Как неумолимо бежит время, и как мало изменилось за эти несколько лет. Я думал, что ненавижу ее, я хотел ее ненавидеть, призирать, и мне почти удалось убедить себя в этом. Пока Сизов не упомянул о том, что ее могут убрать. Вся надуманная ненависть рассыпалась в прах, я испытал ужас от осознания того, что могу потерять ее. Да, она не была моей, но я мог хотя бы видеть ее изредка и издалека. Каким же я был дураком, убеждая себя, что я наблюдаю за ней только потому, что ненавижу и желаю ей смерти. Смерть стояла рядом с ней, но теперь я не был ее союзником. Сизов видел много, возможно слишком много из того, что я не хотел показывать. Он предложил мне единственный возможный вариант — ее спасение взамен на молчание и полный контроль с моей стороны. Если бы он знал, что тем самым он дарил мне и рай, и ад. Находиться рядом с ней и не иметь возможности дотронуться… Она приехала к Сизову с виду воинственная, на самом деле перепуганная до смерти. Она приехала ради него. … Ни одного человека я не ненавидел так сильно как его. Антон…Синица. Я мог бы многое рассказать ей о нем, но я молчал. Это причинило бы ей боль, но может лучше так? Когда она бросила мне в лицо, что любит его, я испытал острую боль, будто пуля прошла сквозь меня. Я даже не мог вспомнить, было ли мне когда-нибудь так больно? Но я был согласен испытывать эту боль вечно, лишь бы она не испытала то, что испытала через неделю после этого. Антон с ледяным взглядом, обнимающий очередную…Мне было плевать на него, на его чувства, но я дорого бы отдал, чтобы оградить ее ото всего этого. Это убило ее. Она пыталась справиться с этим, но я видел… Я буквально кожей ощутил, все, что она чувствовала. И, да, Боже, прости, я был рад, что она больше не нужна ему, что это чудовище наконец-то выпустило ее из своих когтей. Я ликовал не больше минуты, пока не увидел глаза Сизова, в которых прочел смертельный приговор ей. Теперь он мог спокойно убрать и ее и ее отца. Может быть, я не прав, что маловероятно, поэтому не перестраховаться я не мог. Решение пришло мгновенно. — Останься,- я сказал ей это так, чтобы она поняла, что это не просто моя прихоть. — Я больше не играю в эти игры,- ее безжизненный голос в ответ. — Останься, прошу тебя… И она осталась, возможно, потому что поняла, что я хотел ей сказать. Да, она поняла, а я разрывался от боли и отчаянья, глядя на нее. Она мучила себя, ловя каждый взгляд Антона, смотрела, не отрываясь, на то, как он обнимал и целовал другую. Моя бедная мужественная девочка. Я не смог бы наблюдать, будь я на ее месте. Но она все выносила. Для чего? Что она хотела понять, увидеть? Я заслонял ее от ее же горя как мог, я сдерживал ее ярость, я пытался приглушить ее боль. Я надеялся, что хоть как-то смогу помочь ей. Господи, почему ты так жесток к ней? Ведь даже я смог понять и простить ей ее поступок. Я больше не держал на нее зла, я не понимал даже почему ее ложь тогда в прошлом довела меня тогда до безумия, до ненависти, возможно уже тогда я безумно ревновал ее ко всему, даже к призраку. Понял слишком поздно. Тогда я четко дал ей понять, кто она и как я ее ненавижу. Она не стала искать доказательств моих слов, и я потерял ее. Теперь уж не знаю за какие такие заслуги, мне, возможно, давался еще один шанс. Я не хочу больше ее терять. Мне даже стало вдруг все равно, видит ли она во мне другого. Да, даже если так, то, что я сделаю на этот раз? Все стерто, все забыто: он, я… для нее есть только Антон. Этот мрачный монстр, наводящий ужас даже на видавших все парней. Я много слышал историй о нем, и все они были разнообразны, но одинаковы в одном — жестокость, не знающая границ. Я знал о нем такое, что навсегда бы отвратило ее от него. Но молчал. Я даже не мог представить, как она была с ним, да и не пытался. Один раз я совершил такую ошибку — представил ее в его объятьях — я разгромил все, что мне попалось под руку, чуть не покалечил Вику, за что себя никогда не прощу. Все поверили в наш фарс. Лена как могла улыбалась мне и призывно тянулась. Все