– У меня есть один проект. Дедлайн в июле, до которого еще далеко, а с другой стороны совсем нет, потому что у меня… – Я замолкаю, сглатываю тяжелый комок в горле. Ступор не дает мне даже это слово вслух произнести – просто какая-то антиирония. – Потому что у меня не получается сосредоточиться в последнее время, – говорю я вместо этого. – Сложно себе представить. – Почему это? Рид смотрит на пирс внизу – ребята играют в мяч, и до нас доносятся их крики радости или протеста. – Потому что ты… то есть твои проекты. Очень оригинальные. Я недовольно поджимаю губы. Он произнес последнее слово так – как бы заключил его в кавычки – будто для меня это хобби, а не серьезная работа. Говорю себе: не обращай внимания, но рот уже опередил мысли, что редко со мной бывает: – По-твоему, творческим людям не нужна концентрация? – Я этого не говорил. – Мое дело – это работа, и… – Я имел в виду, что это кажется очень интересным. Простор для творчества. – Оу. – Подумываю, не рассказать ли ему обо всех этих фразах а-ля «Цвети на своей клумбе», в которых все повально хотят одинаковое начертание – тонкие, взлетающие вверх линии и жирные, неравномерные мазки вниз. Но, наверное, слишком мелочно на такое жаловаться. По крайней мере, я могла поиграть с цветом. – Разве не так? – спрашивает он, и снова, почти не зная Рида, я тем не менее чувствую какую-то связь с ним. Он задает вопрос, только если намерен услышать ответ. В мире бездумного, дежурного «Как дела?», на что единственным подходящим ответом кажется «Хорошо», подход Рида очень личный. И точный. Я пожимаю плечами. – Думаю, эта работа мало чем отличается от любой другой. Выгораешь, разочаровываешься. Тогда легко допустить ошибку. Он кашлянул. Потому что я сказала «ошибка». Хм, интересно, если прыгнуть отсюда в реку, я умру или только покалечусь? На секунду ноги дрогнули, словно мое тело и правда решило кинуться в воду. Не такая уж река и грязная, как все вокруг говорят. – Все в порядке, это распространенное слово, – говорит Рид. – Уверена, твоя профессия очень интересная! – брякаю я. – Простор мысли или вроде того. Я напрягаюсь, чтобы вспомнить несколько ключевых слов из совершенно не поддающейся пониманию статьи в Википедии о биржевом анализе, которую читала на прошлой неделе, чтобы подготовиться к этой прогулке. Кажется, я закрыла вкладку на слове «стохастический», которое напомнило мне о Риде, конечно, если это комбинация «стоика» с «саркастическим». Но скорее всего, это слово связано с вычислениями. – А что за проект? – спрашивает Рид, намеренно перерубая тему. Он совершенно не хочет обсуждать свою работу со мной, за что я ему в самом деле благодарна. Слишком уж это связано с математикой и бывшей невестой. Я останавливаюсь и указываю на пустую скамейку, что редкость в этой людной части Променада. Присев, я ставлю сумку на колени и достаю свой тонкий блокнот в мягкой обложке для записи идей. Рид садится рядом, и я сконфуженно морщусь, когда в моей сумке шуршит какой-то мусор: полупустая упаковка претцелей, около десятка скомканных чеков из супермаркета. В попытке отвлечь внимание, я сразу начинаю болтать, и может быть, так даже лучше. Так я смогу не сильно переживать о том, что рассказала это Риду раньше остальных. – Есть такая компания «Счастье сбывается». Знаю, что так говорят про мечты, но здесь именно про счастье. – Не понимаю, к чему ты. Если честно, я тоже. Прозвучало как-то вульгарно, и мне стыдно, но не хочется показывать это Риду, поэтому я продолжаю. – Это крупный поставщик крафтовой канцелярии для большинства розничных торговцев. Они выпускают материалы для планеров а-ля «сделай сам». Блоки, аксессуары, странички с календарями. – Вроде тех, которые ты делаешь. – Не совсем, – отвечаю я, вспоминая большую неоновую вывеску магазина на Атлантик-авеню, куда зашла после первого звонка с арт-директором, женщиной по имени Ивонна, с резким тоном и быстрой речью. У стеллажей «Счастье сбывается» была толпа народу, некоторые полки уже опустели. Увидев типичный ассортимент, я заколебалась. Январский разворот в холодных голубых тонах. Февральский был весь розовый и красный. Март зеленый. Апрель разрисован каплями дождя. А май? Там был настоящий майский шест с лентами. По сравнению с ним надписи вроде «Цвети на своей клумбе» смотрятся нежнее некуда. И в то же время я предвкушала, как много всего могла этого сотворить. Этот проект мог открыть передо мной такие возможности, о каких большинство на моем месте только мечтают. Изменить жизнь, сейчас это было бы очень кстати, ведь мне придется платить за квартиру самой, по крайней мере несколько месяцев. – В смысле, да, – поправляюсь я и поднимаю на него голову. – Само собой, они делают товары масс-маркета. Они не… – Мой голос стихает. Не содержит намеки на состояние чьих-то отношений – додумываю я. Еще один плюс их товара. Самой собой, тебя не тянет зашифровывать какие-то послания, если работа предназначена для большого