— Если ты не хочешь, давай не будем… — еще сильнее растерялась Ольга. — Но ты что, действительно из-за такой ерунды?.. — Нет, конечно… — Элмар помолчал, снова повертел в руке кубок и снова поставил на место, ни разу не пригубив. — Да что это я, в самом деле, как барышня на первом свидании ломаюсь. Я действительно в глубине души боюсь, но, конечно, не такой ерунды, как растолстеть, а кое-чего более реального… и более страшного, для чего не нахожу достаточно точного названия. — Перестать быть героем? — тихо предположила Ольга, вспомнив вдруг мрачноватое застолье в большой купальне и такую же, как сегодня, болезненную грусть в глазах отставного героя. — Можно сказать и так… — пожал плечами Элмар. — А можно и иначе. Но по сути ты права. Я боюсь, что в один прекрасный день кто-то с полным на то правом скажет мне то же самое, и мне нечего будет возразить, потому что все, что у меня останется — это былая слава и воспоминания. Ну, еще титул и куча денег, но это сомнительное достоинство, не стоящее упоминания. А быть героем я перестал уже давно, только это пока не очень заметно. Надо просто иметь мужество сознаться в этом хотя бы самому себе. — Неправда! — возмутилась Ольга, которую пионерское стремление к справедливости так и не попустило. — Что ты выдумываешь! Вечно ты как только что-то сделаешь такое, за что потом стыдно, так и начинаешь предаваться самобичеванию. Сегодня ты спас нас всех, а теперь рассказываешь, что перестал быть героем. Не бери дурного в голову, оттого, что ты перестал специально искать на задницу приключений, ты не стал ни слабее, ни трусливее, ни глупее. И сноровку не потерял, это даже мне видно. Я, правда, не знаю, каким ты был раньше, но вряд ли вообще возможно, чтобы ты был лучше, чем сейчас. Ты просто тоскуешь. Элмар грустно улыбнулся и посмотрел на нее, как на ребенка. — Да ведь дело не в том, что я все еще могу одним рывком разорвать не очень прочную цепочку и свернуть не особенно крепкую шею. Не сила делает человека героем, а то бы все крестьяне в героях ходили. И не смелость. Даже не умение и не опыт. А что-то большее, для чего я опять-таки не в силах найти названия. И объяснить это довольно сложно… но, раз уж я об этом заговорил, попробую. Когда я был таким вот мальчишкой, как Мафей, я бредил подвигами и мечтал только вырасти скорее, пока всех чудовищ не истребили без меня. Это очень распространенная подростковая болезнь — мечта стать героем. Какой нормальный мальчишка может мечтать стать сапожником или писарем? Нет уж, если магической Силы не досталось от рождения — то только героем. А если ты к тому же самый младший принц, и тебя не привлекает «блестящая» возможность стать в будущем министром чего-нибудь неинтересного и непонятного, а о том, что барда из тебя не выйдет, тебе недвусмысленно и честно заявил твой достойный доверия наставник… Ну кем же еще можно быть, как не героем? Не болтаться же при дворе без дела, предаваясь роскоши и праздности. Это только ленивый простолюдин может мечтать о таком сомнительном счастье. А я же принц, хоть и варвар. И силой и храбростью меня боги не обделили, и искусство владения оружием мне давалось легко, в отличие от моего умного кузена. Вот и вступил я на путь воина без колебаний, переполненный радужными мечтами и наивными романтическими бреднями, коих нахватался из баллад. Сейчас я понимаю, как мне невероятно повезло, что я встретил такого мага и такого мистика. Без них все мои подвиги не продлились бы и двух недель. Мне до сих пор иногда кажется, что я встретил их не случайно, и что мэтр специально снарядил Этель сопровождать меня в моих странствиях, хотя он с негодованием отвергает такие предположения и уверяет, что нашел бы более достойного коллегу для такого дела. Однажды, когда мы все были в стельку пьяны, я спросил ребят, почему они все-таки пошли со мной. Валента пожала плечами и сказала, что я ей просто первым попался. Этель кокетливо улыбнулась и заявила, что я ей очень понравился и она искала повода со мной переспать, а увязаться со мной в поход было как раз самым подходящим поводом. А Шанкар развел руками и объяснил, что посмотрел на нас и подумал: «Как будет жаль, если