Он покатал в голове мысль, что именно романтик, придумавший слащавый до отвращения сюжет, оказался способен напасть на Риту. – Я поискал Варфоломеева в Сети, – тем временем говорил Илюшин. – Не нашел. Ничего нам о нем не известно, кроме того, что он так хотел заполучить целиком свой тираж, что не остановился перед нападением. Ну и что он импотент. Бабкин, допивавший кофе, чуть не поперхнулся. – Мне послышалось, или ты сказал – «импотент»? – А иначе откуда это стремление к бесплотности? – Может, тетка писала! – осенило Бабкина. – Нет. Это предположение я уже рассмотрел и отверг. Специфически мужская сладострастность проглядывает за сентиментальным сюжетом… И кое-где попадается вздор, который может нести только мужчина. Сергей заинтересовался последним пунктом. Макар спрыгнул с подоконника и небрежно поворошил распечатанные листы. – Хотел процитировать, но что-то не найду эту страницу. Вот, например, описывает автор летнюю жару и толстую пышногрудую женщину, которую герой встречает день за днем по дороге в магазин. Грудь у нее висит, просвечивает сквозь платье, и все проходящие мимо мужики пялятся и лыбятся, а вот герой не такой: он отводит глаза и вспоминает тонкое изящное тело любимой. Она, кстати, балерина. Тоже слегка бестелесная. Бабкин потянулся в кресле. – Не вижу тут особого вздора. Макар одарил его снисходительным взглядом, который яснее ясного говорил: ну, еще бы. – Полногрудая женщина, не носящая бюстгальтер в жару, – небывалое явление. – Это еще почему? – удивился Сергей. – Затем, что тело под грудью потеет, спина болит, плечи ноют… Лифчик распределяет нагрузку более-менее равномерно. Задумывался ли ты хоть раз, каково носить под шеей пару килограммов плоти? – В голосе Макара прозвучала горькая уязвленность человека, которому приходилось испытывать эти мытарства неоднократно. – Как все это трется, тянет вниз, словно ярмо? Мучительное состояние. – Ты не преувеличивай… – А тебе известно, что к женщинам, которые проходят операцию по уменьшению груди, за границей приставляют физиотерапевта? Который учит их заново ходить? Потому что без груди они заваливаются назад. – Врешь, – не совсем уверенно сказал Бабкин. – Центр тяжести-то смещается. Потрясенный этой картиной, Сергей позабыл, с чего начался разговор. Женщины могли быть выдумкой от начала до конца. Но если нет… Бабкин решил, что не хочет этого знать. Должен быть какой-то специальный термин для людей, которые насилуют других вредной, избыточной, совершенно им не нужной информацией. Среди них Илюшин был бы рецидивистом. Бабкин пытался вспомнить, о чем вообще шла речь, но вереница обезгрудевших женщин шла перед его мысленным взором, и все как одна заваливались назад. Тьфу, черт! – Не рассказывай мне больше ничего об этой паршивой книжонке, – потребовал он. – Пойду Маше позвоню, узнаю, не отфутболили ли Риту с ее заявлением. Макар не отозвался. Он разглядывал страницу с рисунком. – Плохо автор знает Толкиена, – заметил он. – Это не тенгвар. – Ты о чем сейчас? – Толкиен придумал несколько искусственных языков, я знаю только квенья и синдарин. Существует еще как минимум гномий… Не важно. Для записи на эльфийском был изобретен тенгвар. Я помню его визуально, и это не он. Бабкин пожал плечами: – Иллюстратор напортачил. Макар что-то угукнул в ответ, не отрываясь от изображения. Он покрутил его так и сяк, перевернул и посмотрел на просвет. – Ты еще к зеркалу прислони, – насмешливо посоветовал Сергей. К его изумлению, Илюшин последовал совету. Бабкин пошел за ним в ванную комнату, зачарованно наблюдая, как его друг тянет шею и пытается рассмотреть письмена в отражении. – Символы повторяются, – бормотал он. – Нет, это все-таки произвольные каракули… – Я тебе сразу так и сказал. – Сергей