонстрации. Теперь я это сделаю. – Он двинул пальцем, чтобы указать на нож, все еще лежавший на газете на столе. – Арчи, будь так добр, вымой это непритязательное оружие.
Я даже и не знал, что делать, – думал, может, он просто берет ее на пушку. Я взял нож и так и стоял с ним, переводя взгляд с нее на него:
– Смыть улики?
– Если тебя не затруднит.
Я прошел в ванную, где включил воду, удалил куском марли кровь с ножа и вытер его. Дверь не закрывал, однако никаких разговоров до меня не донеслось. Потом вернулся в комнату.
– Теперь, – принялся отдавать распоряжения Вулф, – крепко возьмись правой рукой за рукоятку. Подойди к столу, чтобы миссис Чапин было виднее, повернись спиной. Да, так. Подними руку и проведи ножом по шее. Пожалуйста, убедись, что используешь спинку лезвия, не заходи в своей демонстрации слишком далеко. Ты обратил внимание на длину и расположение порезов на шее миссис Чапин? Повтори их на себе… Да. Да, очень хорошо. Этот немного повыше. Следующий пониже. Черт, да осторожнее! Достаточно. Видите, миссис Чапин? Он сделал это весьма аккуратно, как вы считаете? Я не оскорбляю ваш интеллект намеком, что вы ожидали, будто мы подумаем, что в выбранном вами месте раны якобы нельзя нанести самостоятельно. Скорее всего, вы выбрали его просто из предосторожности, зная, что спереди весьма близко располагается яремная передняя вена…
Он умолк, поскольку единственным его слушателем остался я. Обернувшись после своей демонстрации, я обнаружил, что Дора Чапин уже встает из кресла, надменно держа голову и стиснув зубы. Молча, даже не удосужившись бросить на Вулфа взгляд своих серых стеклянных глазок, она просто поднялась и вышла. А он не обращал внимания и продолжал свою речь, пока она не открыла дверь в кабинет и не вышла. Я заметил, что она забыла нож, однако подумал, что мы вполне могли бы оставить его в своей коллекции всякого хлама. А затем выскочил в прихожую:
– Эй, леди, подождите минутку! Ваш мех!
Я забрал мех у Фрица, нагнал миссис Чапин в дверях и набросил его ей на плечи. Питни Скотт выбрался из машины и подошел к крыльцу, чтобы помочь ей спуститься. Я вернулся в дом.
Вулф просматривал доставленное с утренней почтой письмо от «Хён энд компани». Покончив с ним, он положил его под пресс-папье – кусок окаменелого дерева, которым когда-то проломили череп одному парню, – и принялся разглагольствовать:
– Совершенно непостижимо, что может прийти женщине в голову. Некогда в Венгрии я знавал одну женщину, чей муж страдал частыми головными болями. Она обычно облегчала их, преданно прикладывая холодный компресс. И вот однажды ей пришла мысль разбавить воду, в которой она смачивала компресс, большим количеством проникающего яда, который она сама выгнала из какого-то растения. Результат оказался для нее вполне удовлетворительным. Мужчиной, на котором она проводила сей эксперимент, был я. Эта женщина…
Он всего лишь пытался помешать мне допекать его по делу, поэтому я перебил его:
– Ага. Знаю. Эта женщина была ведьмой, которую вы когда-то поймали катающейся на хвосте свиньи. Захватывающая история, но пора бы и мне несколько освежить знания по имеющемуся у нас делу. Вы можете придать мне толчок, подробно объяснив, как поняли, что Дора Чапин сама сделала себе маникюр.
Вулф покачал головой:
– Это не послужило бы толчком, Арчи. Но оказалось бы напряженным и затяжным продвижением вперед. И я не возьмусь за это. Просто напомню тебе: я прочел все романы Пола Чапина. В двух из них Дора Чапин выведена персонажем. Сам он, естественно, присутствует во всех. Женщина, на которой женился доктор Бертон и недоступная для Пола Чапина, как будто фигурирует в четырех из пяти – в последнем мне не удалось ее выявить. Прочти книги, и я с большей охотой обсужу те заключения, к которым они меня привели. Но конечно же, даже тогда я не стал бы пытаться открыть твоему взору виды, которые предстали моим глазам. Господь создал меня и тебя в определенных отношениях совершенно неравными, и было бы тщетно пытаться оспаривать Его намерения.
Зашел Фриц и объявил, что ланч готов.
Глава 11
Порой мне думается, это просто чудо, что мы с Вулфом вообще уживаемся. Различия между нами, некоторые из них, более явно проявлялись за столом, нежели где-то еще. Он был дегустатором, я же – глотателем. Не то чтобы я не мог отличить съедобное от несъедобного – после семи лет образования на готовке Фрица я, как правило, мог даже уловить разницу между превосходным и отменным. Но дело заключалось в том, что Вулфа главным образом занимало то, как на пищу в его пасти отзовутся вкусовые сосочки, в то время как для меня важность заключалась в набивании брюха. Чтобы избежать какого-либо непонимания, мне следует добавить, что Вулфа никогда не смущала проблема, что делать с едой после того, как снята проба. Он мог ее сожрать. Однажды я видел, как он во время своего рецидива, между восемью вечера и полночью, приговорил целого десятифунтового гуся, пока я сидел себе в углу с сэндвичами с ветчиной да с молоком и лелеял надежду, что он подавится. В такие периоды он всегда ел на кухне.