завтра эти симпатичные ребята погибнут без присмотра…» Смешно, правда? Ведь если бы он так не подумал, мы бы действительно сложили головы на первом же подвиге… А так — сплошные тебе славные дела, геройские деяния, блестящие победы и прочие эпитеты из репертуара бардов. Только вот с годами романтика моя вся куда-то повыветрилась. Пообтерлась о жесткие грани реальности, прополоскалась в крови, хлебнула дерьма… ничего, что я так выражаюсь?.. Наивный романтик превратился в умудренного житейским опытом циника. Где-то годам к двадцати пяти я с ужасом понял, что подвиги мне уже поперек горла встали, что от славы меня уже тошнит и что при всей насыщенности моей жизни событиями и приключениями мне скучно. Я не бросил все только по двум причинам. Потому, что не мог просто так бросить ребят после всего, что мы пережили вместе, и потому, что мне больше нечем было заняться. Я стал похож на того железного героя Терминатора, о котором ты нам рассказывала. Делал то, что было предписано программой, что должен был делать, и чего все от меня ожидали, но никакого желания это делать уже не испытывал. Чем все закончилось, ты сама знаешь, и, наверное, знаешь подробнее, чем рассказывал я. Я не догадался попросить Азиль помалкивать, и она, конечно же, посвятила тебя во все подробности печального финала моей геройской карьеры. За те полгода, что я провел прикованным к постели, я понял, что напрасно роптал на свою судьбу, потому что бывает и хуже. Однако, вернувшись к жизни, все же не ощутил желания снова отправляться на подвиги. Они мне просто надоели. Да и не мог я себе представить на месте моих погибших друзей каких-то новых соратников. Слишком уж я к ним привык. Опять же, оставить Азиль и куда-то уехать казалось мне чуть ли не преступлением. И кроме всего прочего, что уж тут скрывать, на память о последнем подвиге осталось мне хроническое воспаление какого-то долбаного нерва с заковыристым названием, и он периодически дает о себе знать. Вот и остался отставной герой жить в столице, рядом с семьей и любимой женщиной, в тишине и спокойствии. Если бы мой мудрый кузен, который видит все за два хода вперед, не догадался обременить меня хотя бы должностью первого паладина, я бы точно стал воплощением мечты бездельника. А так иногда выпадает возможность размяться, освежить в памяти боевые навыки и ощутить высокое вдохновение битвы. И мне этого вполне хватает. Ты говоришь, я тоскую. Есть немного, но это не совсем то, что ты думаешь. Не по подвигам и приключениям я тоскую, а по друзьям и своей наивной юности. В этом нет ничего особенного, людям свойственно вспоминать молодость и жалеть, что ее не вернуть. Но быть героем я перестал задолго до того, как получил хвостом по башке… и всему остальному. Так-то, подруга. Все очень просто. А теперь давай выпьем и поговорим о чем-нибудь другом, а то я, вижу, заразил тебя своим унынием. — Нет, я просто задумалась, — спохватилась Ольга. — О судьбах героев? Не стоит, я не для того тебе это рассказал, а так, для общего развития. И, надеюсь, тебе не нужно, как Азиль, объяснять, что этот разговор должен остаться между нами. — Понятное дело, — согласилась Ольга и, не удержавшись, спросила: — А король знает? — С ним я никогда об этом не говорил, так что трудно сказать. Но возможно, знает, и, небось, полагает, что именно от этого я так много пью. — Элмар вздохнул и одним духом осушил свой кубок. — Как бы то ни было, я опять, как всегда, наломал дров, и мне, как всегда, придется завтра извиняться. Перед Жаком, потому что он был все-таки прав, хотя и дразнился. И, разумеется, перед Факстоном, а то правда международный скандал… Помнится, я точно так же взбесился, когда мне предложили написать мемуары, и, вероятно, по той же причине. — Ну, это они хватили, — засмеялась Ольга, представив себе этот процесс. — Ты еще слишком молодой, чтобы писать мемуары. Они через десяток лет морально устареют, даже при такой жизни, какой ты живешь сейчас. Ты вот вроде и перестал искать приключений, но ведь обрати внимание — они сами тебя находят. Как говорится, в жизни всегда есть место подвигу. — Интересная фраза, — улыбнулся Элмар. Высказав свой монолог о судьбах