– Я... – в отчаянии не знал, что сказать или сделать, не ожидая подобной резкости от приятеля. – Пошел вон! – рявкнул Артур. Уже позже, сидя на кухне и рассматривая почти пустую бутылку, хотел запустить ее в стену. Где я найду такие деньги?.. Продать квартиру? Вернуться жить к маме? Молодец, ничего не скажешь... В моем-то возрасте жить с родителями. Закрыл глаза, пытаясь унять страх и накрывающую тоску в душе. А всё могло быть иначе... Сейчас бы сидел в нашем с Дашкой доме, ел бы вкусный ужин, а не пельмени, и помогал сыну с уроками. Сын... Надо позвонить Степке! Съездить к нему или пригласить к себе. Только захочет ли? Он так тянулся ко мне, ждал. А у меня то бабы, то друзья... Казалось, я держал в руках что-то важное и дорогое, но всё утекло сквозь пальцы. Стоило всё этого? Теперь я ясно понимал, что нет. Не стоило. – А-а-а, – заорал во все горло, всё же кидая бутылку в стену и от отчаяния закрывая голову руками, Зажмурился, чувствуя, как грудную клетку разрывает от боли. Юля – Ирландский кофе, пожалуйста, – попросила молодого паренька за барной стойкой в кофейне. – И если можно, двойную порцию. Я снова здесь. В этом городе, разделившим мою жизнь на "до" и "после". Четыре года после отъезда пролетели, как по щелчку пальцев. Казалось, что вот ещё вчера я волочила своё жалкое существование, перебиваясь скудными крохами, что кто-то в шутку, не иначе, додумался назвать заработной платой. Дом – работа… и редкие крохи хоть какого-то разнообразия в выходные дни. Как много людей живут в таком ритме не один год? Такая жизнь точно была не для меня. Тогда, в прошлом. И, наверное, будь у меня шанс, я бы всё сделала иначе, изменилась, стала лучше, но сейчас понимала, что время уже упущено. Слишком поздно давать заднюю. А вернулась я только ради того, чтобы разобраться с наследством, доставшимся мне от семьи. Отец, скончавшийся несколько лет назад от рака поджелудочной, с чего-то решил переписать квартиру на меня, видимо, не поделив что-то с матерью в очередном пьяном споре. И после его ухода, мама, не имея возможности со мной связаться, ведь у неё даже номера телефона моего не было, ещё некоторое время вела разгульный образ жизни, водя домой невесть кого и невесть зачем. Это, конечно же, возымело свои последствия. Полтора месяца назад до меня всё-таки смогли дозвониться госслужащие, видимо, вычислив мой номер через собственную базу. Возможно, у них остался мой зарегистрированный телефон после того, как лежала в больнице с выкидышем, мне не известно. Но факт остаётся фактом: я вернулась в этот город вынужденно и временно. Ведь квартиру, что оставили мне в наследство, собирались тут же забрать из-за долгов. Просто без моей подписи это не представлялось возможным. Бюрократия. Я не стала бороться за дом, в котором жила всё своё детство. Его и домом-то назвать язык не поворачивался. Сарай с кишащей антисанитарией — лучшая характеристика. Загадкой было для меня то, как соседи ещё не пожаловались за подобное отношение к жилплощади к уполномоченным органам и то, чем родители всё-таки питались. Неужели, на одной пенсии можно было много прожить? Как бы оно-то ни было, но стоя у могилы своих почивших родителей, я не чувствовала ничего. Ни сожаления, ни скорби — будто бы умерли совершенно чужие люди, не имеющие никакого отношения к моей жизни. Внутри меня царила пустота. Тихая и, я бы даже сказала, зловещая. И это продолжалось уже очень давно. Спустя четыре года после своего отъезда, когда произошло то, что в целом должно было случиться, я много переосмыслила и кое-что поняла. Стоило извиниться перед Дашей за предательство нашей дружбы. Да, это бы ничего не изменило и, возможно, лишь распалило бы бывшую подругу на негативные эмоции, но… Она хотя бы понимала, что я действительно испытывала вину. Сожаление… Сейчас только эти отголоски воспоминаний делали меня живой. Я жила подобно кукле. Богатый жених, идеальная внешность, которую не обошли хирургические и косметические вмешательства — мне приходилось