Хельга повернулась к Ахиму, её взгляд по-прежнему был спокоен и печален. – Тебе нужно жениться, Ахим, – сказала она. – Тебе нужна жена для заботы, дети для радости, тебе необходима семья. А о Берхарде я позабочусь. Никакое зло его не коснётся. – Женитьба? Семья? О чём ты говоришь? – удивился Ахим. – Мне нужна только ты! – Я приношу тебе лишь горе и несчастье. Я не смогла уберечь Эльзу. Постарайся вычеркнуть меня из своей жизни и выполни последнюю волю дочери, женись. – Значит, ты всё-таки не хочешь связать со мной свою судьбу, – тяжело вздохнул Ахим. – Даже советуешь мне жениться. – Не не хочу, а не могу. – Может, ты и невесту мне уже подыскала? – Ахим был недоволен. – Нет, не искала. – Хельга вновь устремила взор в сад. – Однако могу посоветовать обратить внимание на дочь твоих соседей. Христина не блещет красотой, и потому, наверное, задержалась в девках, но поверь, женой тебе станет великолепной и подарит много детей. – Ты решила поиздеваться надо мной? – воскликнул Ахим. Он совсем обиделся на Хельгу. Мало, что много лет мучает его беспричинными отказами, так ещё и имеет наглость сватать ему какую-то старую деву. Ахим ушёл вглубь комнаты и сел за стол. – Я хочу, чтоб ты был счастлив, – ответила Хельга. – Если б ты этого хотела, то давно бы уже уехала со мной отсюда. – Женитьба сможет принести спокойствие тебе и твоей душе, я знаю… – Много ты чего знаешь, – проворчал Ахим. – Смотришь в будущее. Почему же ты не предупредила Эльзу о грозящей ей смерти? – Я предупреждала. Я говорила, что связь с ландграфом опасна. А Эльза отвечала, что согласна умереть, но от Генриха не откажется. Любовь её оказалась сильнее страха. – В таком случае мне остаётся лишь позавидовать Генриху – его любили так, как я мог только мечтать. На это Хельге нечего было ответить. Она признавала, что Ахиму есть за что держать на неё обиду, но не собиралась ни в чём перед ним оправдываться. Женщина молча прошла к сундуку, взяла лежащий на нём свой плащ и накинула его на плечи. – Ты уже уходишь? – встрепенулся Ахим Штаузенг. Его обида тут же растаяла, и её место заняло горькое предчувствие разлуки. – Да, мне пора, – спокойно ответила Хельга. – Моё долгое пребывание в твоём доме может вызвать пересуды соседей. Ахим заволновался, ему не хотелось столь скоро отпускать Хельгу, он слишком редко видел её. Мужчина вышел из-за стола и торопливо приблизился к любимой женщине. – Останься ещё ненадолго, – попросил он. – Мне безразлично, что говорят обо мне люди. – Но мне не безразлично. – Останься. Хельга опустила глаза. Больше всего на свете ей хотелось остаться с Ахимом и никогда с ним не расставаться. Но это было невозможно. – Ни к чему, Ахим, мне задерживаться, – тихо произнесла она. – Не нужно это. И Хельга уверенно направилась к двери. – Через семь дней я зайду отдать кулон, – сказала она перед выходом. – Через семь дней, – эхом отозвался Ахим, не в силах отвести полный грусти взгляд от своей возлюбленной. – До свидания. И подумай над моими словами. Хельга вышла из комнаты и тихо закрыла за собой дверь, вновь, уже в который раз за много лет, оставив Ахима наедине с его разбитыми мечтами. Генрих часто навещал своего сына, по-прежнему живущего в семье Клоса Кроненберга. Малыш Берхард уже узнавал этого большого широкоплечего мужчину и радовался его приходу. Ведь только его сильные руки могли так высоко поднимать Берхарда ввысь и там кружить, даря захватывающие минуты полёта, ведь только он не сердился, когда Берхард в азарте игры дёргал за его светлую короткую бороду или даже за волосы. Этот мужчина вообще никогда не сердился на Берхарда, смеялся вместе с ним густым и громким смехом. Вот только жаль, что этот весёлый великан уходил и не забирал Берхарда с собой. Радостно повизгивая, поддерживаемый сильными папиными руками, малыш Берхард прыгал и резвился у отца на коленях. – Ах ты, озорник! – широко улыбаясь, журил его Генрих. – Ты мне уже все колени оттоптал. Но мальчик в ответ только громко взвизгнул. – Да-да, – согласился с ним отец. – Вон, твой дружок сидит себе спокойно у мамы, не прыгает. Маленький толстячок Кларк неподалёку сидел у матери на коленях и с завистью смотрел на забавы Берхарда. Он тоже порывался повторить игру друга, но строгая мать не позволяла ему