– Я не буду, – отказалась Кристина. – Только салатик. Чуть-чуть. – Что-о? – Ма-ам, это жирное! – Сама ты жирная, – это уже Варвара. – Нет, и не собираюсь такой стать, – отрезала Кристина. Бунт дозволен только ей. Она – младшенькая, любимая. Папино сокровище, мамина отрада! Пока я накладывала детям пюре, за столом шел нейтральный разговор. Я немного отвлеклась, обдумывая рабочие проблемы. Обычно я, как солдат на вражеской территории, отслеживаю происходящее, чтобы в нужный момент, если потребуется, перевести огонь на себя. Но сегодня мои мысли витали далеко. – …на этот раз в каком-то пафосном рыбном ресторане, – ворвался в мои мысли голос мужа. – Место с каждым разом все престижнее. Лет через десять, чувствую, выберут «Белугу». – А что, там отличный вид! – заметила Варвара. Они обсуждали встречу одноклассников Ильи. У них она проводится каждые пять лет. – Что наденешь? – заинтересованно спросила Ульяна. – Ничего не надену, мам, – засмеялся Илья. – Я, естественно, не пойду. – Отчего же! – вскинулся Виктор Петрович. – Брезгуешь школьными товарищами? – Да ну, брось, пап… – Личность не должна обособлять себя от коллектива! – Если бы я считал, что должна, я бы сейчас тут не сидел, – шутливо отозвался Илья. – Не надо сравнивать! Это другое! Кристина потребовала, чтобы ей передали морс, и предложила отцу не заводиться. Варвара все твердила о прекрасном виде из окна ресторана «Белуга». – А я согласна с Илюшей, – кротко сказала Ульяна. – Ему не следует ходить на эту встречу. Там соберутся солидные мужчины, которым есть чем гордиться. Илье будет среди них некомфортно. Все, я опоздала. Прошляпила, балда, подступающую угрозу. Решила, что выходка Кристины не будет ничего нам стоить. Идиотка! Наступила тишина, нарушаемая только чавканьем Харламова-старшего. – Почему же мне будет среди них некомфортно, мама? – Илья нахмурился, отложил вилку. Она пожала плечами: – Мальчики всегда меряются достижениями. Уж я-то знаю! «Илья, молчи!» – мысленно воззвала я. Но он непонимающе помотал головой, словно бычок, которого со всех сил ударили по лбу. В этот момент еще можно было перевести все в шутку. Но Илья проглотил наживку и теперь сам послушно брел на бойню. – Ты хочешь сказать, у меня нет достижений, которыми я могу гордиться? Он смотрел на мать с детским изумлением, и я взвыла про себя. Ульяна Степановна не торопясь вспорола тугую шкурку колбаски. На картошку брызнул горячий прозрачный сок. – Не то чтобы совсем нечем… – начала она таким тоном, что не оставалось пространства для сомнений: ее сын – неудачник, пустое место. – Нет, ты молодец, правда. Мы с папой очень тобой гордимся. Последняя фраза окончательно ушла в минор. Илья начал краснеть. – Я не встречаюсь с одноклассниками, мама, потому что мне не о чем с ними разговаривать. Меня травили с шестого класса по девятый, при полном попустительстве учителей. Мои, как выражается папа, товарищи – законченные говнюки… – Илья! – При детях!.. – …и я ни секунды не верю, что они изменились за последние пятнадцать лет. Да и у меня была возможность в этом убедиться десять лет назад. Вот почему я не хожу на встречи, мама! А не потому, что стыжусь того, что я программист. Мне нечего стесняться. – Ой-ой-ой, травили его… – пробормотал Виктор Петрович. – Из мухи слона… – Из мухи слона? – взвился Илья. – Когда меня головой в унитаз макали, это был слон, по-твоему? Или муха? Снова наступило молчание. Сестры сочувственно посматривали на Илью. Дети, синхронно отодвинув тарелки и пробормотав заученно «спасибо-бабушка-все-было-очень-вкусно», незаметно исчезли. Они умные львята: знают, когда нужно прятаться в саванне, а когда можно лежать на ветке, лениво качая лапой у всех на виду. Илья перевел дух. Он полагал, что последнее слово осталось за ним. Что, вызвав к жизни эти ранящие воспоминания, упомянув о них вслух, он закрыл тему. Бедный мой, любимый, бесконечно наивный муж! Ульяна придвинула к себе солонку. – В вашем классе было двадцать пять человек, – невозмутимо сказала она. – А макали только тебя. – Что ты хочешь этим сказать? – Ничего-ничего! – Нет, серьезно! На что ты намекаешь? Что я был сам виноват? – Ну, ты заикался… – И это, по-твоему, повод?! – Ты не вписывался в коллектив… – Господи, мама! – В самом деле, Илюша, вспомни: ты ни с кем не дружил, мы с папой вечно подыскивали тебе приятелей среди детей наших друзей, и даже они воротили от тебя нос. – Как и я от них! Из принудительной дружбы никогда ничего хорошего не выходит! И что значит – «воротили нос»? – Он горячился все сильнее, не понимая, что приоткрытые ворота бойни неумолимо приближаются. – Раз уж ты об этом заговорил: тебе стоило… – Я заговорил?! – …научиться давать сдачи! – Мама, ты когда-нибудь пыталась дать сдачи десяти здоровым парням? – Ну, это не аргумент! – А что тогда аргумент? – Оправдывать собственную трусость численным превосходством противника низко! – вмешался Виктор Петрович. – Прекрасно! Вот я уже и трус! – Илюша, я не говорю, что те мальчики, твои одноклассники, были правы… – Вообще-то, мама, ты именно это и говоришь! Кристина поднялась из-за стола: – Так, все, меня это достало! Ссорьтесь без меня! – А НУ СЯДЬ! Мгновенный переход от фальшивой умильности к ярости в голосе матери испугал Кристину. Вот оно, то главное, ради чего все затевалось. Можно отказаться от жирного мяса, но нельзя по своей воле выйти из-за стола, если мамочка еще не закончила экзекуцию. Побледневшая Кристина молча опустилась на место. Бунт на корабле был подавлен. – А мне нравится вид на Кремль, – пробормотала Варвара. Илья молчал, глядя перед собой застывшим взглядом. Виктор Петрович чавкал.