— Фидо, найди моего Фидо. Меня зовут…Карло Сориани… я работал тут, на фабрике….Фидо, я нашел его в канаве, выходил… Несчастный испустил дух. А Франц подумал, сколько же ещё войн придется пережить узким улочкам средневекового города, да и кенигсрайху в целом. А Фидо — наверняка это пёс. — Фидо, — закричал Франц, — Фидо! *** Если пёс отправился к праотцам вместе с хозяином, то это будет лучшей кончиной для несчастного животного. Франц заметил обгоревший остов броневика, огонь добрался до бензобака, и полыхнул с новой силой. Бернстоф услышал скулеж, маленький худой черного цвета пёс жалобно скулил. — Фидо? — собака завиляла хвостом. А ещё говорят, животные ничего не понимают. — Я от твоего хозяина, он просил позаботиться о тебе. Франц услышал звуки выстрелов, пулеметных очередей. Он не понимал, кто против кого сражается. Союзники против алеманнов? Алеманны против англов и янки? А между ними, как между Сциллой и Харибдой, жители кенигсрайха и остатки армии, которая не знала, кому подчиняться. Франц подхватил животное на руки и все же решил отправиться на вокзал, но кружным путем. В тех кварталах, где не было боёв и бомбежек, Бернстофу предстало нерадостное зрелище. Полуразрушенные дома, выбитые окна, покореженные деревья, остовы автомобилей. И трупы. Много трупов. — Солдатик, — услышал Франц тихий скрипучий голос. — Да ты с другом! Бернстоф обернулся. Из подвала, который когда-то был винным погребом, а теперь превратился в бомбоубежище, его звала женщина. Старая, сморщенная, худая, незнакомка напоминала пугало, кутающееся в шаль. — Что они сделали с кенигсрайхом, что они сделали с кенигом, — бормотала женщина. — А король то, король! Мало того, что он, как ходили слухи, злоупотребляет морфием, король прихватил цацки, государственные между прочим, и сбежал. Да что это я, старая ворона, разболталась. Ты поди, есть хочешь? И вино у меня доброе, хоть залейся. Франц вспомнил, что с тех пор, как он покинул полк, у него не было и маковой росинки во рту. Глава 39 — Ты проходи, проходи, касатик, — бормотала женщина, и провела Франца в полуподвальное помещение. Франц обратил внимание на пустые стенды из-под вина. — Да, милый, да, — женщина правильно расценила его взгляд, — я продаю вино алеманнам, жить-то надо! Зато сегодня я разжилась на черном рынке консервами и яйцами, и у нас будет чудо какая яичница! Кур-то почти не осталось. Франц расположился за импровизированным столом из винной бочки. Яичница из двух яиц показалась Францу на один зуб, но он не посмел объедать хозяйку, зато с удовольствием приложился к коллекционному вину. А пёс смачно грыз сахарную косточку. — Вот ещё что, касатик, не побрезгуй, — женщина откуда-то вытащила свёрток. — Это гражданская одежда моего благоверного. Времена-то нынче пошли, ой какие времена, и не знаешь, кто друг, кто враг. Это ж что выходит то, а? Мы должны бороться против вчерашних друзей? Франц благодарно принял свёрток и переоделся, признавая правоту нежданной благодетельницы. А ещё женщина всучила ему ружье своего супруга, холщовую сумку, в которой хранились сухие патроны. На прощание Бернстоф обнял хозяйку и отдал ей часы Лонжин, доставшиеся от отца. *** В поезде люди твердили о том, что война кончилась, что алеманны не тронут столицу, так как объявили ее открытым городом, что вот-вот явятся союзники и наведут порядок. А Франц думал о том, что ему нужно навестить учителя в пансионе. Наставник всегда умудрялся знать все обо всех, может, он подскажет, где искать Лили. Франц даже не догадывался, насколько окажется прав, и судьба приготовила ему новые испытания. *** Центральные улицы