этого, и Кларку оставалось только обиженно кряхтеть. – Позавчера к нам приезжал гер Штаузенг проведать внука, – поведал Клос Кроненберг, стоя у камина и поправляя кочергой дрова. – Он привёз Берхарду подарок. – Вот как! – воскликнул Генрих. – И что же это за подарок? Мне любопытно. – Золотая цепочка с кулоном. Она сейчас на Берхарде. – Ну-ка, Берхард, сядь, успокойся, похвастайся твоим новым украшением. Со второй попытки отцу удалось утихомирить сына и усадить его на своих коленях. Генрих подсунул палец под воротничок белой рубашечки на мальчике и осторожно вытянул наружу цепочку. Сверкнув золотым блеском оправы, поверх одежды легла крупная жемчужина необычной формы в виде капли. Генрих, конечно, сразу же узнал украшение. Он подарил его Эльзе на Рождество, и девушка назвала этот кулон «Регентропф», потому что жемчужина показалась ей очень похожей на каплю дождя. – Это цепочка Эльзы, – произнёс Генрих, поворачивая в пальцах кулон. – Да. И гер Штаузенг сказал, что сей кулон был её любимым украшением, – добавила Хармина. – Эльза сказала тогда, что оно может стать реликвией моей фамилии. – Вот и стало. – Да, действительно. Берхард, широко раскрыв глаза, заворожено смотрел на лёгкий блеск жемчужины, лежавшей на отцовской ладони, потом протянул к ней свою ручку и потрогал пальчиками. Однако он, видимо, вспомнил, что место этой вещицы вовсе не в чужой руке, так как схватил кулон и спрятал его у себя за пазухой. – Да, малыш, это твоя вещь, – признал Генрих, погладив сына по чёрным кудряшкам на голове. – Никто у тебя её не отберёт. Ахим правильно сделал, что надел Берхарду кулон. – Очень правильно, – согласилась Хармина. – Так душа матери будет ближе к сыну. – Пусть носит эту жемчужную «капельку», не снимая. – Гер Штаузенг пожелал того же. Спрятав кулон, малыш Берхард снова захотел попрыгать на отцовских коленях, о чём сообщил звонким возгласом и энергично потянул папу за рукав, пытаясь при этом подняться на ножки. Отец устало вздохнул, но всё же весело улыбнулся игривому сыну и позволил ему продолжить прерванную забаву. – Вы так и не надумали составить гороскоп Берхарда, ландграф? – поинтересовался Клос Кроненберг, отойдя от камина и присев на стул рядом с собеседниками. – Нет. Я не меняю своих решений и принципов, – дал твёрдый ответ Генрих. – А ты составил для Кларка? – Составил. – И как? Судьба Кларка нарисовалась хорошей? Надеюсь, никаких ужасных потрясений для него не уготовлено? – В судьбе моего сына будет и хорошее, и плохое, но ничего глобального: ни больших побед, ни больших поражений. – Это тоже неплохо. Значит, жизнь Кларка протечёт гладко и спокойно. Главное, чтоб он вырос сильным, здоровым и смог продолжить твой род. – Да уж, вы правы, ландграф, – поддержала Хармина. – Для счастья нужно немного: мир в семье, здоровье родных, благополучие детей. – Кстати о благополучии. Угомонись, Берхард, отдохни немного. – Генрих усадил сына на свои колени, и на этот раз, видимо, тоже устав прыгать, малыш сразу послушался папу. – Клос, Хармина, вы очень помогли мне в последний год, много сделали для меня и моего сынишки, и я хочу вас отблагодарить. Клос Кроненберг, я освобождаю тебя от ренты, которую ты мне исправно платишь. Указ об этом уже готов и мною подписан. Владей этими угодьями свободно, заводи свои порядки, и сын твой пусть так же будет свободен от обязательств перед Регенплатцем. – О, ландграф… Клос был обескуражен столь неожиданным и радостным известием. Он нерешительно поднялся со стула и сбивчиво проговорил: – Я… Я безмерно благодарен вам. Но… Но вы должны знать, что моя помощь вам, моя служба вам бескорыстны… – Я это знаю, – дружески улыбнулся Генрих. – Потому и благодарю тебя за верность, за искренность, и жене твоей милой Хармине за доброту отплачу щедро. – Не нужно больше ничего, ландграф, – скромно ответила молодая женщина. – Вы и так сделали нам слишком щедрый подарок. – Нужно, Хармина, – заверил Генрих. – Вы как никто достойны привилегий. Я скоро поеду к королю и обязательно расскажу ему об отважном и благородном роде Кроненбергов. Хочу, чтоб ему наконец присвоили дворянский титул. – О, ландграф, это… – Но хватит об этом, друзья мои, – прервал Хармину Генрих. – Поговорим о другом. У меня есть к вам одна большая просьба.