Не только лета и беззаботного детства – всего, чем стоило дорожить. Если и сегодня так тщательно выверенные иллюзии бесконечного счастья не станут реальностью, значит не судьба, значит незачем дальше жить: бесполезно, бессмысленно, глупо. До начала осени оставалось несколько невероятно коротких часов, бег которых пульсировал во всём теле, воспринимался как внезапное головокружение, как неприятное гудение некстати затёкшей, потерявшей чувствительность руки, как болезненное пробуждение в ночи от мысли о конечности всего, в том числе себя любимой. Наверно каждому знакомо физически осязаемое ожидание перемен, дни, когда цветущее, играющее разнообразием красок событие внезапно превращается в заиндевевшую, обнуляющую всё живое хмурую свинцовую серость, за пределами которой неизвестность, небытие. Или напротив – всё вокруг начинает расти и плодоносить, не смотря на то, что к тому не было предпосылок. Даша органически не переносила осень в любых её проявлениях, исключая разве что цветные фантазии на тему раскрашивания уставших, навсегда прощающихся с земным воплощением листьев. Почему именно осень вгоняла её каждый год в депрессию, понять было сложно. Ведь если внимательно присмотреться, можно в любом сезоне найти позитивные моменты, но девушка истово отсекала ободряющий вид рдеющих на голых ветвях гроздей рябины, загадочно тоскующий клёкот журавлиных стай, грибное изобилие, яркие кустики астр и хризантем. У Даши было чуткое сердце, богатое воображение: она летала во сне, сочиняла стихи, до краёв наполняла жизнь фантазиями, умела искусно разгонять и взращивать яркие, сочные фонтаны эмоций. Возможно, именно изобретательность в сфере создания миражей была причиной затяжных осенних расстройств, но это лишь гипотеза, предположение. С наступлением сентября, буквально в первый его день или накануне она начинала бурно, истово оплакивать не произошедшее, не случившееся, но многократно чувственно пережитое в причудливых воображаемых воплощениях недостижимое блаженство. Сколько себя помнит, Даша истово ждала наступления лета, сезона, когда должны были исполниться самые смелые, самые романтические мечты, дерзость и красочность которых порой ошеломляла даже её саму. Наваждения были настолько живыми, что подвергнуть сомнению их реальность было невозможно в принципе, но даже приблизиться к их воплощению никак не получалось. Обстоятельства упрямо сворачивали реализацию куда угодно, но всегда не в ту сторону. Тем не менее, девушка вновь и вновь зачарованно ваяла затейливые сценарии: вдохновенно лепила, выправляла, изменяла насыщенность и разнообразие красок, пестовала совершенство и гармонию безукоризненного, идеального будущего, в котором ей обязательно предстояло жить. Увы, счастье раз за разом упрямо ускользало именно в этот день – первого сентября. Даша взрослела, видения обретали объём, гармоничный ритм, совершенствовали пространственную навигацию, достоверность: вот же он – Ромка Егоров, мальчишка от которого она без ума с седьмого класса. Он так и не пригласил Дашу танцевать на выпускном балу, несмотря на то, что девушка по всему периметру игрового поля предусмотрительно расставила кричащие сигнальные флажки: изумительного великолепия платье, модельная причёска, возбуждённое воодушевление и прочие знаки внимания, которые невозможно было не заметить. Тщетно. Не случилось. Благосклонность досталась Катьке Васильевой. Она кружилась с Ромкой в белом и прочих разноцветных танцах, нежно щекотала кудряшками его раскрасневшееся лицо, позволяла неподобающие случайному контакту вольности, кокетливо подставляла алые губы. Счастье было так близко. Стоило протянуть к нему руку, как оно испарилось, истаяло, как закатное светило. Даша тайком глотала слёзы, страдала, но рук не опустила – внесла коррективы в сценарный план прекрасного будущего и приступила к реализации. Любовь, тем паче первая, не желает мириться с обстоятельствами. Чего невозможно сделать наскоком, можно завоевать упорством. Как бы случайно одноклассники оказались в одном институте. Общие интересы, стремление поступить, во что бы то ни стало, сблизили, подружили. Ещё