героев, он действительно успокоился и даже повеселел. — Надо будет запомнить. А может, у меня просто судьба такая? Даже не знаю… Ольга, если ты собралась курить, подожди, я окно открою… — Не открывай! — всполошилась Ольга, которая уже выглядывала в окно не далее, как полчаса назад и прекрасно знала, что увидит там бедный принц-бастард Элмар. Нечто такое, что его окончательно доконает. — Почему? — удивился тот, остановившись на полпути и вопросительно воззрившись на Ольгу. — Тебе холодно? Так ведь лето на дворе. Или ты просто после сегодняшнего происшествия боишься всего на свете, как Жак? — Нет-нет, — поспешно уверила его Ольга и подорвалась с кресла. — Я сама открою. Ты только к окну не подходи, а то он тебя увидит… Элмар тихо выругался и опустился в кресло. — Открой, — согласился он с горестным вздохом, — а то если он меня увидит, то еще заговорить додумается… Распахнув тяжелые створки окна, Ольга не удержалась и все-таки выглянула, надеясь, что незваный гость уже ушел и что это хоть немного утешит Элмара. Но на ограде, как и полчаса назад, сидел печальный эльф, по-девичьи подперев щеку ладонью и с тоской вглядываясь в освещенные окна библиотеки. * * * За те десять лет, что Мафей провел в учениках у мэтра Истрана, он уже привык к таким процедурам. После каждого магического недоразумения наставник уводил его в свой кабинет, усаживал в кресло и предлагал объяснить, как он мог натворить то, что натворил. Сегодня он точно так же, как и последние десять лет, пристыженный, ерзал на краешке кресла и излагал историю своих приключений в Лабиринте. Однако мэтр вел себя совершенно не так, как обычно. На протяжении всего рассказа Мафей не услышал от него ни одного нравоучения, исключительно вопросы. Наставника интересовало абсолютно все: вид окружающего мира глазами цыпленка, ощущения Мафея при невозможности пользоваться Силой, реальность холода и льда, внешний вид Кантора, коньки мэтрессы Татьяны, разрез глаз Доктора и даже руны на его браслетах. Ни слова упрека за свою рискованную авантюру Мафей не услышал, однако дотошностью расспросов мэтр сегодня настолько напоминал Шеллара, что Мафею стало казаться, что закончится вся эта беседа каким-нибудь парадоксальным выводом, не вполне понятным простому смертному. Как он и ожидал, вывод из его рассказа был сделан совершенно неожиданный, хотя, следовало признать, вполне понятный и логичный. Мэтр печально посмотрел на ученика и с искренней скорбью в голосе вопросил: — Позвольте спросить, ваше высочество, как давно вы начали принимать наркотики? Совершенно обалдевшее от такого заявления высочество чуть не рухнуло с кресла, потому как по привычке сидело на самом краешке. — Мэтр, я никогда!.. — перепугано вскричал Мафей, немедленно вспомнив жалобы Орландо на то, как его ругают за наркотики, и представив себе, что его это тоже ждет. — Я даже не пробовал! — Ай-яй-яй, как прискорбно видеть, что вы опускаетесь до столь недостойной лжи… — Мэтр! — чуть не плача от обиды, взмолился нашкодивший принц. — Неужели вы думаете, что это мне все пригрезилось? Это правда, вы сами должны были видеть, я там был! Да спросите Диего, он ведь все видел! — Дело не в том, — все так же печально сказал мэтр. — Я охотно верю, что вы действительно были в Лабиринте и видели там то, о чем мне поведали. Я сам там был, и знаком с невероятными трансформациями, которыми там подвергается реальность. Но, чтобы вы знали, классический маг не может туда попасть просто так. Мой коллега, который пригласил меня в это познавательное путешествие, смог провести меня только с четвертой попытки, и для этого понадобилась убойная доза экстракта релиса дикорастущего. Позволено ли мне будет уточнить, чем воспользовались вы? Не думаю, что простым алкоголем, насколько я понял, пили вы уже позже, в компании вашего кузена Кондратия… — Мэтр, клянусь вам, ничем! — всхлипнул Мафей, до глубины души обиженный такими подозрениями и недоверием со стороны любимого наставника. — Вы же меня, наверное, обследовали, когда нашли, неужели вы сами не видели, что я ничего подобного не принимал? Ну, обследуйте снова, убедитесь, что я вас не обманываю! Не знаю, как я туда попал без