– Ничего особенного, – говорю я. – Кладовка. Иди переоденься. Я стою в коридоре, пока Сет не заходит в комнату моего брата. Но даже после этого я какое-то время жду, желая убедиться, что он не собирается вернуться обратно и открыть эту дверь. Дверь в комнату Мики. Интересно, знает ли он? Понял ли он все, взглянув на это фото? Или, может, в школе кто-то уже обо всем ему рассказал. Я так этого не хочу. Не хочу, чтобы он задавал вопросы о Мике. Поэтому, несмотря на то что я прекрасно умею сама завязывать тесемки на верхней части купальника, я жду Сета в коридоре. Я завязала только тесемки на шее и стою, прижимая бикини к груди: спина голая, завязки болтаются по бокам. Это новый купальник вишнево-красного цвета. Я знаю, что он мне идет. Увидев меня, Сет округляет глаза. Я рада. Я хочу, чтобы он думал обо мне, только обо мне одной и ни о чем и ни о ком больше. – Поможешь завязать? – говорю я и поворачиваюсь к нему спиной. Я чувствую, как дрожат его пальцы, пока он возится с тесемками. – На один или на два бантика? – едва слышно спрашивает он. – Хватит и на один, – отвечаю я. А потом голос мой становится тихим и нежным: – Ты просто за них не дергай, а то купальник спадет. Он издает какой-то звук, который можно принять и за смешок, и за стон. – Пошли, – говорю я, ускользаю от него и сбегаю по лестнице. Так мы оба отделываемся от мысли о запертой двери в комнату Мики. * * * Я сижу на ступеньках бассейна, опустив ноги в воду, как русалка, которая греется на солнце. Мысль о русалках заставляет меня содрогнуться. Когда были маленькими, мы всегда играли с Микой в одну игру в океане: мы ныряли, как учил нас папа, и снова выплывали на поверхность. Я отбрасываю это воспоминание, после чего, откинув голову, закрываю глаза. Чувствую на себе взгляд Сета. Я не открываю глаз: пусть себе смотрит, сколько хочет. На солнце секунды тянутся медленно и лениво. Когда я открываю глаза, Сет плавает на спине на другой стороне бассейна. Может, он вообще на меня не смотрел? Может, я себе это просто навоображала? Глава 14 Весна КОГДА СТАНОВИТСЯ ТАК жарко, что даже в бассейне и то не усидишь, мы заворачиваемся в полотенца и заходим в дом, чтобы готовиться к экзаменам. С каждый разом, когда мы проводим время вместе, я замечаю, как Сет чувствует себя в моем обществе все непринужденнее, как с него слой за слоем спадает все наносное, оставляя его таким, какой он есть на самом деле. Есть что-то пьянящее в том, что я действительно открываю в ком-то личность. Того, кого никто больше не знает. Того, кто только мой и больше ничей. Сет достает из рюкзака учебники и тетрадки. – А твоему брату разве не надо готовиться к экзамену? – спрашивает он, а Коджи тем временем наигрывает один и тот же аккорд на гитаре. Он переключился с компьютерной игры на гитару – занятие тоже шумное и раздражающее. – Коджи! Шел бы ты практиковаться к себе в комнату! – кричу я. Мы с Сетом снова возвращаемся к нашим тетрадкам. – Причина возникновения миражей – это: а) неравномерное нагревание разных слоев атмосферы, – спрашивает Сет, – б) магнитные помехи в атмосфере или в) истощение озонового слоя в атмосфере? Я задумываюсь. – Вариант А, – отвечаю. – Я точно знаю. – Верно, – с улыбкой говорит Сет. – Ты когда-нибудь видела мираж? – Конечно, – говорю я. – А ты разве нет? – А как ты понимаешь, что это был настоящий мираж, а не просто шутки твоего зрения и воображения? – Ну я же знаю, как выглядит мираж, – говорю я. – А ты никогда не задумывалась, что то, что ты видишь и считаешь миражом, для кого-то другого может выглядеть совершенно иначе? – Когда в следующий раз увижу мираж, я сразу покажу его тебе и мы сверим свои ощущения, – говорю я. Сет улыбается во весь рот. – А откуда ты знаешь, что я окажусь рядом в следующий раз, когда ты увидишь мираж? Я закатываю глаза. – Это же будет в пустыне. Так что с этим проблем не будет. Сет постоянно задевает ногой мои икры. Тогда я прячу ноги под стул. Возможно, ему казалось, что он стучит по ножке стола. Не хочу его смущать. Не понимаю, почему меня это