— Тонкинские солдаты, чаонинг, — шепчет тихонечко Парамит. Я перевожу удивленный взгляд на Пею, и та утвердительно кивает. — Тонкинские стрелки?! Но это невозможно! — восклицаю я пораженно, — они же во Вьетнаме! Джи касается моей руки, смотрю в ее глаза, так похожие на мои. — Рой рассказывал, что недавно под Сайгоном вспыхнуло восстание среди тонкинских срелков, его жестко подавили французские войска, но некоторым солдатам удалось бежать. Ее тонкие пальчики были совсем холодными, сжала их и стала растирать. Мелкая дрожь пробивала все тело. Неужели те бунтовщики добрались до нашей плантации? До нашего дома? Что же будет с отцом? С братом? А Эдвард? Сейчас ведь он тоже там! Стук в дверь заставил нас четверых вздрогнуть. — Госпожи! Госпожи! Надо уходить! — мы узнали голос Кривоногого Бонга, отцовского конюшнего. Пея открыла дверь, слуга стоял на пороге, лицо все перемазанное в грязи, черные глаза-точечки горели, словно угольки. — Господин приказал увозить чаонинг, — произнес слуга, нервно теребя в руках треугольную соломенную шляпу-нон. — Все готово. Скорее! Джи бросилась к шкафу, но я остановила ее. — Нет, надо бежать. — Неужели ничего нельзя взять? — Джи колотила дрожь. — Даже шаль? — Чаонинг Джия, прошу скорее! — молил Кривоногий Бонг. — Эти проклятые аннамцы уже пошли жечь поля! Перепуганные, растерянные, мы взялись с сестрой за руки и в сопровождении Пеи и Парамит стали спускаться по лестнице вниз. — К черному входу, — пояснил слуга. В доме было темно и пусто, мы шли на ощупь, пробираясь по узкому коридору, ведшему из основных зал в дальнее крыло. — Почему ты нас ведешь туда? — удивляюсь. — Разве мы поедем не на машине? Бонг ничего не отвечает, но когда мы вышли, то сразу поняли, что бежать из отцовского дома в эту страшную ночь нам предстоит в простой телеге. — Скорее! Прячьтесь под полог, — сказал слуга. Все еще не веря, что это на самом деле происходит с нами, мы залезли в телегу и накрылись с головой большим куском грубой ткани. Бонг вскочил на козлы и стегнул мула. Огромные колеса покатили вперед по узкой дорожке, по которой обычно в дом привозили с деревни козье молоко, она вела через лес, и ночью по ней мало кто решался ездить. — Надеюсь Бонг прихватил револьвер, — шепчу на ухо Джи, — ребятишки клялись мне на днях, что видели огромного слона-самца. — Ох, замолчи, Киара! — сжимает тут же мою ладонь сестра. — У меня и так того и гляди сердце из груди выпрыгнет, так ты еще сильнее пугаешь. Мы притаились, как мышки, от волос Парамит и Пеи шел сильный аромат масел и цветов, чтобы впустить хотя бы немного воздуха, приподнимаю полог и вижу черную стену непроходимого тропического леса. Страшного, живого, внимательно следящего за нашей телегой. Мне стало не по себе, когда между стволов промелькнули чьи-то желтые горящие глаза. Поспешила задернуть полог и прижаться к сестре. Судя по дороге, отец приказал отвезти нас в ту деревню у подножия холма. Неужели ситуация настолько серьезная, что он не видел другого выхода, как отправить нас с Джи туда? Эти мысли мучили на с сестрой, мучили они и наших верных лао. К счастью, никакой опасности не подстерегало нас на пути. Всего один раз Кривоногий Бонг останавливал телегу, чтобы прогнать с дороги варана. Револьвера у него не было, зато был хлыст, которым он довольно неплохо управлялся. Деревня лежала у подножия холма, покрытого густым лесом. С балкона моей комнаты я часто любовалась его изумрудной листвой и лиловыми облачками, что клубились вокруг. Пару раз я даже ходила сюда с Пеей и другими лао для подношений статуе Будды, что стояла тут. И всегда мне казалось, что нет на свете более милого, более уютного места на земле, чем эта притаившаяся за лесом деревушка. Но теперь, когда Бонг остановил мула возле низенькой хижины, крытой травой и соломой, внутри меня все сжалось. Так неуютно, так страшно и холодно показалось все вокруг. Навстречу нам вышла лао с бумажным фонарем, который несла на длинной палке. — Прошу, чаонинг, проходите, — произнесла она на диалекте, сложив руки в приветствии. Мы проследовали за ней. Глава десятая Казалось, эта ночь никогда не закончится. Склонив колени на глиняный пол, мы молились. Джи шептала молитву Деве Марии, я с Парамит и Пеей — Будде. Огромная красавица луна заглядывала через узкое оконце, чтобы осветить наши напряженные лица. Кривоногий Бонг не спал, не спали и другие