наркотиков, может, это природное свойство эльфов. Доктор упоминал, что постоянно находит в Лабиринте таких цыплят, и удивлялся, как они туда попадают вопреки законам природы. Мэтр покачал головой. — Я слышал об этом только с ваших слов, поэтому не сочтите мое недоверие оскорбительным, но я все же позволю себе действительно обследовать ваше высочество, чтобы убедиться, что ошибаюсь. — Да, пожалуйста! — встрепенулся Мафей, подхватываясь с кресла и подбегая к наставнику. — Вы сами увидите… — Прошу вас постоять минутку и не шевелиться… — Мэтр Истран пристально всмотрелся в глаза ученика, сжав горячими ладонями его виски, затем провел пальцем по носу, ощупал шею и кисть правой руки. Затем все так же печально кивнул на кресло. — Садитесь, ваше высочество. Кажется, я должен принести вам свои извинения за необоснованные подозрения. Оказывается, и я не настолько всеведущ, как вам до сих пор казалось. Я вас обидел, мой мальчик. Простите меня. И не вздумайте плакать, мне кажется, вы именно это намереваетесь сделать. Когда вы вот так начинаете всхлипывать, мне все время хочется погладить вас по голове и утереть вам нос, что в вашем возрасте уже может показаться вам неподобающим. Утрите ваш нос сами и давайте продолжим наш разговор. О Лабиринте я лучше действительно расспрошу дона Диего, он, как мне кажется, лучше знает это место, чем вы. А теперь, если у вас нет вопросов по теме, перейдем к вашему свиданию с принцем Кондратием… — У меня есть вопрос, — Мафей шмыгнул носом, достал платочек и продолжил, послушно утираясь: — Как же я все-таки туда попал? Даже если я неправильно что-то сделал с зеркалом, я бы просто ничего не увидел, как это было до сих пор… Как я попал в Лабиринт? — К сожалению, ваше высочество, единственный человек, который мог бы вам это объяснить, пропал без вести пятнадцать лет назад… — Это тот самый? — уточнил Мафей, вспомнив разговор у зеркала в памятный вечер первого дня весны. — Ваш коллега из школы Пламени Духа? Это он вас водил в Лабиринт? — Именно. А касательно зеркала, если вы еще сами не поняли, все очень просто. Я неоднократно вам говорил, что вам не следует применять Силу в тех областях, где вы еще не научились ее контролировать. Вы способны манипулировать со зрительными отражениями только в пределах дворца, и смиритесь с этим до тех пор, пока не достигнете уровня бакалавра шестой ступени. Иначе результат ваших попыток может оказаться куда страшнее, чем сегодня, когда вы чуть не погибли, попав в бред умирающего. Дон Диего действительно очень правильно определил свое положение… и ваше тоже. — Мэтр, а что с ним случилось? И как он сейчас? Он не умрет? — Нет, не беспокойтесь. Он не умрет. Ничего смертельного с ним не случилось, просто есть предел возможностям человеческого организма, и если выжимать себя до последнего, как это сделал дон Диего, все может окончиться очень и очень печально. Но вы меня перебили. Я говорил о ваших постоянных попытках забежать вперед в изучении магии. Мне уже надоело, честно говоря, повторять вам, что для всего есть свое время и свой уровень, и что, пытаясь пользоваться Силой в еще неизученных вами областях, вы каждый раз смертельно рискуете. И мне кажется, вы уже не воспринимаете мои замечания на эту тему. Позвольте спросить, Орландо вам никогда не рассказывал, при каких обстоятельствах он потерял Силу? — Рассказывал. Он наткнулся на пограничный патруль, и попытался отбиться магией… — Совершенно верно. Он сделал то же самое, что постоянно делаете вы. Бросил свою Силу в такую область, в которой не смог с ней справиться. От патруля он отбился, хотя заклинание у него сорвалось, он смел своих противников волной чистой Силы, как это когда-то сделали вы с Северной башней. Но Силу после этого потерял, что вполне закономерно. И я бы попросил вас помнить об этом всякий раз, как вы пытаетесь взяться за магию недоступного вам уровня. Вы, как и ваш друг, наделены незаурядным могуществом, но одного этого мало, чтобы быть магом. Силой необходимо уметь управлять, иначе последствия могут быть роковыми. Поэтому, когда вас одолевает искушение попробовать свои силы в чем-то новом, то, каким бы привлекательным и доступным оно вам