— И как ты это понял? Сразу Максим не ответил. Он посмотрел на Даниэлу, засмеялся, потом замолчал, но, видимо, сформулировать свои мысли не смог, поэтому опять рассмеялся. — Даже не знаю, как это сказать, чтобы тебя не обидеть, — сказал Максим. — Но ты ходячий сборник всего, что Фил ненавидит в людях. Если уж он позволяет тебе доставать его уже второй год, то дело совсем не в том, что он не может от тебя отвязаться. Поверь, если бы ему было нужно, ты бы и взглянуть на него боялась. — Ещё чего, — возмутилась Даниэла. — Пусть только попробовал бы, быстро пожалел бы! Её слова ещё сильнее рассмешили Максима, и он, кажется, совсем забыл про то, что минуту назад грустил из-за своей незавидной судьбы. — Наверное, этим своим бесстрашием ты его и покорила. Как ни крути, а в этом вы похожи: оба не остановитесь, пока не добьётесь своего. Ну или не добьёте друг друга. — Скорее, последнее, — грустно усмехнулась Даниэла. — Всё настолько плохо? — Не знаю. Иногда мне кажется, что ему просто интересно проверить, сколько я продержусь. Как будто он хочет полностью меня задавить и превратить в безвольную тряпку. — Ты ему нравишься, поэтому он всё это и делает, — сказал, посерьезнев, Максим. — В этом весь Фил, он не живёт, он изучает эту жизнь. Ему важен результат, каким бы он не был, поэтому он наблюдает за всеми вокруг и, как настоящий учёный, ни во что не вмешивается. — Вот и что с этим делать? — Наверное, только смириться. Переделать его не получится. — Всё может быть, — сказала Даниэла, слегка улыбнувшись. — Кстати, можно тебя попросить кое о чём? Минут через десять она помогла Максиму незамеченным выбраться из школы и попрощалась с ним, а сама отправилась избавляться от улики. Первым делом она добралась до актового зала, открыла дверь, зашвырнула мяч в сторону сцены и тут же убежала прочь, чтобы к ней не приставали с ненужными вопросами. Затем Даниэла с кристально честными глазами вернула ключ на вахту и отправилась на поиски укромного места, где ей никто не помешал бы. *** После недолгих раздумий она забилась в небольшой закуток под боковой лестницей, где после уроков практически никто не ходил, и достала из сумки телефон. На экране загорелись цифры, и оставалось только нажать на кнопку вызова, но Даниэла никак не могла собраться с силами и сделать это. Хотя бояться было особо нечего, она всё равно заметно нервничала и показывать этого не хотела. Наконец, Даниэла глубоко вдохнула и набрала номер Феликса. В трубке послышались гудки, но он не отвечал, что было ожидаемо. Останавливаться на одной попытке она не собиралась, поэтому опять нажала на вызов, но на этот раз звонок почти моментально сбросился. — Эй! — возмутилась вслух Даниэла. С одной стороны, Феликс никогда не отличался особой общительностью, поэтому скрывал свой номер ото всех, за исключением Максима и пары учителей, так что неизвестный звонок едва ли заинтересовал бы его. Но с другой — Даниэла была уверена, что её телефон он прекрасно знал, и намеренно игнорировал её. Такое отношение показалось ей в высшей мере оскорбительным, поэтому она моментально отказалась от первоначального намерения спокойно с ним поговорить. Раз за разом Даниэла звонила вновь, и после седьмой попытки Феликс сдался. Конечно, он не стал радостно приветствовать её, и вообще в трубке ничего, кроме тишины, не слышалось, но это было лучше, чем ничего. — Привет, узнал? — весело защебетала она. — Я думала, что ты уже не ответишь. — Как тебя можно не узнать. — вздохнул Феликс. — Никто больше не будет с такой настойчивостью доставать меня. — Я просто очень соскучилась и захотела найти тебя, — сказала Даниэла, скопировав типичную интонацию Маши, и захихикала. — Ты сейчас где? По молчанию стало понятно, что своей цели она добилась: её болтовня если не разозлила Феликса, то привела в состояние лёгкого раздражения. Ей казалось, что он вот-вот не выдержит и отключится, но почему-то он не торопился этого делать. — Ты думаешь, что я скажу тебе это только потому, что ты выяснила мой номер? — спокойно спросил он. — Нет, потому что ты меня любишь, — ответила Даниэла и снова засмеялась. Ей ужасно хотелось позлить Феликса, поэтому она намеренно вела себя наиграно-весело, так как прекрасно знала, насколько подобное поведение выводит его из себя. Впрочем, реакция оказалась совсем не такой, на какую рассчитывала Даниэла: он ничего не говорил, хотя обычно Феликс мог выдать не менее десяти остроумных ответов на любую реплику. Более того, Даниэла никак не могла отделаться от ощущения, что сейчас он чувствует себя не так самоуверенно, как обычно. — Ты же меня любишь? — уточнила она всё таким же кокетливым голосом. Спросила Даниэла это только для того, чтобы проверить своё предположение, и ждала, что Феликс в ответ съязвит что-нибудь, но он лишь обречённо вздохнул и промолчал. «Какой кошмар, этот бред действует даже на такого умного человека, как он», — ужаснулась Даниэла. — Двести пятый, — наконец, ответил Феликс. — По-моему, я спрашивала тебя совсем о другом, — напомнила она. — Я ответил на оба твоих вопроса. Сразу после этого он отключился, а Даниэла так и застыла с телефоном у уха. Наверное, можно было отпраздновать её первую победу за всё время, что они знали друг друга, но она думала совсем о другом. Та мысль, которая посетила её накануне, постепенно получала своё подтверждение. Раньше Даниэла часто сравнивала Феликса с роботом и была уверена, что ему вообще не знакомы никакие эмоции, однако это оказалось не так. Просто они не вписывались в его логически стройную и упорядоченную картину мира, потому что он предпочитал игнорировать их, но это не означало, что их не существовало. Как выяснилось, какие-то чувства в нём всё-таки жили, и при столкновении с ними он полностью терялся и не знал, что делать. Нетрудно было догадаться, что в этом и заключалась главная причина, по которой Феликс так относился к окружающим: он не уделял никакого внимания возникавшим у него эмоциям и не считал нужным разбираться в том, что ощущают другие. Пожалуй, всё, чего ему не хватало — это понимания, как живут обычные люди вокруг него, и именно Даниэла решила объяснить ему это. План её был одновременно прост и сложен. Если раньше Феликсу успешно удавалось избегать подобных ситуаций, то теперь нужно было создать для него такие условия, при которых сделать это он не сможет. Действовать, естественно, нужно было осторожно и аккуратно, чтобы он ничего на заподозрил, но на стороне Даниэлы оказались сразу два преимущества. Во-первых, Феликс не видел в ней серьёзной противницы, а во-вторых, она ему нравилась, и он готов был терпеть её чудачества и дальше. Оставалось только надеяться, что ей повезёт, и всё пройдёт именно так, как запланировано. Поднявшись по боковой лестнице на второй этаж, Даниэла медленно подошла к кабинету математики и остановилась возле него. Со стороны актового зала доносились приглушённые звуки музыки, которые постепенно растворялись в тишине школьных коридоров, а за дверью не слышалось ни малейшего шевеления. Наверное, Феликс сидел за одной из первых парт с неизменной кипой бумаг, смысла которых Даниэла до сих пор так и не поняла. Но, с другой стороны, если её как старосту закидывали такой кучей поручений, можно было представить, как тяжело приходится ему. Наконец, она набралась смелости, негромко постучала ногтями по двери и, подождав немного, открыла её. Феликс, вопреки ожиданиям, не был ничем занят и стоял у окна возле учительского стола, скрестив руки на груди и привалившись плечом к стене. Похоже, он о чём-то задумался, потому что даже не обернулся при появлении Даниэлы, а она подошла к нему и тоже уставилась на пасмурный зимний пейзаж. — Я только что с Максимом разговаривала, — сказала Даниэла после недолгого молчания. — Я знаю, — коротко ответил Феликс. — И откуда только ты всё знаешь? — Это единственный человек, у которого ты могла бы выпросить мой номер. Даниэла посмотрела на него, но его лицо, как обычно, сохраняло равнодушное выражение. Он до сих пор так и не взглянул на неё, словно то, что происходило на улице, было гораздо интереснее. — Ты не хочешь с ним помириться? — спросила она. — Я с ним не ссорился. — Он обижен на тебя из-за того, что ты ничего не рассказал ему про нас с тобой, — сказала Даниэла и дыхнула на стекло. Оно запотело, и на нём она вывела пальцем контур сердечка, после чего принялась стирать внутреннюю его часть. — Если бы он узнал, то обязательно влез бы со своей помощью, — объяснил Феликс. — Ты уже видела, что происходит, когда другие пытаются вмешаться. — Но это же не повод заканчивать вашу сколько там летнюю дружбу. — Семнадцатилетнюю, — уточнил он. — Тем более, — сказала Даниэла. — Мне показалось, что он скучает без тебя, хотя и не хочет этого показывать. Феликс это никак не прокомментировал, а она решила пока не настаивать на их немедленном примирении. Всё равно ему скоро придётся извиниться, если, конечно, всё сложится удачно. Резким движением ладони Даниэла стёрла нарисованное на стекле сердце и повернулась спиной к окну. — Феликс, тебе когда-нибудь бывает грустно? — спросила она, облокотившись на подоконник. — Какое это имеет значение? — сказал он и наконец-то посмотрел на неё. — Мне это важно. — Зачем? — Просто хочу понять, о чём ты думаешь, — сказала Даниэла, откинув голову назад, и уставилась на потолок. — Иногда мне кажется, что я совсем ничего о тебе не знаю. — Может быть, так и есть. — Вот я и хочу это исправить. Так тебе бывает грустно? — Возможно. Разговор заходил в тупик, и становилось ясно, что Феликс не собирается ни в чём ей признаваться. Впрочем, Даниэла и не надеялась, что всё будет так просто, поэтому у неё уже был припасён запасной план на случай сопротивления. Так как самые очевидные методы ничего не дали, она решила сразу перейти к крайним мерам. Даниэла упёрлась ладонями в подоконник и запрыгнула на него, а затем придвинулась ближе к Феликсу и обвила его шею руками. — Вот мне часто бывает грустно, — призналась она, заглянув ему в глаза. — Потому что я тебя люблю, но никакой радости это мне не приносит. В ответ он промолчал, но Даниэла и не рассчитывала на что-то другое. Вся находчивость и изобретательность Феликса мгновенно исчезала, если ему приходилось разбираться в чужих чувствах. В любом другом случае, скорее всего, он сбежал бы, но от Даниэлы просто отмахнуться не мог. — Мне иногда кажется, — продолжила она, — что я тебе только мешаю. Нигде, кроме школы мы не общаемся, и то, если я тебя разыщу, на мои сообщения ты не отвечаешь, ни о чём рассказывать не хочешь. Вечерами я просто лежу, уставившись в одну точку, и думаю о том, что, наверное, просто вижу то, что хочу видеть. В носу защипало, и Даниэла сделала глубокий вдох, чтобы отогнать подступавшие слёзы. Несмотря на то, что всё это она сказала намеренно, её слова были абсолютной правдой, поэтому голос у неё задрожал, и от Феликса это не укрылось. — Это не так, — ответил он. По нему было видно, что Даниэла поставила его в тупик неожиданным признанием. Он смотрел на неё и не мог подобрать подходящих слов, и чтобы облегчить незавидное положение Феликса, она притянула его к себе и поцеловала. Сначала он словно застыл, а затем обхватил Даниэлу и крепко прижал к себе, но она не позволила себе слишком увлекаться, поэтому внезапно оторвалась от его губ, но не отстранилась. — Феликс, ты так и не ответил мне, — прошептала она. — Тебе хоть иногда бывает грустно?