Он сидел за столом. На нем были мятая футболка и семейные трусы, а в руке он держал… Минуточку!.. Я схватила бинокль, настроила резкость и увидела то, что было у него в руке. Нож! Но то, что он делал с ним, было совсем не похоже на то, как некоторые люди намазывают кусок хлеба маслом, проголодавшись среди ночи. Папай, например, может за ночь опустошить полхолодильника, а на следующий день мама ворчит, потому что в кухне полный разгром. Но Крысолов не опустошал холодильник, и в руке у него был не простой столовый или хлебный нож. Это был охотничий нож, — длинный и острый. Только непонятно, зачем он ему понадобился. Мужчина провел ногтем по лезвию, высоко вскинул нож и резко опустил, словно пытался проткнуть воздух. Вжик! С вами бывало, чтобы сердце колотилось прямо в ушах? Грохочет, даже в затылок отдает, и одновременно по спине ползет холод… Я вся дрожала, вспоминая сон, который приснился мне на прошлой неделе. Про мертвую руку в унитазе и Крысолова-убийцу. А теперь еще и это! Когда я разбудила папая, выглядел он ужасно, потому что в последнее время работал по ночам и постоянно не высыпался. И все-таки он встал и поплелся за мной. Когда мы подошли к окну, у Крысолова уже было темно. Тогда я рассказала папаю о том, что видела, но он только зевнул. — Кокада, этот человек — Крысолов, а никакой не убийца. — Тогда почему он среди ночи размахивает ножом? — пискнула я. — Наверно, захотел проверить, хорошо ли сбалансировано лезвие, — пожал плечами папай. — А зачем Крысолову охотничий нож с хорошо сбалансированным лезвием? Папай застонал. — На это может быть тысяча причин! В качестве рабочего инструмента. Или у него есть лицензия, и он охотится на кроликов. Твой дедушка тоже любил рыбалку и охоту. У него было минимум пять таких ножей, и что он ими резал, я тебе даже рассказывать не стану. Папай почесал заросший щетиной подбородок. Под глазами у него лежали глубокие тени. Выглядел он совсем неважно. — Хочешь к нам в кровать? — предложил он. — Там уже лежит Леандро, — возразила я. — Ты уверен, что этот человек не опасен? — На все сто, — подтвердил папай. — Я пару раз встречал его в булочной. Он всегда любезно здоровается, и его точно не стоит бояться. Я немного успокоилась: все-таки папай неплохо разбирается в людях. Хотя, что можно узнать о человеке в булочной? Разве только то, какие булочки он любит — с кунжутом или с маком. Уже лежа в кровати, я подумала: а не вытащить ли мне письмо из конверта, и не спросить ли у Франки Дюваль, что она думает про эту историю с охотничьим ножом. Но это уж чересчур. Лучше завтра посоветоваться с друзьями. С этим намерением я, наконец, заснула. На этот раз мне ничего не приснилось. К счастью. 8. Мертвая монахиня, гороховый наследник и подозрительный запах — Может, Крысолов упражняется в метании ножей? — предположил Алекс, когда в четверг после обеда мы вместе с Фло и Солом растянулись на траве под «словарным деревом». Энцо сидел в гостиной за ноутбуком Пенелопы. Через стекло я видела его темные волосы, которые он всегда укладывал с помощью геля так, чтобы они торчали, словно колючки у ежа. Окно Крысолова было приоткрыто. Но там мы разглядели только чахлый цветок в горшке и угол шкафа. Расстояние было порядочное, но мы все равно говорили шепотом. — Метание ножей — это такой вид спортивных единоборств, — объяснил Алекс. — Я недавно видел соревнования на «Ю-тубе». — Не знаю, не знаю… — пробормотала я, разглядывая черепки с надписями на «словарном дереве». Больше всего мне нравились «Сердцебиение капли росы» и «Ликер слез», но сейчас прямо над моим носом висел «Ночной разговор судьи в полях». Я его никогда раньше не замечала. — Скорее всего, он вспарывает животы крысам, — сказала я. — И проводит над ними зверские эксперименты. Фло, закончив устраивать в саду маленький вольер для хомячка Хармса, поморщилась. А потом покачала головой: — Не верю. Может, он был пьян? Или увидел привидение и испугался? — Ему явился какой-нибудь зловещий дух! — подхватил Сол замогильным голосом. — Моя прабабушка из Кито постоянно видела духов, и с ней вечно случались жуткие истории. — Расскажи! — оживилась Фло. Сол смахнул с лица длинные волосы. — В ее спальне, — начал он страшным шепотом, — в каждое третье воскресенье месяца ровно в три часа ночи выходила из стены мертвая монахиня. Этот беспокойный дух садился на бабушкину кровать и приказывал ей читать молитвы. — Врешь ты все! — отмахнулся Алекс. — Не хочешь — не верь, — Сол бросил в рот фруктовую конфету-шипучку, и та зашипела и защелкала, словно маленький фейерверк. — А однажды ночью