– Да, донна Лукреция. Всем было не до молодой жены Лоренцо, он сам умчался в Милан, Пьеро лежал почти разбитый параличом в Кареджи, Лукреция находилась при нем. Джулиано был полностью поглощен своей влюбленностью в Симонетту Веспуччи, ему тоже не до Клариче. Джентиле Бекки, к которому Клариче до сих пор обращалась за советом, уехал с Лоренцо. Жизнь на виа Ларга катилась по накатанным рельсам, слуги хорошо знали свое дело, управляющий свое, Клариче не приходилось вмешиваться в ведение хозяйства огромного полупустого дома, да она и не желала этого. Лоренцо неохотно писал молодой жене, ограничиваясь всего лишь сообщением фактов своего присутствия в Милане, в Сарцанелло, в Сарцане… Хотелось спросить, что он там делает, но Клариче ограничилась надеждой, что мужу путешествие понравилось. Наконец из Кареджи примчался гонец от свекрови с просьбой приехать. В середине августа Клариче встретилась там с вернувшимся из поездки мужем. Из-за ее стеснительности встреча вышла сухой, но даже Лукреции оказалось не до скромной невестки. Пьеро Медичи почти полностью разбил паралич, пока еще мог говорить, он попросил собраться в Кареджи членов Синьории и видных горожан. Все понимали почему: Медичи готовился отбыть в мир иной и желал оставить после себя старшего сына. Никто не был против, за Лоренцо уже закрепилось прозвище Великолепный, а также уверенность горожан, что в случае чего поможет. Ему шел двадцать первый год… В ночь со второго на третье декабря 1469 года Пьеро ди Козимо де Медичи не стало, он умер в пятьдесят три года от подагры, оставив семейство Медичи и Флоренцию на своего старшего сына Лоренцо, которому не было двадцати одного года. Взрослым молодой человек во Флоренции считался с двадцати пяти лет. На следующий день дядя Лоренцо Томмазо Содерини организовал шествие сторонников Медичи. В знак поддержки люди скандировали: – Палле! Палле! А еще: – Великолепный! Еще через день после похорон отца Лоренцо Медичи принимал соболезнования граждан Флоренции и послов. Знатные граждане Флоренции и члены Синьории выражали сочувствие и просили Лоренцо ди Пьеро де Медичи взять на себя попечение о городе и государстве, как это делали его дед и отец! Молодому человеку, которому через месяц исполнялся двадцать один год, вручали судьбу немалого государства и просили стать следующим Отцом Отечества. И хотя он понимал, что так будет, его давно готовили к правлению, все равно Лоренцо испытал потрясение. Закончилась даже не юность, а, казалось, сама молодость. Теперь он взрослый муж, за советом и решением которого будут приходить самые знатные, даже пожилые флорентийцы. Начиналась новая жизнь – Хозяина Флоренции, хотя право на это звание ему еще следовало утвердить своими делами. И жизнь устроила проверку новому Хозяину довольно скоро. Глава 2 У Лоренцо был дядя – бастард Козимо Медичи по имени Карло. Бастарды для Италии неудивительны, иногда их больше, чем законных детей, у Пьеро Медичи тоже имелась дочь Мария. Бастардов воспитывали в домах отцов, девушкам выделяли хорошее приданое, выгодно выдавали замуж, сыновья обычно становились или священниками, или кондотьерами. Карло стал священником. Еще на свадьбе он посоветовал Лоренцо не принимать подарок от городка Прато, находившегося в подчинении Флоренции. Отказ означал выражение высшего неудовольствия. Было чем возмущаться, в Прато пригрели братьев Нарди, сообщников опального Диотисальво Нерони. Карло, который бывал в Прато по церковным делам и знал тамошние настроения, предупреждал племянника о готовящейся буче. Тогда Великолепному было не до Прато, а вот теперь жахнуло. Нарди и их сообщники захватили и бросили в тюрьму подесту города и членов муниципалитета. Но просчитались, призыв «Палле!» прозвучал и здесь. Жители Прато сумели расправиться с заговорщиками сами еще до того, как подоспела помощь из Флоренции. Подесту города Чезаре Петруччи и его