мужчины деревни, вооружившись, кто мотыгой, а кто и вилами, они стояли у самой границы леса, туда, куда уходила дорожка, по которой нас привезли. Шепот мужских голосов долетал до нашего слуха, словно ручеек. Испуганные жители делились слухами о том, что тонкинские солдаты подожгли французский гарнизон, располагавшийся в всего в трехстах километрах от плантации, что было захвачено много боеприпасов и перебиты офицеры. Не выдержав, я поднялась и захлопнула ставни. — Киара, что же теперь будет? — сестра подошла ко мне и стиснула пальцы, лицо ее, бледное и испуганное, мерцало в неровном свете масляной лампы. — Как же папа? А Рой? Они же убьют их! Нервное напряжение давало знать, и Джи, закрыв ладонью глаза, зарыдала. Я порывисто обняла ее, положив ее голову к себе на плечо. Вошла хозяйка, неся глиняный кувшин. — Чаонинг, отведайте свежего козьего молока, — предложила она с поклоном. Но нам с Джи даже от одного вида еды и питья становилось дурно. Тревога легла на сердце тяжелым камнем, и мы лишь считали минуты. Поняв, что не собираемся пить молоко, хозяйка оставила кувшин на низеньком круглом столике, а сама отошла в угол. Там стояла маленькая мисочка. Я сначала подумала, что хозяйка хочет покормить кошку, но когда по стене проскользнула серебристо-черная полоса, ужас сковал мне горло, а Джи истошно закричала, прижимаясь ко мне всем телом. — Крайт! Господи, это же индийский крайт! Парамит с Пеей выглядели спокойнее, и мы с недоумением уставились на них. — Успокойтесь, чаонинг, — голос няньки ровный с нежными нотками помог моему сердцу вернуть былой ритм. — Это домашняя змея. Бей-бей прикармливает ее, чтобы она ловила мышей и отпугивала других змей. Змея подползла к блюдечку с молоком и стала пить. Мы с Джи все еще не могли сдвинуться с места. Конечно же мы слышали, что местные жители считаются искусными змееловами, но что некоторые из них приручили их, словно собак или кошек, не знали. — Наги очень умная, — сверкнув зубами, проговорила на диалекте Бей-бей, — спасла моего сына, когда на него хотела напасть кобра. Змея по кличке Наги бесшумно подползла к босым ногам хозяйки и свилась в кольцо, блестя черными глазками бусинами. Мы с Джи предпочли себе противоположный угол. Тяжело опустившись на подстилку из тростника, сложили ладони в молитве. Парамит с Пеей присоединились к нам. Хозяйка ушла, и змея послушно, словно щенок, уползла следом. Склоны холмов лишь слегка подсветили первые золотые лучи, как раздался крик, прорезавший пространство: — Идут! Сюда! Идут! Вскочив на ноги, я бросилась к окну и распахнула ставни. Влажный лесной воздух, напоенный ароматами цветов и листьев, наполнил бедное жилище и разбудил Джи, задремавшую на полу, свернувшись калачиком. Парамит с Пеей спали, стоя на коленях, прижавшись друг к другу и склонив головы. Едва ставни раскрылись, они открыли глаза и поднялись. — Кто там, Бонг? — кричу с окна слуге. Он повернул ко мне свое широкое лицо. — Все в порядке, чаонинг, — заулыбался он, — офицеры! Французские офицеры приближаются по дороге! Та радость, что охватила нас четверых, уставших, на грани отчаяния, женщин было не описать. Парамит с Пеей прижали руки к щекам и улыбались, мы же с Джи более бурно проявляли свое ликование. Крепко обнявшись, мы закружились в танце, смеясь и плача одновременно. Если офицеры здесь, значит они наверняка уже схватили бунтовщиков. Скоро наши мужчины вернуться к нам! Подобрав полы платьев, бросились на улицу, встречать наших защитников. Заря разгоралась сильнее, зеленокрылые попугаи с веселом гамом носились в ветках ротанговых пальм. Лошадиный топот приближался. Все жители деревушки выстроились вокруг нас с сестрой кольцом. — Киара, а вдруг и там Рой едет?! — глаза Джи светились, словно изумруды в лучах нового дня. — А вдруг и он там? И не помня себя от радости, сестра бросилась на встречу приближающемуся отряду. Замелькали золотые эполеты среди стволов, но их лица. Почему не видно лиц? Перевела взгляд на Кривоногого Бонга, вся краска в миг отхлынула с его загорелых щек. — Назад! — заорал он. — Прячьтесь! Это аннамцы! Аннамцы! В ушах застучало, по телу прошла волна озноба. Солнце упало на лица всадников, и я закричала: — Джи! Нет! Стой! Это не французы! Не французы! Сестра замерла на месте, я кинулась к ней. Но едва я успела что-то понять, как нас с ней взяли в кольцо аннамцы и наставили ружья.