поверили. Все, кроме Сизова. Но он не тронет ее теперь точно. Я не позволю, даже если за это мне придется расплатиться не только своей жизнью… Господи, что я делаю? Но иначе я просто не могу. Я увлек ее вглубь сада, а эта девчонка попыталась соблазнить меня. Назло ему. Дурочка, маленькая, глупенькая, но до сих пор любимая… Я столько раз представлял, как привожу ее в свой дом, и вот она здесь. Спит, как ангел. Мой персональный ангел. Она начала разговаривать во сне, выкрикивала его имя, умоляла отпустить ее или лучше убить. … После этих слов она проснулась, а я на мгновенье потерял дар речи. Что это? Она опять врет мне, что любит его? Или врет себе? Что он с ней сделал? Она так и не призналась мне. Да и честно, я не уверен, что выдержу правду. Я задумался и не заметил, как эта чертова пробка рассосалась, и путь был свободен. Легко вдохнув вечернюю прохладу, я мчался на всех порах к ней. Послать к черту этого Сизова и увести ее куда-нибудь, а не заставлять ее общаться с ним. Но мне нужно было уехать. Прошел целый день, как я ее оставил. Завернув на знакомую дорогу, я приготовился к встрече с ней. Наконец-то, нет Антона, нет ничего, и даже если она не любит меня, то никто не может мне запретить надеяться на это. Встречать меня вышел Сизов. — Где она? — я волновался за нее, оставляя ее здесь в этом логове. — В доме,- я направился туда, но голос Сизова заставил меня остановиться, буквально замереть соляным столбом. — Антон оставил ей бумаги для развода, она уже их подписала. Я бегом поднялся по лестнице. Гнусная мразь! Не мог подождать пока она придет в себя, решил добить ее окончательно. Она сидела в гостиной на диване, совсем по-детски, поджав под себя ноги, и смотрела в одну точку. — Милая, мне очень жаль…- сказал я ей как можно более мягким голосом, пытаясь усмирить собственную ярость. — Правда жаль? — сквозь отчаянье вырывалась ярость. — Правда, только его я теперь не пожалею. Она вздрогнула и посмотрела на меня своими чистыми как у ребенка глазами. Я всегда пасовал перед этим взглядом, только она умела так смотреть. — Не надо. Не трогай его, пожалуйста. Я сел с ней рядом и обнял, она, будто ждала этого, прижавшись ко мне всем телом, Лена откинула голову назад и, печально улыбнувшись, сказала: — Спасибо, что ты рядом, рядом не смотря на все плохое, что я тебе сделала. Я смотрел на нее, не отрываясь, с надеждой, с любовью, которую уже не мог скрывать. Да и зачем? Сделала…Я поступил хуже, буквально швырнув ее в объятья другого. Она думала, что она монстр и чудовище и виновата во всех смертных грехах, она винила себя, я это видел. На самом деле она не знала, что она самый добрый и отзывчивый человек в мире. Плохого я повидал много… Особенно там… Я вспоминал Чечню уже не так часто, как раньше, но воспоминания до сих пор были яркими и причиняли ноющую боль. Я не знал, чем можно ее заглушить – алкоголь не помогал, я быстро отказался от этой идеи, наркоту я в принципе не уважал, слишком много таких как я превратились, благодаря ей, в нелюдей, зверей… … На дорогах Ингушетии мы встречали много российских патрулей, как только мы пересекли границу Чечни, капитан- майор Сивушев сразу предупредил, что здесь наших очень мало. Вооруженных людей полно, но это исключительно чеченцы. Полный хаос в эшелоне власти. По-другому это назвать было просто невозможно. В Мескер – Юрт местные власти еле подавили бунт среди мирных жителей, грозивший перейти в восстание… Мирных? Ха! Они требовали наказание для двух наших солдат, которые, по их словам, расстреляли чеченскую семью из 5 человек, проводя местную зачистку… В эту ночь она спала тихо, не разговаривая. Я не спал, я не мог спать, хотя и пытался. Меня тянуло к ней, и дело даже не физическом притяжении, я желал ее видеть, слышать, ощущать каждой клеточкой своего тела. Она словно околдовала меня. И если раньше до того, как ей начала грозить опасность я не обращал внимание на постоянно ноющее сердце, с годами научившись отключатся от этой боли, то теперь, когда не было смысла