встретили Бернстофа безглазыми домами, обугленными остовами трамваев и броневиков. Возле гимназии шел бой. И Франц понял. Несмотря на то, что бывшие товарищи, алеманны, надругались над его городом, он не может оставаться в стороне. Он должен защитить свой город, то, что он может защитить. Дым. Огонь. Горящие обломки. Искалеченные памятники. Трупы. Франц заметил, как какой-то военный раздевает труп и переодевается в гражданское. Силуэт показался мужчине смутно знакомым. Мужчина кинул бомбу в пустой грузовик, из машины повалил черный дым. — Эй! — окликнул Франц. Человек обернулся. Энцо. Друг детства. — Энцо? Ты теперь с алеманнами? — Да, я присягнул им на верность. И тебе советую. Наш король совершил глупость, — Энцо презрительно сплюнул под ноги. — Надо всегда выбирать сторону победителей. Ты стал слизняком, Франц. Франц вспоминал, как Энцо однажды пробрался в их сад, как мальчишки, такие разные, подружились, и часто убегали на площадь к донне Джине, матери Энцо. Донна Джина держала таверну, и нередко спускала в плетёной корзине мальчишкам хлеб и ветчину, и это был самый вкусный хлеб в жизни Бернстофа, привыкшего к изысканным деликатесам. Энцо все же сорвал чеку и бросил гранату. Франца оглушило взрывной волной. Громко залаял Фидо. Бывший друг юности попытался сбежать, однако упал, подкошенный пулей. К Францу подошёл пожилой мужчина с военной выправкой, а потом потащил бездыханного Бернстофа в здание пансиона. *** — Очнулся? — на Бернстофа сочувственно смотрел учитель. — И как ты так подставился? — Это же Энцо, он был…моим другом. Что с ним? — Он хотел взорвать пансион, и поэтому я застрелил его. Я не мог позволить, чтобы он как-то зацепил детей. Франц устало прикрыл глаза. Энцо больше нет. Как нет и его однополчан. В этой братоубийственной войне друг шел на друга, брат на брата. Просто потому, что люди верили в разные идеалы. А тем временем союзники продолжали бомбить города, алеманны гнали гражданских и солдат в трудовые лагеря, забирали то немногое, что производили фабрики. Люди предпочитали прятаться, а если и выходили на улицу, то только чтобы разжиться оккупационными марками, обменять добро на черном рынке на продукты, или получить горсть фасоли или жидкого супа в монастырской столовой. Даже немногие магазины не рисковали открывать жалюзи, и работали с черного входа. Люди боялись, алеманны же не брезговали использовать гражданских как живые щиты перед англами и янки, и алеманны же регулярно устраивали устрашающие акты вроде тех, что хотел сотворить Энцо, взорвав пансион. Франц вспомнил о собаке. — Фидо…пёс… Усталое хмурое лицо учителя озарила улыбка. — Кажется, твоя собака нашла нового хозяина. И они тебя ждут. Мальчика зовут Карло, он сын фермера. Его мать, бабушка и сестры погибли при бомбежке. Карло долго не разговаривал. — Пусть зайдут. А потом тебя осмотрит сестра Катарина. В комнату, где лежал Франц, заглянул худенький мальчик. Ребенок обнимал пса, а Фидо в ответ облизывал изможденнок личико. — Как его зовут? — Фидо. Вижу, ты помыл собаку. — Да, а ещё он поел. У нас сегодня фасоль и картошка. И опять бомбили, знаешь, когда воют сирены, я всегда прячусь под кроватью. Фидо спрятался со мной, и мне было совсем не страшно. Франц принял решение. — Хочешь оставить пса себе? Я должен буду уехать, и боюсь, Фидо не перенесет путешествие. — Правда? Мальчишка запрыгал от радости, и Фидо тоже бодро гавкнул. А Франц подумал, что Карло будет гораздо лучшим хозяином, чем он. И что предыдущему хозяину, Карло Сориани, наверняка бы понравилось то, что хозяином пса станет ещё один Карло. Франц устало прикрыл глаза. Глава 40