– Он поднялся в свою комнату, когда узнал, что случилось, – ответила Мидж. – Ну что ж, довольно тактично с его стороны. Думаю, он почувствовал себя неловко. Конечно, что ни говори, а убийство создает определенные трудности – угнетающе действует на прислугу и нарушает установленный порядок… На ленч сегодня должны быть утки. К счастью, их можно есть и холодными. А как быть с Гердой? Подать что-нибудь ей в комнату? Может, немного крепкого бульона? «В самом деле, Люси просто бесчеловечна!» – подумала Мидж. И тут же усомнилась в своей правоте. Может, Люси, наоборот, слишком человечна и потому так шокирует окружающих? Разве не правда, что трагедии сопровождаются заурядными, тривиальными проблемами? Это правда, простая и неприукрашенная! Люси просто высказала то, в чем большинство людей не признаются. На самом деле все помнят о прислуге, беспокоятся об обеде и даже испытывают голод. Мидж и сама в эту минуту чувствовала себя голодной! «Хочется есть, – думала она, – и в то же время тошнит при мысли о еде. Странное сочетание!» Ну и, конечно, все испытывают неловкость, не зная, как теперь относиться к этой тихой, заурядной женщине, которую все еще вчера называли «бедняжкой Гердой» и которая, очевидно, скоро предстанет перед судом по обвинению в убийстве мужа. «До сих пор я считала, что такое случается только с другими людьми, – думала Мидж. – Это не может быть с нами! – Через комнату она посмотрела на Эдварда. – Не должно случиться с такими уравновешенными людьми, как Эдвард». Глядя на Эдварда, Мидж немного успокоилась: он так рассудителен, добр и сдержан. Вошел Гаджен и, конфиденциально склонившись, произнес приглушенным (соответственно обстоятельствам) голосом: – Сандвичи и кофе сервированы в столовой, миледи. – О, благодарю вас, Гаджен! Гаджен неподражаем! – сказала леди Энкейтлл, как только дворецкий удалился. – Что бы я без него делала! Он всегда знает, как надо поступить! Действительно, большие сытные сандвичи не хуже, чем полноценный ленч… К тому же в них нет ничего бессердечного, вы понимаете, что я имею в виду… – О, Люси, не надо!.. Мидж вдруг почувствовала, как горячие слезы побежали по щекам. Леди Энкейтлл с удивлением прошептала: – Бедняжка! Все это слишком потрясло тебя. Эдвард подошел к дивану и, усевшись рядом с Мидж, обнял ее за плечи. – Успокойтесь, малышка Мидж! Уткнувшись ему в плечо, Мидж плакала, испытывая облегчение. Ей почему-то вспомнилось, как добр был к ней Эдвард, когда в Эйнсвике у нее умер кролик. – Это шок, – мягко сказал Эдвард. – Люси, можно я налью ей коньяку? – На буфете в столовой. Не думаю… В комнату вошла Генриетта, и Люси сразу замолкла, Мидж выпрямилась, а Эдвард весь напрягся и сидел неподвижно. «Что чувствует сейчас Генриетта?» – думала Мидж. Ей почему-то не хотелось смотреть на кузину… К тому же та держалась странно. Генриетта выглядела, пожалуй, воинственно. Она вошла с высоко поднятой головой, на щеках румянец, движения быстрые. – О, это ты, Генриетта! – воскликнула леди Энкейтлл. – А я уж думала… Полицейский с Генри и мосье Пуаро. Что ты дала Герде? Коньяк? Или чай и аспирин? – Я дала ей немного коньяку… и грелку. – Правильно, – одобрила леди Энкейтлл. – Этому учат на занятиях по оказанию первой помощи… Я имею в виду, при шоке – грелка и коньяк. Теперь, правда, против стимуляторов, но, я думаю, это просто мода. В Эйнсвике, когда я была еще ребенком, мы всегда давали коньяк при шоке. Хотя на самом деле, я думаю, у Герды не совсем шоковое состояние. В общем, я не представляю, что чувствуют, убив мужа… Это невозможно себе представить, но все-таки это не шок. Я хочу сказать, в этом случае нет фактора неожиданности. Холодный как лед голос Генриетты нарушил мирную атмосферу гостиной: – Почему вы все уверены, что Джона убила Герда? В наступившей тишине Мидж ощутила перемену в настроении присутствующих… Смущение, натянутость и, наконец, напряженность… – Это казалось очевидным, – произнесла через некоторое время леди Энкейтлл. Голос