беспокоит, это же всего-навсего Сет Роджерс. – Я принесу воды, – сообщает он и встает. – Ты чего-нибудь хочешь? – Нет, спасибо, – говорю я, переписывая еще один вопрос из учебника на карточку. Сет останавливается у гигантской керамической скульптуры орла, висящей у нас в кухне. Едва мы вошли в дом, как эта птица завладела его вниманием. Не могу его в этом винить: мимо такой махины не пройдешь. Размах крыльев этой птицы достигает полутора метров, и создается впечатление, что она вот-вот вылетит из окна. Орел сидит на специальном подиуме и наблюдает за всем вокруг. – Какой классный, – говорит Сет и пробегает пальцами по крылу. – Прикинь, как круто, наверное, быть птицей? Я поэтому скалолазанием и занялся. Это для меня самое близкое к полету ощущение. Я удивлена тому, как печально звучат его слова. – Хм-м… Ну да. Когда я была маленькой, эта штука меня страшно пугала. Родители, бывало, оставляли нас с няней, так я просила ее закрывать голову птицы кухонным полотенцем – настолько страшно мне было. Мама любит этого орла, потому что он достался ей от ее матери и моей бабушки Глории. Я ее никогда не видела, но многие говорят, что мы с ней очень похожи. Эта скульптура – свадебный подарок бабушке от живущей в пустыне художницы Рут Сетмайр. Сейчас она довольно известна. Она даже была знакома с Джорджией О'Киф[10]. Понятно, что Сет не в курсе, кто это. – Он выглядит таким величественным. И так натуралистичен. – А ты когда-нибудь видел орла на таком близком расстоянии? – Нет, – отвечает Сет. – Тогда откуда тебе знать, что скульптура натуралистична? – Я видел фотографии. И смотрел фильмы на «Энимал плэнет», – говорит он таким голосом, будто я задела его гордость. – Я даже знаю, какие звуки они издают. Сет начинает размахивать руками, как крыльями в полете, и издает что-то наподобие карканья. – Это больше похоже на ворону, – хмыкаю я. – Я царственный орел! – кричит он, все еще размахивая руками и каркая. Это так смешно, что я чувствую, как в моей груди рождается настоящий взрыв смеха. Сет видит, что я смеюсь, и это еще сильнее его раззадоривает. Он начинает еще сильнее скакать, каркать и махать крыльями, как настоящий сумасшедший. И вот он теряет равновесие, его заносит в сторону дорогого маминому сердцу орла Рут Сетмайр, я вскакиваю, чтобы помочь ему остановиться, но он врезается прямо в скульптуру. Она переворачивается, и на какое-то мгновение мне кажется, что она сейчас полетит, но вместо этого орел падает на пол и – ой, ой, ой… Скульптура разлетается на части. Больше всего досталось голове, да и крылья все в трещинах. Я вспоминаю, сколько раз я, Мика и Коджи пробегали мимо этого орла. Сколько раз мы подныривали под него и обегали его по кругу и родители бранили нас. Орел казался вечным и нерушимым. Но сейчас стало очевидно, что это не так. Сет остолбенел, как будто сам обратился в статую: рот открыт, глаза широко раскрыты. В кухню вбегает Коджи. Такое, разумеется, не могло не отвлечь его от гитары. – Вы убили орла! – говорит он, как сущее дитя. – Мы его не убивали, – отвечаю я, вовсе не собираясь брать на себя вину, говоря «мы». – На самом деле он и не был живым. Он просто разбился. Сама не понимаю уж почему, но почему-то мне хочется четко разграничить эти понятия. – Мама с ума сойдет, – говорит Коджи деловым тоном. – Это же был орел бабушки Глории. – Мне очень жаль, – произносит Сет, проводя рукой по волосам. – Какой же я идиот! Он не предлагает заплатить за скульптуру. Но это ничего. Он все равно бы не смог. – Коджи, помоги Сету убрать пол, – говорю я. – Я сейчас вернусь. Мне нужно побыть одной, успокоиться. Я поднимаюсь по лестнице, захожу к себе в комнату и падаю на кровать. Через минуту дверь в комнату скрипит и заходит Мика. Она садится на край кровати. – Вы что, разбили маминого орла? – Мика округляет глаза. – Того, который достался ей в наследство от бабушки Глории? И что ты будешь делать? – Не знаю. Мама меня убьет. – Ой, да не убьет, – говорит Мика, – но очень расстроится. Это еще хуже. – Блин, блин, блин, – бормочу я.