Я стояла и не знала, что сказать и что сделать, а он проследовал в коридор, с явным намереньем уйти. — Не уходи, пожалуйста... — Я не уверен, что нужен тебе теперь, — и усмехнулся,- Ты будешь в порядке. — Нет! — я почему-то чувствовала, что если он сейчас уйдет, то больше я его не увижу. Это самое разумное – отпустить его, тем самым излечиться от агонии, которая преследует меня все эти дни. Перестать утешать себя и понять, наконец, что Ян тоже человек, что он не заменит мне Алексея. Но он оставался тем единственным человеком, которого я хотела бы видеть. Ян пристально посмотрел на меня, в его глазах было сомнение и что-то такое очень похожее на боль. Я обидела его. — Ты нужен мне, Ян, не уходи, пожалуйста, не оставляй меня, — молила я, не замечая, как по моим щекам текут слезы. Мне было жаль его, ведь я понимаю, что играю с жизнью другого живого человека, но ничего с собой поделать не могла. Ян не выдержал моих слез. Он взял мое лицо в руки и нежно, губами, собрал все крупицы соленой воды. — Я не брошу тебя, пока ты хочешь, чтобы я был рядом. И я понимала, что он нянчится со мной не просто так, что его отношение ко мне переросло в нечто большее, чем просто помощь. И самое разумное сейчас – отпустить его. Не давать ложных надежд. Но я давала. И давала эту надежду прежде всего себе. Сегодня, впервые за три месяца, я перестала видеть в нем только Алексея. И это и пугало, и обнадеживало в то же время. Был уже глубокий вечер, Ян рассказывал мне о своих родителях, о своем детстве, о Вике, тему, касающуюся его настоящего, мы теперь не затрагивали. Я опять уснула, не заметив, как, но на этот раз он обнимал меня. *** Я проснулась от собственного крика, в слезах. Ян был рядом, он прижимал меня к себе, гладил по голове, как маленькую девочку. -Все, все, успокойся это просто сон, успокойся девочка моя, любимая... На этом слове я окончательно проснулась. -Ян, — произнесла я сонным голосом, — Мне послышалось? Я почувствовала, как он напрягся, но не отпустил меня. Минута тишины, вздох и слова: -Я люблю тебя, — и снова тишина, даже дыхания его не слышно. -Ян... -Молчи, я знаю, слишком рано, мне ничего не надо, просто хочу быть рядом. Как, как я подпустила его так близко, что теперь мне все сложнее и сложнее не воспринимать его самого? На утро я гадала, не приснилось ли мне все это? Его рядом не было, а на прикроватной тумбочке лежала записка. Я минут пять смотрела на нее, не решаясь взять. Потом все-таки взяла ее и начала читать: "Теперь ты знаешь, как я к тебе отношусь, надеюсь, это не оттолкнет тебя, я ничего не требую, я не исчез, у меня дела. Я вернусь". Я вернусь...Я, уже слышала эти слова однажды, их произносил другой человек, перед отправкой в Чечню. Он не вернулся... Боль снова заслонила все мои чувства, но теперь это была другая боль. Больше страх, что и на этот раз меня жестоко обманут. Что же я чувствую к нему на самом деле? Я попыталась представить Яна, но он сливался у меня с образом того, другого, на кого был нещадно похож.... Ян вернулся через три дня. Под конец третьего дня я думала, что схожу с ума. Нет, все-таки знать, чем он занимается, это хуже некуда. Я представляла себе все, на что была способна моя фантазия. А она была способна на всякие ужасы. Поэтому, когда Ян зашел в мою квартиру, цветом я была с простыню на моей постели — белого, руки мелко дрожали, да и устала я бороться с собой, так и не определившись до конца кто же он для меня. Я смотрела на него, пытаясь увидеть его самого, а не моего призрака, и как ни странно, с каждым днем мне все больше и больше это удавалось. -Ты чего? -Ничего, все в порядке, — я тихо вздохнула и двинулась в сторону кухни. Ян остановил меня на полпути, а я посмотрела на него...Да-а-а, видимо, по моему лицу можно было прочесть все, о чем я только что думала. Если бы он знал! Его глаза сузились, на губах играла недобрая улыбка. Я совсем забыла о его... мм...