ее был совершенно ровным. – А что ты предполагаешь? – Разве не могло быть так, что Герда, придя к бассейну, увидела там Джона… лежащим на земле и только подняла револьвер, как мы все подошли. Снова воцарилось молчание. Затем леди Энкейтлл спросила: – Это Герда так говорит? – Да. Ответ Генриетты не был простым подтверждением, в нем чувствовалась сила, и прозвучал он неожиданно, как револьверный выстрел. Брови леди Энкейтлл высоко поднялись, затем она сказала с явной непоследовательностью: – Сандвичи и кофе сервированы в столовой. Она слегка запнулась, когда в гостиную вошла Герда Кристоу. – Я… я чувствую, что не могу больше лежать, – быстро, извиняющимся тоном произнесла Герда. – Так… так тревожно! – Вы должны сесть! – воскликнула леди Энкейтлл. – Вы должны немедленно сесть! Согнав Мидж с дивана, она усадила Герду, подложив ей под спину подушку. «Бедняжка!» Слова и действия леди Энкейтлл выражали заботу и в то же время казались совершенно бессмысленными. Эдвард подошел к окну и стал смотреть в сад. – Я… я только сейчас начинаю понимать, – сказала Герда, отбросив со лба прядь неопрятных волос. Она говорила нервно и обескураженно. – Понимаете, я не могла поверить… Я все еще не могу поверить, что Джон… мертв! – Она начала дрожать. – Кто мог его убить? Кто же мог… его убить? Леди Энкейтлл глубоко вздохнула и вдруг резко повернула голову: дверь из кабинета сэра Генри открылась, и он появился в сопровождении инспектора Грэйнджа, крупного тяжеловесного человека с усами, пессимистически опущенными вниз. – Это моя жена… Инспектор Грэйндж. Инспектор поклонился. – Леди Энкейтлл, – спросил он, – могу я немного поговорить с миссис Кристоу? Леди Энкейтлл указала на женщину, сидевшую на диване. – Миссис Кристоу? – Да, я миссис Кристоу, – поспешно ответила Герда. – Мне не хотелось вас беспокоить, миссис Кристоу, но я вынужден задать вам несколько вопросов. Вы, конечно, можете, если хотите, потребовать присутствия вашего поверенного… – В некоторых случаях, Герда, это разумнее, – вмешался сэр Генри. – Поверенный? – перебила его Герда. – Зачем поверенный? Почему поверенный должен что-то знать о смерти Джона? Инспектор кашлянул. Сэр Генри хотел было заговорить, но Генриетта поспешно сказала: – Инспектор просто хочет знать, что случилось сегодня утром. – Все было похоже на дурной сон… – В голосе Герды звучало удивление. – Я… я не могла даже плакать. Кажется, ничего не чувствовала, совсем ничего. – Это шок, миссис Кристоу, – сказал успокаивающе Грэйндж. – Да-да… наверное. Видите ли, все случилось так внезапно. Я вышла из дома и пошла по дорожке к бассейну… – В котором часу, миссис Кристоу? – Около часа… приблизительно без двух минут час. Я знаю, потому что посмотрела на часы. А когда я пришла туда… там лежал Джон… и кровь на бетонной плите бассейна… – Вы слышали выстрел, миссис Кристоу? – Да… нет… я не знаю. Я знала, что сэр Генри и мистер Энкейтлл стреляли в лесу… Я… я только видела Джона… – Да, миссис Кристоу, продолжайте. – Джона… и кровь… и револьвер. Я подняла револьвер. – Почему? – Простите? – Почему вы подняли револьвер? – Я… я не знаю. – Вы не должны были его трогать! – Не должна? – Взгляд у Герды был рассеянный, лицо безучастное. – Но я подняла револьвер. Я взяла его в руку… Она посмотрела на свои руки, словно видела лежащий в них револьвер, затем круто повернулась к инспектору. Голос у нее стал неожиданно резким, полным душевной муки: – Кто мог убить Джона? Никто не мог желать ему смерти! Он… был лучший в мире! Такой добрый, бескорыстный… Он жил для других. Его все любили, инспектор. Он был замечательный доктор! Самый добрый, самый хороший муж. Это, должно быть, несчастный случай… несчастный случай! Спросите кого угодно, – она жестом обвела гостиную, – никто не мог хотеть смерти Джона! Правда? Она обращалась ко всем, кто находился в комнате. Инспектор Грэйндж закрыл свой блокнот. – Благодарю вас, миссис Кристоу, – сказал он ровным, бесстрастным тоном. – Пока это все!