То же самое наблюдалось и тогда, когда нам подворачивалось дело. Тысячу раз мне так и хотелось пнуть его, пока он неспешно двигался к лифту, чтобы натешиться с растениями наверху, или же читал какую-нибудь книгу, смакуя каждую фразу, или же обсуждал с Фрицем лучшее место для хранения сушеных трав. Я же в это время носился вокруг с оглушительным лаем и ожидал, что он укажет мне верную нору. Я признаю, что он был великим человеком. Когда он называл себя гением, то имел все основания говорить это на полном серьезе, вне зависимости от того, какой смысл вкладывал в это он сам. Я признаю, что из-за всех этих его пустяков мы ни разу не прогадали. Но поскольку я всего лишь человек, то никак не мог избавиться от желания хорошенько наподдать ему только потому, что он гений. И порой я оказывался на волоске от этого, особенно когда он вещал нечто вроде: «Терпение, Арчи. Если ты съешь незрелое яблоко, то единственное, чего добьешься, – это резей в животе».
Что ж, в ту среду после ланча настроение мое оставляло желать лучшего. Вулф не только проявлял равнодушие, но и – даже хуже – поступал мне наперекор. Он не стал телеграфировать тому парню в Риме, чтобы тот переговорил с Сантини. Сказал, это бесполезно, и ожидал, будто я поверю ему на слово. Он пальцем о палец не ударил, чтобы помочь мне изобрести силок, которым мы смогли бы затащить Леопольда Элкуса в кабинет, – мол, это тоже бесполезно. Он целиком сосредоточился на книге, хотя я старательно его доставал. Заявил, что в этом деле есть только два человека, с которыми он хоть как-то склонен переговорить: Эндрю Хиббард и Пол Чапин. К разговору с Чапином он пока еще не был готов, а где находится Хиббард, Вулф не знал, так же как и жив он или мертв. Мне было известно, что Сол Пензер каждое утро и вечер наведывается в морги осматривать трупы, но чем он еще занимается, этого я не ведал. Еще я узнал, что тем утром Вулф разговаривал по телефону с инспектором Кремером, но радоваться здесь было нечему, поскольку Кремер сделал по Чапину все, что было в его силах, еще на прошлой неделе и бодрствовал только из необходимости рутинных занятий.
Сол перезвонил около полудня, и Вулф поговорил с ним из кухни, пока я прохлаждался на улице с Питни Скоттом. Чуть позже двух позвонил и Фред Даркин. Он поведал, что Пол Чапин посетил парикмахерскую и аптеку, что городской детектив и парень в коричневой кепке и розовом галстуке все еще на посту и он, Даркин, подумывает о создании клуба. Вулф продолжал читать. Без четверти три позвонил Орри Кэтер и сообщил, что раздобыл кое-что и хотел бы показать это нам, а еще спросил, можно ли ему заехать с этим, он находится у станции метро на Четырнадцатой улице. Я ответил ему: давай. Затем, буквально перед самым приездом Орри, раздался еще один звонок, заставивший Вулфа отложить книгу. Это оказался архитектор Фаррелл, и Вулф поговорил с ним. Тот отчитался, что ланч с мистером Оглиторпом прошел весьма мило, Фаррелл жестко поспорил с ним, но в конечном счете уговорил его. Он как раз и звонил из издательства. Пол Чапин несколько раз находил целесообразным воспользоваться тамошней пишущей машинкой, но вот которой или которыми – относительно этого к согласию так и не пришли, потому он собирался взять образцы печати с целого десятка. Вулф напутствовал Фаррелла, чтобы тот не забыл обозначить на каждом образце заводской номер машинки.
Когда он повесил трубку, я счел своим долгом высказаться:
– Ладно, здесь как будто что-то двигается. Но даже если вы и повесите предупреждения на Чапина, это будет только начало. Со смертью Харрисона отбой, ее вы к нему ни за что не привяжете. И я говорю вам, что то же самое случится и Дрейером, если только вы не заманите Леопольда Элкуса сюда и не подвергнете его операции. Вы должны обнаружить изъян в его истории и расковырять его, иначе мы умоемся. Какого черта мы ждем? Вам-то хорошо, у вас есть занятие – книжку читать… А что, черт возьми, за книжка?! – Я привстал, чтобы подглядеть название. На темно-серой обложке было отпечатано золотом: «Бездна разума», Эндрю Хиббард. Я проворчал: – Хм… может, там-то он и находится, свалился в нее.