Я насмешливо изогнул бровь. Мы оба понимали, что это бесполезный фарс. – Чего тогда вцепился в меня мертвой хваткой? – Слишком много в тебя вложил. – Ну ты думай, Рустем, думай. Времени у тебя на это теперь предостаточно, - ответил я, поднимаясь на ноги. – Только не затягивай. Кустанайские баи совсем недвусмысленно намекнули о том, кто им нужен. – Сорок, - бросил он мне вдогонку, когда я уже одной ногой был у дверей. – Пятьдесят. – Имей совесть, Архип. Часть выручки идёт в общак. Мне что останется? Проще заменить тебя. – Меняй. Что я от этого потеряю? – Черт с тобой, - сдался он, приняв мой блеф за чистую монету. – Пятьдесят, так пятьдесят. – Оклемаешься - позовешь. ... Увидев в коридоре мать в окружении интернов, решил просто пройти мимо. – Дима. Остановился. Тяжело вздохнув, посчитал про себя до трёх и обернулся. – Что ты здесь делаешь? – Пытаюсь уйти. Бросив взгляд мне за спину, ее глаза безошибочно уткнулись в дверь, ведущую в палату Алиева. – Я же просила тебя, - сказала она, верно истолковав цель моего визита в ее лекарню. – Я тебя тоже просил. Не вмешиваться в мою жизнь. – Я твоя мать! – Это ты мне напоминаешь или себе? – Дима. Да ..., да как с тобой можно разговаривать? – Не разговаривай. Так обоим проще. – В чём я перед тобой виновата, что ты так себя ведёшь со мной? Неужели я не заслужила элементарного уважения? Старая заезженная пластинка на крышесносном повторе. – У меня к тебе встречный вопрос. Хотя, можешь на него не отвечать. Мне не интересно. – Да что с тобой не так? – Все со мной так. Мне некогда. Извини. Протиснувшись мимо, поспешил уйти, оставив мать с поджатыми губами молча всматриваться мне вслед. .. мне семь лет. Несмотря на середину осени, солнце печёт нестерпимо. В Узбекистане всегда солнце. Много солнца. Я самовольно убегаю со двора. Позади наших панельных домов частный сектор. Туда мы частенько бегали весной с пацанами поживиться зелёным урюком или кислой, едва поспевшей, клубникой. Еще тогда я приметил один огородик с синими розами, так восхищавшими маму. И сейчас, прилипнув к забору, стоял и высматривал наиболее удачные бутоны. Собаки скалились на меня с той стороны, предупреждающе порыкивая. – Чего тебе, мальчик? Из-за угла дома выглянула женщина. Придирчиво осмотрев мой внешний вид, выжидающе выгнула бровь. – Дайте мне три розочки, пожалуйста. У моей мамы завтра день рождения. – Иди, иди, давай, - сразу же запричитала она, отмахнувшись руками, словно от прокаженного. – Бог подаст. Бог подаст? Как знаете, тётенька... .. Выкорчевав вечером из маминой аптечки пачку Супрастина, засунул ее в карман, и как ни в чем не бывало отправился спать. Едва только в доме наступила полная тишина, выбрался из-под одеяла и тихо протопал на кухню к холодильнику. Стащил пару кружочков вареной колбасы, оставшейся с ужина и так же тихо прокрался к окну. Первый этаж. До асфальта каких-то полметра. Оглянувшись последний раз назад, лихо спрыгнул вниз. По проторенной дорожке вернулся к манившему меня участку. Одна из собак кинулась на сетку, вторая зарычала где-то рядом. Выудив из кармана колбасу, нашпиговал каждый кусок таблетками и по очереди скормил обоим псинам. Не прошло и часа, как их подкосило. Сделав глубокий вдох и уняв мандраж в руках, перебрался без лишнего шума туда. Вожделенные розы под светом луны были как на ладони. Какая-то непонятная детская злоба накатила на меня волной. Неужели было так жалко сорвать бедных три розочки? Неужели я попросил о многом? Поддалась из них только одна. Остальные не уцелели - что не смог ободрать, затоптал. Вернулся довольный с содранными до кровавого месива руками, на которые не обращал особого внимания, предчувствуя мамину завтрашнюю радость. Но радости не получилось. Поутру, услышав за стеной мамин голос, вытянул из стакана розу и, окрылённый, побежал в коридор. До мамы остался всего один метр, но так некстати прозвенел звонок в дверь. Спрятавшись за косяком, решил устроить сюрприз, выпрыгнув ей навстречу, как только она освободится. – Открывайте, давайте! - Нетерпеливо заголосили из-за дверей. Едва мама щёлкнула замком, в проёме показалось негодующее лицо боговерующей хозяйки синих роз. – Где этот мелкий засранец? – Вы по какому поводу? - Не сообразила мама. – Ваш сын! Ваш сын ободрал мне все розы! Ночью! Собак отравил и ободрал! – Успокойтесь, женщина. Мои сыновья ночью спят. Вы не по адресу пришли. – Да я в милицию заявление напишу! Я в махаллю жаловаться пойду! На шум вышел отец. Легонько поддержав маму за талию, вклинился в диалог. – С чего вы вообще взяли, что это был наш сын? – Он, гаденыш мелкий, вчера все топтался у калитки. Розы просил для мамы. Черт вас возьми, все затоптал. И собак отравил! – Я бы попросила не оскорблять моего сына. Это во-первых. Во-вторых... – Да что ты с ней разговариваешь, Алина? Закрой дверь и все. Сумасшедшая какая-то, - отозвался отец, захлопывая входную дверь. Попытавшись спрятать розу за спину, случайно задел занавеску позади себя. Скрипнула гардина, выдав меня с потрохами. Родители обернулись. Мама во все глаза уставилась на цветок в моих руках. – С днём рождения, мама! - Со счастливой улыбкой протянул ей свой подарок. – Ах ты ж, сволочь! Стянув с ноги тапок, со всей дури запустила его в мою сторону. – Алина! – Что, Алина? Да ты посмотри на него! Ещё и улыбается стоит! – Сын хотел сделать тебе подарок. – Хорош подарочек! Собак убил, розы вытоптал. Мало того, ещё и ночью.