больше притворяться, мои чувства к ней разгорелись с новой силой. В эту ночь, как и в предыдущую, я смотрел на нее, смотрел, боясь даже на один миг оставить, потратить время на ненужный сон. Как я мог ее оставить тогда? Сейчас я не понимал этого, я осуждал сам себя, но уже не переиграешь. Чувство, которое возникло у меня к ней с первого взгляда, со временем стало только сильней. Она проснулась рано, около семи часов, я закрыл глаза и притворился спящим. Не хочу, чтобы она знала, что я не спал. Лена крадучись пробралась на кухню. Я уже хотел встать и пойти к ней, как услышал, как она кому-то звонит. — Алло, Влад… — сказала она приглушенным голосом,- Да это я. Ты можешь мне объяснить, что происходит? ... Я не понимаю. … За что он так со мной? Передай ему, я подписала бумаги о разводе. В следующую минуту я услышал, как она тихонько всхлипывала. Мне стало больно. Я лишний раз убедился, что я не нужен ей и уже дикая мысль влезла мне в голову. … Выгнать, прогнать, чтобы не видеть ее любви к нему, чтобы не было так больно…Ну а потом я увидел перед собой картину, как наяву: ехидная улыбка Сизова, пистолет в его руке, и Лена смертельно бледная со стеклянными глазами…От этой мысли мне стало еще хуже. Вот таким она меня и увидела – с перекошенным лицом и лютой ненавистью в глазах. Она вздрогнула и отступила назад. — Ян…Я что-то не так…Боже, ты слышал мой разговор? — последние слова она простонала и начала покусывать нижнюю губу. — Да, слышал,- мой голос не был моим. Боже, я же наверняка пугаю ее своим видом! Но я не смог ей ничего сказать, пытаясь справиться с нахлынувшими видениями. Она стояла и смотрела на меня испуганными глазами. Я наконец-то смог справиться со своими эмоциями и, глубоко вздохнув, попытался улыбнуться ей. Видно вышло у меня это скверно, потому что она испугалась еще больше. — Ян, не смотри на меня так, …пожалуйста,- пробормотала она. — Я вовсе не на тебя злюсь. — Сизов? — проявила она сообразительность. На этот раз я даже не пытался, справится с эмоциями, и недобро улыбнулся. — Ян, почему ты на него работаешь? — решительно спросила она, но тут же смутилась, — То есть я хотела сказать…Ты ведь, мягко говоря, недолюбливаешь его. … Зачем? Что я мог ответить ей? Сказать правду я просто не имел права. — Не все так просто, Лена. — Извини, я совсем забыла, что у вас просто так не уходят,- с горечью произнесла она. Я обнял ее, я даже не мог дать гарантии кто сейчас в этом больше нуждался я или она. — Не бойся, слышишь? Ничего не бойся рядом со мной. С тобой ничего не случиться. — А с Кириллом? — спросила она, чуть ли не плача. — И с ним тоже. — Ты наверно не хочешь защищать его ребенка,- это было утверждение. — Это твой ребенок. Не имеет значение кто его отец. — Так уж не имеет? — усмехнувшись, спросила она. Я покачал головой и еще сильнее прижал ее к себе. Разве это важно, если любишь женщину? — Я хочу забрать Кира. — Нет, ты подвергнешь его опасности, только редкие телефонные разговоры и то не долго. Она тихо заплакала у меня на плече. Прошла неделя, все окончательно уверовали в наши отношения, даже слышались такие разговоры, будто мы были любовниками еще со дня ее свадьбы с Антоном. Пришла бумага, подтверждающая, что теперь она свободна. Я должен был радоваться, но не был рад, смотря, как она плачет над этой бумажкой. Мы много разговаривали, хотя она не хотела, я просто не давал ей уйти в себя и мучиться одной. Сизов больше ее не беспокоил, это меня радовало. Но я знал, что, если сейчас я отпущу ее, на нее просто накинутся, как голодные собаки на кость и уничтожат, как ненужный носитель информации. То, что теперь она не нужна Синице отнюдь не спасало ей жизнь. Я бы даже сказал наоборот – освобождало путь к дальнейшим действиям. Сизов дарил мне и рай, и ад, сам того не понимая. Я находился рядом с ней. Находился рядом с ней и мучился как в аду. Но я ни за что не променяю этот ад на бездушное спокойствие без нее. Утром меня разбудил телефонный звонок, к которому Ленка подскочила как сумасшедшая.