много над собой работать, чтобы удержать возле себя достойного мужчину. Терпеть измены, капризы его стервозной дочери от первого брака, иногда и рукоприкладство. Всё, чтобы просто иметь возможность жить дальше. Наверное, поэтому я и начала пить. – Кофе? – задал уточняющий вопрос бариста. – Ликёра. Я заплачу, – уверила его, тут же достав кредитную карту из кошелька. Всё начиналось невинно, с одного бокальчика красного сухого на ужин. Но чем дальше я заходила в своём грехопадении, чем сильнее позволяла своему мужчине помыкать, чем больше пыталась соответствовать его идеалу, тем… Меньше оставалось от меня самой. Прежней Юли, глупой и влюблённой, трясущейся перед выбором рассказать подруге о том, что спит с её мужем или сохранить дружбу — больше нет. Осталась лишь оболочка. Красивая снаружи, но такая пустая внутри. – Спасибо, – поблагодарила бариста и села за свободный столик, коих в заведении было навалом. Я всегда жалела о том, что не сделала. Каждую чертову минуту своей жизни мне бы хотелось переиначить, изменить, но понимала, что этого недостаточно. И сейчас, сидя в одиночестве, в пустующем кафе, за тем же столиком, где когда-то мы с Дашей заново знакомились после моего приезда из Питера, я тоже чувствовала лишь пустоту. С каждой минутой моего нахождения здесь на душе становилось всё более гадко, кофе — остывшим, а гематома под глазом, которую я благополучно скрывала под тёмными солнцезащитными очками в абсолютно пасмурную погоду — будто бы заметнее. Больно не было, ведь мой жених, с которым я была в отношениях уже полтора года, с заведомой регулярностью приучал меня к этому чувству, взамен заваливая "извинительными" подарками. И мне бы уйти от него, сбежать, проявив хоть капельку гордости, но я уже не смогу. Без его денег. Без тех благ, что дарило его положение в обществе. Скачусь по социальной лестнице, как мои родители, в которых я так сильно боялась превратиться. И умру в безызвестности. Мимо окна проскользнул взрослый мужчина с короткой стрижкой и смутно знакомым лицом, держа под руку недовольного подобной перспективой парнишку лет десяти. Им навстречу вышла светловолосая девушка, с ярчайшей улыбкой на земле, казалось, разгоняющей серые тучи в небе. До боли знакомым жестом раскрыв руки для объятий, она подошла к своей семье и поприветствовала каждого. Лоб мальчишки тут же разгладился, а мужчина использовал свою вторую руку, чтобы в ответ приобнять свою женщина. После чего они удалились куда-то по своим делам. Счастливые и беззаботные. Была ли это Даша с сыном и новым мужчиной? Мне неизвестно. Но пойти и проверить я так и не решилась… Казалось, будто ещё вчера, находясь рядом с ней, я чувствовала то же тепло и уют. Купалась в лучах доброты подруги, забывая обо всём на свете. Но я оступилась. Предала… Будь у меня возможность обратиться ко всем женщинам, имеющим подобных подруг, сказала бы вот что: никогда не берите чужое, никогда не думайте, что цель оправдывает средства. Это так не работает. Карт-бланш в такой ситуации не выдаётся, увы. Сейчас, спустя время, я точно знала, что совершила ужасную ошибку. Нельзя оправдать любовью подлость. Невозможно построить своё счастье на чужих слезах. Я обидела единственного любящего меня человека, разве стоило это того? Сдался ли был мне вообще этот Андрей? Сотню раз нет! Мы так часто оправдываем себя, ищем аргументы в свою пользу, забывая, что нужно порой просто признать, что ты неправ. Остановиться и попытаться всё исправить. Или хотя бы не гадить еще больше... Многие скажут, что поделом мне. И будут правы! Только совесть — лучший судья. Она съедает изнутри, ломает и как не старайся, не улыбайся и не строй из себя невозмутимую и сильную, боль не пройдёт. Никогда. Выпивая, я часто представляю, что нашла своего человека, родила ему дочку… А по выходным мы вместе с Дашкой и ее мужем проводим время дружной компанией. Шутим, отмечаем праздники, жарим шашлыки. Там параллельная, другая жизнь, но попасть в нее можно только одним способом... Конец.