профессии, которая несет за собой шлейфом подозрительность и недоверие. -Никогда. Мне. Не. Лги,- сказал он четко, выделяя каждое слово. -Боже, Ян, — взмолилась я,- Зачем так остро реагировать? Я просто переживала за тебя, но не стала об этом распространяться! Уже я смотрела на него сердито, для пущей важности я скрестила руки на груди. Ян сразу потеплел и поцеловал меня в лоб. Ха, слава Богу, сюсюкаться со мной не стал, как с ребенком. Мне неожиданно стало весело. Агония отпускала, я все больше и больше осознавала то, что вижу перед собой живого человека. -Лен, ну ты чего? Меня всего- то три дня не было,- оправдывался он, а лицо довольное, словно приз получил. -Ага, и телефоны на планете перестали работать, их отключил робот маньяк, решивший захватить мир! Ян расхохотался. -Не пойму у тебя богатая фантазия или больная? — спросил он, еще смеясь. Дальше дело пошло еще веселее, так как ему пришлось изворачиваться от моего тапка. Минут 15 мы носились по квартире с писком и визгом, если совсем честно, то пищала и повизгивала только я. Вконец измученная, я упала на диван, пытаясь привести сбившееся дыхание в порядок. Ян улыбался и смотрел на меня. -Не хочешь поговорить? — неожиданно спросил он. -О чем? — что-то не понравился мне этот вопрос. -О том, что произошло ночью три дня назад? – взгляд, направленный на меня, моментально стал напряженным. -А что произошло ночью? — сделала я удивленный вид. -Лена,- предупреждающе сказал он, — Не увиливай. -Ян, — я пыталась подобрать слова, — Что ты хочешь от меня услышать? Он нервно зашагал по комнате. -Я вижу, что ты не равнодушна ко мне, я же не слепой... Я, наверно, повторюсь, но ты парень экстрасенс. Почему нельзя держать дистанцию? Если бы ты понимал, если я займусь любовью с тобой, то видеть буду совершенно другого человека. -Но ты не позволяешь себе быть просто счастливой, а заодно мучаешь меня,- продолжал он. Ага, давай поиграем в психоаналитика. -Ты хоть понимаешь, что это неправильно? — прервала я поток его слов. Он остановился и, наконец-то, посмотрел на меня. -Что неправильно? -То, что я к тебе хоть что-то чувствую, — сказанное было правдой, я окончательно запуталась в самой себе. Он засветился, хоть прикуривай от него. -Ян, у меня парень погиб! Девять месяцев назад, понимаешь? Я не должна...- у меня кончились слова, я просто не знала, что сказать, а еще я была зла, на себя, на него за то, что он затеял весь этот разговор. -Будешь дальше себя хоронить? — с издевкой спросил он. Эти слова я слышала много раз после смерти Алексея. Все, кто был хоть как-то причастен, был свидетелем наших отношений, считали своим долгом в той или иной манере сообщить мне, что жизнь продолжается, что я молодая и здоровая девка, не должна себя хоронить. Меня злили эти слова, выводили из себя, потому как невозможно забыть по щелчку пальцев то, что вот был человек и его не стало. Что он больше никогда не будет ходить, дышать, говорить. Его больше никогда не будет. И все те, кто говорил, что надо жить дальше, перестать себя хоронить, будто во мне есть этот гребаный переключатель, вызывали во мне омерзение и неконтролируемую ярость. От Яна эти же слова я совершенно не ожидала услышать, от человека, который был там. Как он мог? Неужели не понимает, что пару месяцев с ним не уберут из памяти мою первую любовь, так трагически завершившуюся. И именно по этой причине я резко произнесла, уже не следя за своими словами, не осознавая, что и кому я говорю. -Кто ты такой, чтобы говорить мне, что можно делать, а что нельзя, что чувствовать, а что нет?! Ты что бесчувственный чурбан? Не понимаешь, что ни о ком кроме него я сейчас думать не могу? Ты жив, да, но я умерла вместе с ним морально! Понятно тебе это или нет?! Мне не нужна ничья любовь! -Понятно. Вот тут-то я и увидела, его лицо, посеревшее то ли от ярости, то ли от безысходности и поняла, что натворила. Нет, мы бабы дуры не потому, что мы дуры, а потому, что мы бабы. Нобелевскую премию бы дала тому, кто об этом первым догадался. Ведь могла же объяснить все мягче, не причиняя боли. Но не сделала этого. И он ушел.