помощников освободили, Нарди обезглавили, а четырнадцать его сообщников повесили. Потом расправились еще с одиннадцатью. Когда первое возбуждение спало, жители Прато вспомнили, что надо бы спросить совет у Флоренции, вернее, у Медичи. Но отрубленную голову не вернешь на место, удавленных не оживишь, оставалось решить, что делать с несколькими десятками сидящих в тюрьме бунтовщиков. Над этим и размышлял Лоренцо, когда к нему в кабинет зашла мать. Она единственная, кто мог входить без разрешения нового Хозяина. – Жители Прато казнили основных заговорщиков, это их право, но что делать с остальными? Я не могу начинать правление с казней, даже справедливых. – Но однажды сбежавший Нарди поднял новую бучу, что, если так же поступят и эти, будучи помилованы? – Когда-то дед говорил, что лучше простить одного должника, чем, разорив его, нажить себе десяток врагов из его семьи. – Это про деньги, Лоренцо, а на кону жизни людей. – Вот именно. Сколько глупцов вроде моего дяди Пьерфранческо или того же Луки Питти участвовало в заговоре, доверившись словам о свободе. Уничтожать нужно только тех, кто призывал к бунту или убивал во время бунта, остальных надо прощать. Лучше простить одного такого глупца, чем нажить себе в качестве врагов всю его семью. – Возможно, ты прав… Возможно… Все ждали, что Лоренцо, и без того недовольный Прато, расправится с теми, кто поддержал его недавних врагов, но ошиблись. В ответ на приказ подесте Прато уничтожить протоколы судебных заседаний и отпустить всех, кого не успели казнить, Чезаре Петруччи только развел руками: – Великодушие Медичи не имеет границ… Пройдет несколько лет, и Петруччи, будучи уже гонфолоньером Флоренции, получит от Лоренцо право без жалости расправиться со всеми участниками другого заговора. Правление, которое могло начаться с рек крови пусть не во Флоренции, но в Прадо, началось с милости. Сам Лоренцо начал последовательно проводить во Флоренции политические преобразования. Один за другим принимались законы, которые реформировали органы власти так, чтобы они состояли почти из одних сторонников Медичи. За пару лет Лоренцо удалось это сделать, Флоренция стала послушна ему не только на словах, но и на деле, хотя он продолжал завоевывать город, устраивая праздники, новые турниры, спектакли, просто раздачу средств бедным. Клариче очень старалась стать хорошей женой, как понимала это она сама, вернее, как ей внушали с детства. Тихая, послушная, терпеливая, заботливая… Лоренцо скрипел зубами и старался как можно чаще исчезать из дома, скоро появился повод не бывать в спальне жены – Клариче оказалась беременна. Лукреция Донато действительно стала ее приятельницей, старалась почаще оказываться рядом в людных местах, выказывала знаки внимания. Конечно, Клариче проигрывала Донато, прекрасно понимала это, но робость не позволяла ей биться за мужа с соперницей. Да она и не считала красавицу соперницей, вернее, не считала себя ее соперницей. Стоя перед зеркалом, Клариче только вздыхала: куда уж против Донато… Лукреция давала новой приятельнице советы, нередко дурные. Но еще хуже, она постоянно напоминала о Клариче ее мужу, подчеркивая в юной женщине как раз те качества, которые так не нравились Лоренцо: – Великолепный, ты должен ценить в своей жене ее кротость. Не всем же быть такими, как твоя любимая сестрица Наннина. И будь с ней помягче, мне кажется, что Клариче просто боится тебя. – Я не кусаюсь! И не грублю ей. С ней скучно, – вопреки своему решению никогда не жаловаться на жену, Лоренцо жаловался. – Вы с ней дружите, намекни, что я не люблю покорность. – О… Но Клариче на совет показать себя тигрицей только ужаснулась: – Нет, это не для меня. Еще хуже оказались у нее отношения с приятелями Лоренцо. Став главой не только семьи, но и Флоренции, Лоренцо стал куда меньше времени уделять друзьям, с которыми совсем недавно беспокоил округу. Они прекрасно