Я поерзала на его бедрах, упиваясь тем, как он глухо стонет и вдавливает ладони в мою кожу. Провела ноготками по твердому животу, наблюдая как дергается его лицо и тяжелеет взгляд, не отрывающийся от моей груди. Наклонилась, лизнула его сосок, втянула в рот, млея от того, как небритыш ругается сквозь зубы. Чувствуя, как его возбуждение упирается мне между бедер, надавливая на какую-то волшебную точку, от прикосновения к которой я начинаю растекаться. - Поцеловать тебя? – я прилегла ему на грудь, легко прикоснулась губами к его губам и замерла, не двигаясь, глядя в колодцы его расширенных зрачков. - Срочно-срочно целуй, - жарко выдохнул мне в рот. Нетерпеливо обнял мой затылок и дернул к себе, так что наши губы столкнулись. И началось волшебство. Это был какой-то новый, неведомый мне уровень поцелуя. Один, разделившийся на множество. Множество, соединившееся в одно. Голова кружилась и весь мир вместе с ней. Тело плавилось, сердце стучало. И в висках билась только одна мысль: - «Так не бывает. Не со мной» Я не знаю, кто из нас кого целовал. Кто жадно втягивал в свой рот чьи губы. Чей язык шарил во рту другого, задевая его язык и наслаждаясь этим касанием. Чьи руки нетерпеливо гуляли по чьему телу. Стискивали, гладили и снова тискали так, что в голове все время что-то красочно взрывалось. Кто стонал, пытаясь закусить губы, чтобы это не было так откровенно. И кто смеялся над этими глупыми попытками. Ведь стоны все равно прорывались и, отражаясь от стен, хрустальными брызгами заполняли пространство. Я почти улетела, когда он снова перевернул меня, нависнув сверху. Впечатался в мое тело, заполняя его до предела, до самой глубины, не оставляя места ничему, кроме себя. Распластывая меня под своим жарким, единственным способным растопить мой холод, телом. Входя в меня в тягучем, томном ритме, от которого я начала дрожать и извиваться, выкрикивая какие-то ругательства и чего-то требуя. И все-таки улетая туда, откуда хочется вернуться только к нему одному, чтобы услышать жаркий шепот, ради которого стоит жить: - Где же ты была раньше, моя Снежа… Глава 43 Почему, когда тебя накрывает ощущением счастья, когда от эмоций распирает душу, рот словно что-то заклеивает и напрочь исчезают слова? Тело раскаляется и вот-вот взорвется невысказанным, а рот немеет... Почему? Или это только у меня все так по-идиотски? Я повернулась на бок, глядя на пустую подушку рядом – вот куда Эрик ушел? Глянул на меня глазами своими бездонными, так что в животе что-то дрогнуло. Поднялся с постели, натянул джинсы и молча вышел за дверь. Я снова перекатилась на спину и уставилась в потолок – он ведь мне в любви сегодня ночью признался. И не один раз. Когда просил поцеловать, сказал. И потом шептал нежности, когда я выгибалась от удовольствия в его руках. И когда молчал и просто смотрел так, что кожа мурашками покрывалась, тоже говорил, что любит. И ждал, что я хоть что-то отвечу. А я ничего не смогла с собой поделать… Идиотка ненормальная. Клиническая сумасшедшая. В животе начало противно тянуть ощущением подступающей катастрофы. Вот с чего бы? Я ведь ему ничего не должна. Никаких слов... Мы просто просыпаемся каждое утро в одной постели. Это ни о чем. А те сладкие воспоминания, что приходят ко мне из прошлого, в прошлом и должны остаться – Эрик мне тоже ничего не должен. Меня вдруг накрыли отголоски минувшей ночи: навалившаяся тяжесть его тела, мои стоны, вздохи. Его руки на моей коже и его неповторимый запах, который хочется без конца втягивать в себя. И опять зазвучал в ушах шепот, от которого у меня все переворачивалось внутри, и начинало трясти, как в лихорадке. Чтобы унять нахлынувшее смятение поднялась и пошла в душ, хотя ужасно жаль было смывать с себя запах Эрика. Стоя под упругими струями, все никак не могла успокоиться, перебирая каждое слово, прозвучавшее недавно. И не прозвучавшее тоже. Что бы я сказала Эрику, если бы мой рот не заклеился невидимым пластырем, не позволившим произнести хоть звук? Что я люблю его? Нет, не сказала бы. Потому что это не так. Я не умею любить, отучилась. А может никогда и не умела. Что хочу провести с ним рядом остаток жизни, варить ему кофе по утрам и рожать детишек? Тоже мимо. Что я могла бы ему сказать? Только то, что хочу просыпаться с ним каждое утро в одной постели. Смотреть на его заспанное лицо и прижиматься к жаркому телу. Слушать, как он хрипло шепчет мне слова утреннего приветствия. Больше ничего, только это. Но это не то, что ему нужно. Почему-то я знала это точно. Я еще долго стояла под горячими струями, смывающими соленые капли с моего лица. И жалея, что не придумано таких технологий, что позволили бы взять, и написать свою жизнь заново... В кухне сидел Сашка и, спокойно откинувшись на стуле, пил чай. Увидев меня в халате и полосатых вязаных носках, усмехнулся: - Привет, сестренка. Отлично выглядишь – милая такая, уютная. Как на тебя жизнь с Раевским благотворно влияет – еще чуть-чуть и домашним хозяйством начнешь заниматься, как нормальная баба. - И тебе не хворать, - буркнула я, с грохотом ставя на плиту турку. – Когда свалишь отсюда? - Я же тебе сказал – мне жить негде. Гостиницы я не люблю. Друзей у меня тут не осталось. Сестра родная к себе в гости не зовет, - он оскалил зубы в улыбке. – Да и тебя кому-то охранять надо. - Я что, государственная граница, чтобы меня охранять? – я задумчиво смотрела на турку – две порции варить, или одну. – Эрик где? - Так уехал, - Сашка развел руками и дурашливым голосом добавил: - Выскочил из вашей спаленки злой, как черт. Прыгнул в машину и свалил. Не удовлетворила ты его по-женски, а, Снежанка? - Пошел нахрен, - я сцепила пальцы, и зажмурилась, чтобы не вылить с размаху воду из турки ему на голову. Не факт, что успела бы сделать это раньше, чем он скрутит меня. Но попробовать было бы приятно. Вот куда этот придурок небритый свалил? - Снежан, давай спокойно поговорим, а? – Сашка поднялся и теперь возвышался у меня за спиной. - О чем мне с тобой разговаривать? О том, как ты наших родителей убил? - Да кто тебе сказал такую фуйню, Снежан? – мне показалось, или в его голосе зазвучала растерянность. - Нет, ты, конечно, не сам это сделал. Не твой это уровень - руки пачкать. Но ты ведь знал, что отца собираются убрать. И знал, кто это должен сделать. Я резко крутнулась и уставилась в его глаза, так похожие на мои – серые, удлиненные к вискам, не похожие ни на мамины, ни на отцовские. Мама говорила, что у ее бабушки были такие глаза. - Мне плевать, что это случилось с нашим папашей. Но вместе с ним погибла мама. И я тебе никогда этого не прощу. - Это была роковая случайность, - Сашкин голос зазвучал хрипло, словно у него внезапно приключилась острая ангина. – И поверь, я узнал об этом слишком поздно, когда уже ничего нельзя было изменить. Я пожала плечами, отвернулась и принялась помешивать кофе, громко стуча ложкой по краям турки: - Мне плевать, как это было. Но ты знал и не вмешался. - Тебе дед рассказал об этом? Наверняка, он. Больше все равно некому, - Сашка подошел, перехватил ручку турки и оттеснил меня от плиты – Давай я сам. А то ты сейчас или кофе упустишь, или ошпаришься. Я отступила и села на стул. Почему-то, стоило мне высказать брату то, что держала в себе добрых пять лет, и меня словно не стало. В душе образовалась пустота. Огромная, размером с меня всю. И сейчас я была похожа на сдувшийся воздушный шарик – одна сморщенная оболочка, и ничего больше. - Я тоже любил ее и… по-настоящему плакал, когда ее не стало, - глухо проговорил Сашка, не поворачиваясь ко мне лицом. Так и стоял, помешивая кофе, который давно убежал, залив коричневыми лужами плиту. Широкие плечи под плотной футболкой напряглись, спина закаменела. Он запрокинул голову и длинно выдохнул: - Когда еще и ты от меня отвернулась, я думал… Разное думал, и все сплошь хреновое. - Такие, как ты, не плачут, - я зло усмехнулась. Зажала между колен ставшие ледяными пальцы, как будто это могло их согреть. - Такие как ты, тоже не плачут, - Сашка сунул турку в раковину и повернулся ко мне. Криво улыбнулся: - Все-таки, остались мы без кофе. Я хмыкнула: - Зато поговорили, братишка. Сашка шагнул ко мне, присел на корточки и взял мои ледяные пальцы в свои ладони: - Снежан, даже если бы я узнал раньше, что на папашу нашего готовится покушение, я бы все равно ничего не стал предпринимать. Потому-что туда ему и дорога, в бездну. Мама оказалась вместе с ним совершенно случайно. Трагическая нелепость, понимаешь. В этом нет моей вины. Он помолчал, напрженно взглядываясь в мое лицо: - А что касается отца – таким, как он, нельзя было землю топтать. Тем более, иметь детей. - Да у него и не было детей, - голос Эрика прозвучал так неожиданно, что я вздрогнула. Он стоял в теплой уличной одежде, прислонившись плечом к стене возле двери на кухню. Сложил руки на груди и хмуро смотрел на нас. - Что ты хочешь сказать этим, Раевский? – брат медленно выпрямился. – Жить надоело? В его облике вдруг что-то неуловимо изменилось. Крупное, мускулистое тело подобралось, движения сделались предельно собранными. От него остро повеяло опасностью и чем-то еще, таким страшным, что мне захотелось втянуть голову в плечи. Эрик отлепился от стены и не обращая никакого внимания на Сашку шагнул ко мне.