Следователь, не ожидавший столь резкой и холодной отповеди от девушки, поменялся в лице. – Разберёмся, – пообещал он нечто неопределённое, глянув недобро, но таки «сливая пары». И наверняка в отместку и из-за вредности характера промурыжил Глашу ещё минут сорок, гоняя туда-сюда и обратно по вопросам, касающимся инцидентов, произошедших между ней и Чащиным, и уточняя детали по факту обнаружения его тела. И отпустил, заставив дать подписку о невыезде из Москвы, которая перекрыла Аглае возможность ездить домой к маме с братом. О-хо-хо… Беда-печаль с этим следствием и этим следователем и иже с ним. Вот это она попала, как говорит Лилька, по самые брови! Аглая просто ужасно расстроилась, прямо до навернувшихся на глаза злых, обидных слёз. Вот как будет объяснять маме, почему не может приехать к ним на выходные? Да и папе, до которого обязательно дойдёт эта новость – мама же не промолчит, что дочь домой носа не кажет, обязательно поделится волнением и недоумением, это-то понятно. Поднявшись на свой этаж и подойдя к своей квартире, Аглая подняла руку с ключом к замку… и остановилась, не спеша открывать, захваченная пришедшей мыслью. Честно говоря, устала она от этого допроса зверски, да и от следователя гадкого и его явной подозрительной враждебности тоже. Не то чтобы она была такая нежная роза и девица тонкой душевной организации и с неустойчивой нервной системой, как раз таки, скорее, наоборот. Просто никто и никогда раньше Аглаю не обвинял облыжно и не подозревал ни в каких преступных деяниях, а уж тем более в убийстве. И, честно говоря, оказалось, что это сильно неприятно и лупит по нервам. Она повернула голову, посмотрела задумчиво на дверь Музы Павловны, посомневалась мгновение, но, быстро избавившись от этого чувства, решительно прошагала к соседской квартире и нажала на звонок. – Меня подозревают в убийстве этого придурка! – выпалила с ходу Глашка открывшей дверь Музе Павловне, не успевшей хоть что-нибудь произнести. – Проходите, дорогая. Мягко улыбнувшись, Муза Павловна отступила в сторону, приглашая девушку, и, закрыв за вошедшей в прихожую Глашей дверь, пообещала успокаивающим, обволакивающим добротой голосом: – Сейчас попьём чайку и всё обсудим. А может, вы голодная? Я приготовила чудесный борщ. Хотите борща? – Хочу, – тоном обиженного ребёнка оповестила Глаша. Борщ, оказавшийся и на самом деле обалденно вкусным, Аглая умяла за милую душу с рекордной скоростью. А когда Муза Павловна, убрав тарелки, накрыла стол к чаю, выставив свои любимые сервизные чашки, вазочки с вареньями и печеньем, разлила душистый чаёк по чашкам и Аглая сделала первые два обжигающих глотка, она вдруг почувствовала, как расслабляется и отпускает жёсткий внутренний зажим, который, оказывается, всё это время, с того момента, как она вышла из Следственного комитета, сжимал словно тисками что-то внутри её. – Ну как вы, детка? – с заботливым беспокойством поинтересовалась Муза Павловна. – Полегчало немного? – Да, как-то вдруг хорошо стало, – призналась Глаша, чувствуя, как от облегчения и растекающегося внутри тепла подкатывают к глазам совершенно неожиданные слёзы. – Ну вот и хорошо! – порадовалась соседка и спросила: – Можете уже рассказывать или вам тяжело сейчас говорить на эту тему? – Да нет, не тяжело. Вполне способна к обсуждению работы нашей российской Фемиды, – хмыкнула иронично Аглая. – Тогда расскажите, в чём там вас обвиняют, – предложила Муза Павловна и внесла своё любимое дополнительное условие: – И постарайтесь поподробней. Ну, Аглая и постаралась. И надо сказать, что «поподробнее» у неё отлично получилось благодаря наводящим и уточняющим вопросам, которые, под чаёк и печеньки с вареньем, легко и ненавязчиво задавала Муза Павловна. С улыбочкой, острыми ироничными комментариями и шутками она умудрилась буквально «выпотрошить» из памяти девушки все мелочи и подробности беседы со следователем. – Ну что, – закончив «опрос» Аглаи, вынесла вердикт Муза Павловна, – из того, что вы рассказали, я делаю однозначный вывод, что никаких доказательств в пользу версии о вашей причастности у следствия не имеется, даже косвенных. И этот, как нынче выражаются, наезд – не что иное, как личная инициатива следователя. Или его стиль ведения следствия, что называется «испуг на дурака». – Может, и на дурака, – согласилась Глаша. – Только он взял с меня подписку о невыезде, и я теперь не могу поехать домой к маме с Васькой. – А вот это уже перебор, – согласилась с праведным возмущением девушки Муза Павловна и, улыбнувшись, пообещала что-то неопределённое: – Но, думаю, мы с этим недоразумением разберёмся. – Как? – удивилась Глаша. – Есть методы. – Соседка погладила девушку успокаивающим жестом по руке и посоветовала: – Вам надо отдохнуть и обязательно хорошо выспаться, Аглая. Так что вы идите домой, примите успокоительное, которое посоветовал вчерашний доктор, и попробуйте поспать хотя бы пару часиков. – Попробую, – не стала обещать невозможного Глаша. Но, как ни удивительно, последовав совету соседки и приняв успокоительное, прихватив планшет и устроившись на диване, Глаша собралась было поработать, но очень быстро погрузилась в сон, подкравшийся к ней на мягких, убаюкивающих лапках. Личный телефон Игоря запел знакомой мелодией, привязанной к номеру бабушки, заставив Шагина непроизвольно напрячься. Понятно, первым делом он предположил всё плохое, что могло с ней произойти, поскольку Муза Павловна внука пустыми звонками никогда не тревожила. Вообще никогда. Бабушка чётко понимала, какова степень ответственности, лежавшей на нём и требовавшей постоянной внутренней собранности и дисциплины ума, и глубоко уважала профессионализм Игоря, чтобы позволять себе отвлекать внука по всякой ерунде. «Значит, не по ерунде», – обеспокоился пуще прежнего Игорь. – Привет, бабуль, – поспешил ответить он и сразу же спросил о самом главном: – Что-то случилось? – У меня всё в полном порядке, – заверила внука Муза Павловна. – Хотела поинтересоваться: ты сегодня в Москву не планировал приезжать? – То есть что-то всё-таки случилось, – не спросил, а скорее утвердил Шагин. – Со мной всё хорошо, Игорёк, правда, – твёрдо заявила бабушка, – но мне надо с тобой поговорить и посоветоваться. – Раз надо, то приеду, без проблем, – легко пообещал внук. – Тогда жду тебя на ужин, – решила Муза Павловна. Шагин посмотрел на документы, разложенные перед ним на рабочем столе, и, тихонько вздохнув, чтобы не услышала бабушка, внёс в обещание временну́ю поправку: – На поздний ужин, бабуль. – На поздний я тоже согласна, – с улыбкой уверила Муза Павловна. Он услышал эту её улыбку и улыбнулся в ответ. И так потеплело сразу на душе, и какое-то умиротворение сошло… Жаль, что всего лишь на пару мгновений, а потом взгляд вернулся к документу, с которым он работал, и умиротворение быстренько свалило, сменившись привычным деловым настроем. Аглаю разбудил длинный звонок в дверь, словно кто-то нажал кнопку и не отпускал какое-то время. «Почему «словно», – сквозь сон раздражённо подумала она, – именно что нажали и не отпускают». В следующий момент она резко села, спросонья не сообразив сразу, что происходит. Она что, заснула на диване? Ночь? День? Утро? Аглая подняла упавший от её резкого подскока на пол планшет и посмотрела на нём время – не ночь и не утро, а вечер, хоть и поздний. Поторапливая девушку поскорей соображать и начинать уже что-то делать, снова длинно-протяжно затренькал дверной звонок. – Да иду я, иду, – проворчала Глаша, поднимаясь с дивана и направляясь в прихожую. – Привет! – бодрячком поздоровался с открывшей дверь Аглаей Антон. – Говорят, с нашим соседом снова какая-то лабуда приключилась? – спросил он с ходу. – Здравствуй, Антон, – вредничая, проворчала недовольно Аглая, не выказав немедленной радости от встречи. – Надо было уточнить у тех, кто говорил. – Так мне консьержка прокричала инфу из своего ларца, я не вникал, – ответил сосед и спросил в стиле той самой вороватой простоты: – Давай ты меня в гости пригласишь, угостишь чем-нибудь и расскажешь, что за кипеш у нас тут снова образовался. – Ага, – проворчала Глаша, – как говорится, время спать, а мы не ели. – Ну где-то так, – хохотнул парень и повторил запрос: – Так пустишь? – Ну заходи, – не сильно-то гостеприимно, но всё же согласилась Аглая, отступая от двери. – Чем