количества потребителей. – Уникальны, – завершает мою фразу Рид. Думаю, он это из доброты, лучшее завершение из всех возможных. Краснея, нервно поглаживаю сумку, пока внутри не раздается шуршание чеков с пакетом. – Итак, – бодро говорю я, чтобы он не услышал шуршание. – Они наняли меня и несколько других художников для создания трех оформлений планера на год. Если моя работа выиграет, они выпустят целую линейку товаров под моим именем. – Значит, – произносит он тихо, почти шепотом, – карьерные перспективы. – Ты сказал так, будто это плохо. Рид поворачивает голову в сторону реки, смотрит на противоположный берег. – Это не плохо. – Он указывает рукой на небоскребы Манхэттена. – Видимо. Он произнес последнее слово так, чтобы стало ясно: это все-таки плохо. Словно хуже карьерных перспектив ничего не придумаешь. А эти небоскребы – обитель Саурона. Рид смотрит на меня, голубые глаза выцвели на ярком солнце, выражение лица суровое, как неделю назад, в магазине. – Что бы ты ни думала о моей профессии, я не занимаюсь бизнес-консультированием. Моя работа заключается в другом, – говорит он. – Я понятия не имею, в чем заключается твоя работа. – Я же говорил, я бирж… Теперь я прерываю его жестом: – Я погуглила. Все равно ничего не поняла. Кроме того, что это связано с математикой. Ты, должно быть, очень умный. Уголки его губ приподнимаются – с правой стороны чуть больше, и на щеке у него появляется очаровательная черточка, плавный изгиб, дугой идущий от подбородка вверх. Он пропадает спустя лишь пару секунд, но успевает запечатлеться у меня в памяти. Позже я попробую его нарисовать. Шу-у-рх. – Мне не нужна консультация по бизнесу, – говорю я, смотря куда-то в сторону. – Мы здесь не за этим. – А зачем тогда? Собираясь с духом, делаю глубокий вдох. Я кратко рассказываю Риду о знаках, как они меня вдохновили, насколько разнообразны – по крайней мере, в этом городе – их буквы. Показываю страничку своего блокнота, где набросала список самых известных рукописных вывесок города. Хочу показать на телефоне карту, где отметила красными пинами локации, которые собиралась посетить. Не успеваю я разблокировать экран, как он говорит: – Не понимаю, почему ты решила пригласить меня. Я ничего не смыслю в буквах. – Потому что ты занимаешься числами. – Утверждение, не вопрос, на которое он отвечает не более чем привычным едва заметным кивком головы. Этим жестом он одновременно соглашается и разрешает мне продолжить, объяснить мою точку зрения. Но я не знаю, смогу ли. Получится ли у меня говорить так же прямо и честно, как у него. Я увидела твою визитку и подумала, что это знак. – Я небрежно пожимаю плечами, будто для меня вся эта ситуация – обычное дело. – В прошлый раз ты сказал, что ненавидишь НьюЙорк, и мне показалось, что я могу как… Он напрягся. Это неспроста, учитывая, что он всегда выглядит довольно напряженно. – Ты делаешь это из жалости, – отрывисто произносит он. – Что? Нет! – На секунду в голове мелькает мысль открыть сумку и показать ему претцели с чеками из супермаркета. Я что, выгляжу, будто испытываю к тебе жалость – хочется мне спросить. – Потому что я не… переживаю. Из-за разрыва с Эйвери. – О, этот штришок прояснения. Боже. – Я просто хотела с кем-нибудь погулять, – бурчу я, осознавая, что это и должна была сказать с самого начала. Это не вся правда, но точно ее часть. Я хочу с кем-то гулять, а Рид – единственный в этом городе, в этом мире, знающий мой секрет, – как ни странно, может быть подходящим человеком. Он недолго молчит. Затем встает, кладет руки в карманы и поворачивается ко мне. Будь на его месте кто-то другой, я бы разозлилась, потому что не позволю никому говорить со мной буквально сверху вниз. Но по задумчивому лицу и расслабленной позе Рида я понимаю, что ему просто надо было подвигаться, хоть немного. – Мне недавно сказали, что надо как-то отвлечься. Знаю, ему бы это не понравилось, но теперь мне точно его жалко. Это ощущение усиливается, когда Рид вынимает руку из кармана и натягивает рукава куртки. Этот мимолетный неосознанный жест выдает мне целую гамму чувств. Ему неловко. Он совершенно потерян. – Вот видишь? – у меня очень… причудливый голос. – Какое замечательное совпадение. Даже если тебе не понравится, ты будешь занят мыслями о том, как тебе это не нравится. – Я улыбаюсь, на его щеке мелькает эта его черточка. Снова тихо, Рид разглядывает серый асфальт, а я жду с блокнотом в руках. – Значит, счастье вместо мечты? – наконец говорит он. Я недоуменно моргаю, но через мгновение понимаю, о чем он. Точно – «Счастье сбывается». – Да. – Потому что ты счастлив, когда осуществляются твои планы. – Он произносит это так равнодушно. Стохастически. Что, если бы он сидел на защите стратегии бренда, на котором это предложили? Все бы в пепел превратились от силы его недовольства. – Думаю, смысл именно такой. – Очень глупо. Я киваю, косясь на свой блокнот. Все в порядке, я и одна прогуляюсь. Так даже лучше.