немного усилий и… Первого сентября Ромка провожал после занятий Люсю Бражникову, многообещающе положив руку на хрупкую девичью талию. Когда только успели сблизиться? Прощаясь, он дружески, как мальчишке, пожал Даше руку. Опять первого сентября. Ужасный, гадкий день. Заглянуть бы хоть одним глазком в Книгу Судеб! Ярко светило солнце, заливисто щебетали жизнерадостные воробьи и синички, полыхали цветными пятнами клумбы, сияли спелыми боками яблоки в садах. Да-да-да – сияли! Не для неё. Опять не для неё. Для какой-то там Люськи. “Тоже мне, принцесса нашлась. Ни кожи, ни рожи. Он что – слепой?” Даша улеглась на кровать в позе эмбриона, сотрясаясь всем телом, не в силах расслабиться. Мыслей не было, точнее, они скользили по незначительным фактам, совсем не важным деталям. Наплакавшись вволю, девушка незаметно уснула. На берегу лесного озера, точнее стоя в нём по пояс, Ромка целовал её в шею. Было ужасно щекотно, но до жути приятно, несмотря на то, что разгорячённые тела плотно облепили комары. Даша очнулась от мысли, что сейчас может случиться нечто важное, а она даже целоваться не умеет. Сердце зашлось так, словно она, как бывало не раз, ощутила во сне дыхание смерти, её преддверие, понятие того, что жизнь продолжается, окружающее остаётся неизменным, а тебя больше нет, и никогда не будет. – Витька, – шептала девочка в телефонную трубку школьному товарищу, чтобы не подслушали диалог родители, – только не смейся, ты… целоваться умеешь? – С какой целью интересуешься? – Тебе не всё равно? – А если понравится… тебе или мне? У меня, между прочим, девушка есть. Я её люблю. – А меня никто не любит. Мне только попробовать. – Ладно, уговорила. Когда? – Лучше скажи – где? Целоваться Витька не умел, это Даша поняла сразу, но отступать от задуманного было поздно. Оказалось, всё предельно просто, но не очень приятно: восторг, испытанный во сне, отсутствовал. Так или иначе – Даша поняла, зачем люди целуются. Закрывая глаза, девушка настойчиво редактировала сценарий развития отношений вплоть до… Экспериментировать дальше она не решилась, да и не знала, что происходит в финале. Ромка постоянно был рядом: соблазнял присутствием и близостью, дразнил Дашино возбуждённое воображение возможными вариантами развития выдуманных событий, но стойко держался на пионерском расстоянии. То, что это любовь, она была уверена на все сто процентов, иначе давно плюнула бы на мечту. Ромка был необходим как воздух, как вода. Вечерами Даша бродила в резиновых сапогах по осенним лужам, наполненным отжившими, загнивающими листьями, мечтам которых не суждено уже сбыться. Она снова ждала лета, когда обязательно всё сбудется. Нужно набраться терпения, стать незаменимой, единственной, нужной. Случай такой представился. Родители любимого уехали в санаторий, а он заболел. На исходе лета это случилось, за день до начала учебного года, до ненавистной даты, когда заветные мечты с небывалым постоянством обращаются в прах. – Чем могу помочь, – спросила Даша по телефону, узнав о недуге товарища. – Приготовь чего-нибудь поесть, если умеешь. У меня температура под сорок, штормит. Впрочем, могу обойтись молоком и бутербродами. – Я приду. – Дверь открыта. Буду обязан. – Напомню при случае, за язык не тянула. – О чём ты, подруга? Проси что хочешь. – Женись на мне. Детишек нарожаем, в счастье купаться будем. Я верная. – Мне не до шуток. “Я не шутила”, – про себя прошептала Даша, а вслух спросила, чего бы он с аппетитом поел. – Не поверишь, Дашка, манную кашу хочу. Со сгущёнкой. Чай с малиновым вареньем хочу. Тебя хочу. – Ты серьёзно? – Забудь. Это горячка, болезненный бред. Извини. – Проехали. Это всё меню? А назавтра? Ромка был болен по-настоящему. Его бросало то в жар, то в холод. Простыня и одеяло насквозь промокли. – Чем лечишься? – Имбирный чай, горячее молоко с мёдом, аспирин. Два-три дня и всё пройдёт. – Я тоже так думала. – Тоже болеешь? – Можно и так сказать. Где у тебя что лежит? Постельное бельё, тёплые носки, футболки. – Так опять намокнет. – Значит, снова поменяем. Стиральная машина работает? Я не развлекаться пришла. Лечить буду.