не казалось, помните, чем вы рискуете. — Да, мэтр, — послушно согласился Мафей, чтобы поскорее покончить с неприятной частью разговора. — А Орландо не нашелся? — Это понятие относительное, — пожал плечами мэтр Истран. — Для меня он и не терялся, я периодически наблюдаю за ним, чтобы убедиться, что с ним ничего не случилось. Однако поговорить с ним и позвать его вернуться я не могу, так как он слишком далеко. — Слишком далеко? — удивился Мафей. — Для вас? — Я, кажется, уже упоминал, что не всемогущ. — А где он? — Насколько я могу судить, вообще не в нашем мире. — А что он там делает? — То же, что делал бы здесь. Переживает, плачет, и каждый вечер накачивается наркотиками до невменяемости в компании каких-то аборигенов, которые, видимо, подобрали его из сочувствия. Сегодня я показал это место Жаку, и он с уверенностью заявил, что это его родной мир, и что его высочество, цитирую, «прибился к тусовке слегка прихиппованных зеленых торчков» и ему ничего не грозит, поскольку, опять цитирую, «эти ребята повернутые на возвращении к природе и в города не потыкаются, а сами постоянно под кайфом, так что его магические фокусы никто не заметит. И трава у них своя, натуральная, не отравится. Да и вообще они совершенно безобидные, даже когда обдолбятся, и таких вот потерпевших всегда принимают и жалеют». Правда, должен заметить, их сочувствие всегда принимает одну и ту же форму — угостить огорченного гостя своей «натуральной травой» и уверить, что с ними ему будет хорошо. Надеюсь, рано или поздно его высочество все же одумается и вернется, поскольку я не могу сделать ничего кроме наблюдения. — Он ведь еще не знает, что Диего жив, — вспомнил Мафей. — А передать ему никак нельзя? — К сожалению, я не знаю такого способа. Перемещение между мирами мне недоступно, собственно, даже сам Орландо попадает в другие миры только при сбоях в телепортации. Дозваться до него я тоже не могу… — Как такое может быть? Для него доступно, а для вас — нет? — Причину этому я вижу в том, что я, как ни удивительно, чистокровный человек, а он наполовину эльф. — Значит, мне тоже должно быть доступно? — Должно. Но не пытайтесь попробовать самостоятельно, если вам уж так хочется, пусть вам покажет господин Хоулиан. Вы видитесь с ним? — Нет. Он больше не появлялся с тех пор, как… с того самого вечера, когда… — Понимаю. Если вы так уж по нему соскучитесь, сходите к Элмару и поищите вашего приятеля где-нибудь поблизости. Он наверняка околачивается там. И, кстати, если вы его встретите, попросите его найти Орландо и передать его высочеству, что он напрасно так убивается. А также, что его здесь ждут и ищут. И, насколько я понимаю, не только здесь. Вы знакомы с господином по имени Амарго? — Я… э-э… я… — Вы обещали никому об этом не говорить? Я вас и не заставляю, я и так осведомлен о вашем знакомстве. Просто навестите его как-нибудь и передайте, что Орландо жив и здоров. — Но я поклялся никогда больше там не появляться… — Очень жаль. Он, наверное, тоже переживает. Однако мне приятно слышать, что вы умеете хранить верность клятве. Может быть, мне стоит заставить вас поклясться никогда больше не экспериментировать с… определенными видами магии? — Не надо, мэтр, пожалуйста… — тяжело вздохнул Мафей. — Я не смогу поклясться в том, в чем я не уверен. А хитрить при этом, как Шеллар, я не умею. А как он поживает? Скоро мы его навестим? — Могу вас заверить, что ваш кузен совершенно счастлив. А также, что завтра утром он сам нас навестит. К нему должны прибыть гости с официальным визитом, а также он не преминет полюбоваться на ту мерзость в гостиной у Жака, которая вызвала такой восторг у господина Флавиуса. Как я уже упоминал, его величество питает нездоровый интерес ко всяческим неподобающим зрелищам… Мафей невольно улыбнулся, вспомнив, при каких обстоятельствах мэтр об этом упоминал, и осмелился спросить: — Мэтр, а вы все-таки нащелкали преподобного Чена по лбу, или так и замяли это дело? — А вы не пробовали спросить его самого? — Пробовал, но он ответил так туманно и уклончиво, что я ничего не понял. — А как вы думаете, ваше высочество, умею ли я отвечать так же туманно и уклончиво? — Не сомневаюсь.