накормишь? – деловито поинтересовался сосед, скидывая обувь и в одних носках прошагав в кухню, не дожидаясь приглашения хозяйки. – Могу предложить только кофе или чай с бутербродом, а нормальную еду надо готовить, – огласила варианты Глаша. – Давай кофе и бутерброд, – выбрал из предложенного «меню» Антон, усаживаясь за стол. – Ну и рассказывай, – огласил он окончательный список своих пожеланий. – Прошлой ночью орал сильно Валерьян, я вышла, чтобы его заткнуть, увидела, что дверь соседа открыта, зашла и обнаружила его голый труп. Всё, – скороговоркой отбоярилась Глаша и, развернувшись к столешнице, включила чайник. – Какой голый труп? – обалдел от столь сильного заявления парень и переспросил: – В смысле ты обнаружила труп соседа? – Слушай, – разозлилась Глашка, резко повернувшись к нему, – эта новость два дня гремит среди соседей, её даже в сети, в чате нашего дома жильцы обсуждают, а ты заявился ко мне уточнить детали? – Ну ты что завелась, Аглай? – искренне подивился столь резкой отповеди парень, хлопая расстроенно ресницами. – Я два дня зависал на тусне с друзьями, по барабану мне чат дома, я на него даже не подписан. Откуда мне знать, чё тут у вас за треш голимый произошёл. Я вот только вернулся, а тут эта Вера Львовна кричит в окно своей привратницкой, что соседа грохнули, а мне надо полиции какие-то показания дать. Я сразу к тебе ход и намылил, ну а к кому? – Ты хоть представляешь, какое количество раз мне пришлось рассказывать в подробностях всю эту жуть? Оперативникам, потом следователям, потом ещё раз следователям! – отчитывала его с огоньком Аглая, откровенно отводя душу на парне, так неосторожно сунувшемся со своими вопросами и подвернувшемся под её измочаленные происшествием нервы. – Да ладно, ладно те, Глаш, чё ты кипятишься, – поднял ладони вверх сдающимся жестом Антон. – Ну нашла и нашла, и фиг бы с ним, не хочешь рассказывать, так и не надо. – И напомнил, скривив просительную рожицу: – Бутерброд-то дашь, обещала же? – Ладно, – резко выдохнула Глаша, уже спустившая пары, и даже почти извинилась, объяснив: – Просто достало уже. И занялась составлением обещанного бутерброда и приготовлением кофе. – Но, честно говоря, подруга, ты вообще-то отжигаешь не по-детски, – хмыкнул Антон и поинтересовался преувеличенно осторожно: – Не прими за оскорбление, но хотелось бы спросить: у тебя что, склонность к суициду, что ты постоянно во что-то влезаешь? Не‑не! – снова подняв руки жестом «сдаюсь», поспешил успокоить он Аглаю, посверлившую его гневным взглядом. – Ничего не имею против, каждый развлекается, как может. Просто интересно: какого хрена ты вообще полезла в ту квартиру? Тебе что, впечатлений в прошлый раз не хватило, когда ты его полудохлого нашла? – Да вот кто бы мне самой объяснил, зачем полезла, – выдохнула в сердцах шумно-расстроенно Аглая, поругивая саму себя: – Такая вот я, бедовая. Ага. – Чё, жуть была? – с осторожностью поинтересовался Антон. – Да уж не розы, – покивала Глаша и надолго замолчала. Снова развернувшись к столешнице, под повисшее надолго в кухне молчание она соорудила бутерброд, положила его на тарелку, налила в большую кружку кофе и, поставив всё это перед гостем незваным, дополнила сервировку стола хрустальной сахарницей и маленьким молочником со сливками. – Знаешь, что странно, – отчего-то вдруг решила поделиться своими размышлениями с парнем Глаша, сев напротив, – квартира была совершенно пустая. То есть совсем. Вообще. Как бы сказал профессиональный геймер, он же мой братец Васенька: кто-то грохнул злодея, и ему за это упал лут в виде всех вещей убитого. – Прикольно, – пожал плечами Антон и шумно прихлебнул горячий кофе из кружки, запивая добрый кусман, что откусил от бутерброда. А потом философски заметил: – Знаешь, странно не это, а то, что его вообще грохнули. Он же вроде нормальный бизнесюк, зачем его гасить, спрашивается, когда, если всерьёз задаться целью, можно спокойно и не сильно парясь отжать у чела всё, что есть. Сейчас за бизнес не гробят, в наше время врагов-ликвидаторов нет, есть только злостные хейтеры, весёлые хакеры и налоговая. – Значит, не только, – отметила очевидный факт Аглая.