окончательно потерял интерес к книге и не понимал, отчего Макар никак не уймется. – Слушай, что у нас по новым клиентам?.. Богомол в прошлом месяце обещал нас привлечь – объявился? – Не объявился… – рассеянно сказал Илюшин. – Серега, мне не дает покоя этот текст. В нем все неправильно, но что именно – не могу объяснить. Давай ты его прочтешь. Может быть, тебе что-то будет понятно? Бабкин вытаращил на него глаза. Макар пожал плечами: – Я не верю в версию о фанатичном авторе, уничтожающем роман. – Почему? Единственное разумное объяснение! – Он не мог не знать, что электронная копия есть у издателя. Зачем нападать на человека, унесшего с собой книгу из магазина? Бабкин расхохотался. – Да он псих, Макар! Ты ждешь логичных поступков от писателя, скупившего собственный тираж на корню? – В тексте все-таки есть какая-то неприятная странность… – пробормотал Илюшин. Отказать Макару, когда он чего-то хотел, было невозможно. Чертыхаясь, Бабкин унес с собой книгу и дома приступил к вдумчивому изучению. Его хватило на восемь страниц. Он вяз в предложениях. Его тошнило от сюжета. Он не мог понять, что проку в хорошем стиле, если этим стилем излагается такая зверская муть. – Мужик-ангел. Ну, зашибись, – пробормотал он. Прийти в себя можно было только одним способом. Пользуясь отсутствием жены, Сергей уселся за компьютер и два часа с наслаждением палил по монстрам, пока песни ангелов не были окончательно заглушены в его голове грохотом, скрежетом и пальбой. Ночью его разбудил телефонный звонок. – Макар, что случилось? – спросил Бабкин, мгновенно проснувшись. У них не было принято звонить друг другу по ночам без веского повода. – Я прочитал надпись на рисунке, – сказал Макар отчетливо и так близко, словно сидел на стуле возле кровати своего друга. – Серега, это действительно шифр. Довольно простой. Нам срочно нужно отыскать того, кто написал книгу. – Его полиция и так будет искать за нанесение легких телесных… – Поняв, что Макар жив и здоров, Сергей мгновенно успокоился и начал проваливаться обратно в сон. – До утра это не терпело? Отдаю, конечно, должное твоим способностям дешифровщика… Будешь теперь зваться Шампиньон. В честь Шампиньона. Илюшин, в другое время не преминувший поправить его, не обратил на сонную болтовню Бабкина внимания. – Я уверен, он его убьет. – Кто кого?.. – Заказчик книги того, кто ее написал. Я позвонил Рите, чтобы она срочно предупредила издателей и они вышли на своего автора, но с этим возникли какие-то проблемы. Бабкин сел на кровати и помотал тяжелой, как ведро с водой, головой. – Так, давай сначала. Я ни черта не понял. – Надпись вокруг единственного рисунка в книге – не тарабарщина, как мы предполагали. Это простой детский шифр. Слова разделены пробелами, и фраза повторяется трижды – вот что поначалу сбило меня с толку. Но когда я понял закономерность, мне удалось легко прочесть, что зашифровано. «Эти истории придумал не я, и я расскажу об этом всем». – Что придумал не ты? – Серега, не тупи. Так выглядит фраза, которая написана вокруг небесной двери. «Эти истории придумал не я, и я расскажу об этом всем». – Так. Ладно. Допустим. И какие выводы ты из этого сделал? – Автор сюжета и человек, написавший книгу, – это разные люди. По каким-то причинам первому было очень важно изъять роман из продажи. Так важно, что он не остановился перед нападением. По этой логике он должен убить написавшего «Песни ангелов». Бабкин помолчал, осмысливая. – Я не вижу здесь никакой логики, – признался он. Макар вздохнул. – Хорошо, оставим до утра. Набери меня как проснешься. Нужно будет отыскать писателя. Бабкин согласился с невыразимым облегчением. В эту минуту он согласился бы искать кого угодно, лишь бы поиски были отложены часов до десяти.