прабабушка шла босиком по полю, — продолжал он. — Стояло лето, было очень тепло, но вдруг она почувствовала, как на ноги веет смертельным холодом. И тут из-под земли появилось что-то жуткое, большое и черное, похожее на человека без головы. Бабушка схватила палку и ударила привидение. Вот так… — Сол схватил мой костыль и принялся размахивать им, словно палицей. Мы немного посмеялись. — Крысолов не такой жуткий, — заметила я, но на всякий случай нащупала руку Алекса. Вообще-то от историй про духов всегда мурашки по спине, даже когда стоит день и светит солнце. Правда, сегодня у меня было хорошее настроение, ведь я проснулась оттого, что кто-то бросил камешек в мое окно. Но тут мне придется вернуться в своем рассказе назад. Настоящие писатели тоже так поступают. То есть, не камешки в окно бросают, а возвращают читателя к событиям, которые происходили раньше. Бабушка объяснила мне, что это называется ретроспекция. Например, мальчик родился на яхте в Бразилии, а в рассказе он появляется уже в возрасте двенадцати лет вместе со своей мамой. Но с ретроспекциями надо обращаться осторожно, иначе читатель запутается. Итак, я возвращаюсь к камешкам. Когда сегодня утром я услышала стук в свое окно, то поначалу испугалась. Но потом подошла к окну и сразу успокоилась: на выступе стены стояла корзинка с одуванчиками, кучей жевательных резинок «Hubba Bubba» со вкусом колы — моих любимых, красным сердечком и запиской. В ней было написано: Передаю тебе привет, Тебя красивей в мире нет. Подарок я тебе несу — Bisou! «Bisou» по-французски значит «поцелуй» и произносится «бису», потому и рифмуется со словом «несу». А-а-абажаю, когда Алекс пишет мне письма, особенно, когда он преподносит их так романтично! Тут сверху послышался смех, а когда я подняла голову, то увидела в окне комнаты тети Лизбет самого Алекса. — Я бы тоже к тебе спустился, — сказал он. — Но, боюсь, веревка не выдержит. Очень уж она тоненькая. — Тогда можешь войти через дверь, — пригласила я. Мы позавтракали на моей кровати, а в полдень вернулась с работы мама и с таинственной улыбкой сообщила, что у нее для меня сюрприз. Но какой именно — не сказала. Осталось только добавить, что бабушка взяла мое письмо и пообещала переслать его в издательство, опубликовавшее книгу Франки Дюваль. В общем, с ретроспекцией покончено, и я возвращаюсь в компанию своих друзей. За это время к нам присоединился Энцо, который опять искал в Интернете информацию о своем отце. На нем была та самая знаменитая футболка с тараканом, и Сол при виде нее растянул рот до ушей. — Класс! Знаешь, я мог бы привезти тебе из Кито несколько настоящих южноамериканских тараканов. Один, помню, сидел в ботинке у моего отца и был почти такого же размера, как твой. Алекс поморщился, а я подумала, как бы перевести разговор на отца Энцо. Но он сам о нем заговорил. Правда, начал Энцо издалека. С острова Зильт в Северном море. — Кто-нибудь там бывал? — голос у него был как всегда бодрый, но улыбка показалась мне немного напряженной. — Я, — ответил Паскаль. — С папой и Алексом. Осенью позапрошлого года. Энцо погладил Хармса кончиками пальцев. Хомячок Фло не очень-то дружелюбен, но к «сводному брату» своей хозяйки испытывал полнейшее доверие. — А вы знаете там кого-нибудь? — как бы равнодушно спросил Энцо, не сводя глаз с хомячка. Тот потихоньку перебрался на его руку и устроился там поудобнее. — Почти никого, — сказал Алекс. — Вот только подруга моей маман там живет. Энцо почесал за ухом. Уши у него не оттопыренные, как на фотографии его отца. Они маленькие и круглые, в левой мочке — серебряная сережка-колечко, а на ней болтается крошечный человечек. Это японский домовой, которого называют дзасики-вараси. Энцо купил его перед каникулами на блошином рынке и подвесил на серьгу. — Дзасики-вараси — это добрые духи, которые охраняют дома, в которых поселяются, — объяснил мне Энцо. — Тем, у кого они живут, очень повезло. Они приносят в дом счастье и благосостояние. Но если их рассердить, они уходят, и на семью начинают сыпаться сплошные несчастья. Серебряный человечек сверкнул на солнце, и я вспомнила этот разговор. После звонка Гудрун прошла уже неделя, и до сих пор ничего не изменилось. Может, она передумала? Или Фло ее неправильно поняла? В конце концов, связь была неважная. — А почему тебя заинтересовал Зильт? — спросил Алекс. — Частное расследование, — объяснил Энцо и откашлялся. — Речь идет о моем отце — Августе фон Шанце. Я затаила дыхание. — И что? Ты выяснил о нем что-нибудь? — У него солидное состояние, — сказал Энцо. — Почти семь с половиной.