понимали, что государственные дела теперь отнимают у Медичи львиную долю времени, но проще объяснить все наличием супруги. Клариче казалась скучной всем – Пульчи, Ручеллаи, Мартелли, даже Полициано и Бекки. Ей было не смешно, когда Луиджи Пульчи, его приятели звали Джиджи, читал написанную по заказу донны Лукреции поэму «Морганте» – искрометную пародию на рыцарские эпопеи. Клариче лишь внимательно слушала, но не более. А вот донна Лукреция, по чьей просьбе Джиджи и писал свою пародию, смеялась, отмахиваясь от особенно острых шуточек Пульчи: – Луиджи, тебя предадут анафеме! Хохотала и Наннина, сестра Лоренцо, и жена одного из членов этой беспокойной компании Бернардо Ручеллаи тоже пыталась расшевелить невестку, но тоже тщетно. – Клариче, послушай, разве не смешно? Клариче слушала об очередной проделке Морганте и кисло улыбалась: – Смешно. Ей очень хотелось быть такой же живой и смешливой, как Наннина, остроумно шутить, легко смеяться, разговаривать, двигаться… Клариче понимала, что в доме Медичи только так и нужно, что рядом с Великолепным нельзя быть серой мышкой, но непривыкшая к свободе дома, она строго держалась и в семье мужа. И все же желание стать как окружающие ее мужа брало верх. Донна Лукреция прислушалась, откуда-то со стороны спальни невестки доносилась музыка. Мать Лоренцо подошла ближе. Так и есть, музыка и, несомненно, танцевальная. Самого Великолепного не было дома, Джулиано тоже, в палаццо стояла редкая для этого места тишина, только потому Лукреция и услышала. А еще приятный тихий смех… женский смех… Господи, да кто у нее там?! Какое материнское сердце не замрет, услышав подобное? Донна Лукреция осторожно приоткрыла дверь и замерла. На лире играла одна из служанок, а Клариче танцевала. И вот этот танец – чувственный и воздушный одновременно – несказанно удивил Лукрецию. Она прижала палец к губам, приказывая молчать заметившей ее служанке, но Клариче уже поняла, обернулась и залилась краской смущения. – Ты прекрасно танцуешь, покажи еще. – Я?.. Нет, но я училась… – Покажи, чему училась. Она все же вынудила невестку исполнить пару танцев. Клариче раскраснелась, похорошела, словно ее разбудили ото сна. К сожалению, ненадолго. Когда в тот же вечер во время ужина заиграла (по просьбе хозяйки дома) музыка и донна Лукреция попросила Клариче станцевать, супруга Лоренцо так смутилась, что вся грациозность, легкость движений куда-то пропали. Не выручила даже пришедшая ей на помощь Наннина. На фоне ловкой, свободной сестры Лоренцо его жена смотрелась еще более скованной и угловатой. Ничего, – успокаивала себя Лукреция, – не все сразу получается. Главное – я знаю, что она может быть такой, как надо. Клариче себя еще покажет. К сожалению, не показала. Сначала она родила дочь, названную в честь бабушки Лукрецией. Потом сына Пьеро. Потом еще дочь, сына, дочь… всего у Клариче и Лоренцо было семеро детей, они все пережили младенческий возраст, что было редкостью для тех лет. Клариче вопреки надеждам донны Лукреции оказалась довольно слабой здоровьем, сказались частые беременности. Под предлогом заботы о ее здоровье и детях Лоренцо отселил жену в Кареджи и бывал там нечасто. Клариче воспитывала потомство и писала мужу слезные, но скучные письма, умоляя навестить. А еще воевала с его друзьями и просила за своих родственников. И то и другое не добавляло ей приязни со стороны Великолепного. Лоренцо очень любил детей, но был всегда занят. Неудивительно, Флоренция – хозяйство беспокойное, а если вспомнить, что в Италии спокойствия не было вообще, то его редкие визиты в Кареджи даже оправданы. Лоренцо писал искрометные и доверительные письма (в которых никогда не жаловался на жену) другим женщинам – своей сестре Наннине, Ипполите Марии Сфорца в Неаполь, Боне Савойской в Милан, д’Эсте в Феррару… и совсем скучные в несколько строк собственной супруге в Кареджи. Матери объяснил: