Мальца разбудил звук шагов снаружи. Он замер, прислушиваясь. Храп Дедки на соседней лавке мешал слушать, но одновременно успокаивал. А время было нехорошее – между полуночью и восходом. Кто-то шастал под дверью, но Малец не встал. Лежал тихо, будто овечья шкура, которой накрыт. К прежним шагам прибавились другие, погромче, поувереннее. И еще одни. Не зверь, не нежить – люди. Кто? Воры? Дедкины недруги? У двери, не запертой по Дедкову обыкновению, неведомые люди замешкались. Теперь Малец слышал уже и дыхание. Да, трое. Дедко храпел во всю мочь. Малец осторожненько скинул овчину (холодно, однако, давно прогорело в печке) и как был, без всего, приготовился нырнуть под лавку. …Удар твердого сапога распахнул ветхую дверь, три могучие фигуры ввалились в избенку. Ввалились, встали плечом к плечу, острые навершия шеломов – под низкий потолок, ручищи – на мечах. Снаружи – луна, а в избенке, ясно, темень. Ничего не видать простому глазу. Малец тихонько сполз на пол, примерился забраться под лавку, да не успел. Должно, глаза незваных гостей пообвыкли к мраку, а может, звук услыхали, только один из них метнулся рысью, сцапал парня. Плечо как клешней прихватил. Малец не вырывался. Пискнув, повис пойманным зайчонком. – Колдун! – рявкнул здоровый. – Не замай! – раздался тут голос Дедки. Ясный, словно и не спал. – Не замай малого! Меня ищете. Железная ручища разжалась. Три воя повернулись на голос. Дедко кряхтя слез с лавки, сунулся к печи, отыскал уголёк, раздул, затеплил фитилек в плошке с жиром. Оранжевый лепесток подвинул тьму, и Малец разглядел пришлецов получше. Гридь. Ширины саженной, в кольчугах, в шеломах. Из-под чешуйчатых наланитников – густющие бороды. Незнакомые. И не варяги. И не нурманы. Все трое – в годах, но не старые. И каждый таков, что Малец ему ниже плеча. Грозные все, аки Перун варяжский. Да Дедко, по всему видно, не испугался. Он бы и самого Перуна не испугался. Малец устыдился. Ишь, хотел под лавку забиться. Как дитё малое! Дедко страху не выказал, а вот гости держались сторожко. Худо. Малец чуял: у таких осторожность – это когда чуть что, и голову долой. – Вижу, не нашего князя вы люди. – Дедко накинул на костлявые плечи доху, уселся. Велел Мальцу: – Меду принеси. Мне. Одному. Да сперва порты надень. – И опять воям, так и оставшимся на ногах: – Так чьи будете, мужи ратные? Послал вас кто или сами? – А тебя, колдун, не касаемо! – густым басом, грубо отрезал один. – Узнаешь в срок. Дедко враз насупился. – Не так со мной говоришь, человече! – буркнул он. – Что с колдуном меня попутал – прощаю. Вам, людям, в нас разницы нет. Однако ежели вежеством не проникнешься, увидишь разницу и ты. – И ляскнул зубами и рыкнул. Точь-в-точь как волк. Бородач вмиг, Малец даже сморгнуть не успел, выдернул меч, напружил ноги. Двое других – тоже. – Ну! Оборотись! – заревел страшно первый. – Вишь, на клинке насечка серебряна! Переполовиню! От рыка его Мальца пробил пот. Но учуял он: богатырь тоже вспотел. Страшно и ему. А вот Дедко не испугался. Подержал тишину сколько надо, а потом молвил негромко: – Мне в зверя перекидываться невместно. Я – ведун. Я вот тебя, пожалуй, обращу. Поревешь зиму мишкой-шатуном, может, по-людски со старшими говорить научишься. А может, и не научишься, ежели на рогатину кто возьмет. – Врешь! – усомнился богатырь. Меча он не опустил. – Доводилось тебе, человече, видеть, как топор сам собой пляшет? – спросил Дедко. – Знаю, не видел. Но слыхал. Так вот знай: и меч сплясать может. Хоть он с серебряной насечкой, хоть без. Так что ты гордость прибери, человече, и железо спрячь, – и, внезапно подбавив в голос силы: – Спрятать мечи немедля! Богатырь вложил клинок в ножны. Другие – тоже. И переглянулись, удивляясь, что послушались. А чему тут удивляться. Дедкову слову нечисть да звери повинуются. Хотя с людьми иной раз посложнее. Но не с этими. Только с теми, в ком страха нет. – Где мед? – прикрикнул Дедко на Мальца, а когда тот подал наставнику кружку, ведун спросил уже вполне добродушно: – А теперь говори, почто нужен я князю изборскому. – Коли знаешь, кто послал, так должен знать и почему! – недовольно проговорил старший из воев. – Мне неведомо. – А что ж тебе ведомо? – А взять тебя да привести пред княжьи очи! – Взять меня не в твоей власти. – Ведун усмехнулся недобро. – Меня и здешний-то князь только попросить может. Вои мрачно молчали. Видно, прикидывали, как Дедку обратать да при этом самим не сгинуть. – Что ж, у вашего-то своих ведунов нет? – спросил Дедко. – Есть, как не быть, – ответил старший. – Да куда им до твоей славы. Подольстился. – Ладно, – смягчился Дедко. – Приду. Только уж сам. А вы ступайте. Да передайте князю вашему: благодарность должна быть по труду моему. Уразумел? – А может, с нами поедешь? – не сдавался воин. – Поехали с нами, мудрый человек! – вступил второй. – Повозку те наймем. Поить-кормить будем от пуза. Поехали! – Не человек я – ведун! – отрезал Дедко. – Пешком приду. Сам! Князя своего обнадежьте. Да не бойтесь, ничё дурного он вам не содеет. Простит. А теперь – вон. Пока не передумал! И три богатыря поспешно покинули избу. Бежали оружные – от старика. «А я – под лавку!» – устыдился Малец. – Чё ж от тебя надо изборскому князю? – чуть погодя спросил ученик. – Ведаешь? – Да все то ж, – Дедко махнул рукой. – Небось, сгубить кого замыслил тишком. Потому и за мной послал, дальним. Свои-то могут и проболтаться. – А вдруг он тебя убьет? – испугался Малец. – Чтоб ты не проговорился… – Не убьет, – уверенно ответил Дедко. – Тех, кто при жизни за Кромку ходит, людишки и по смерти боятся. Думают: такого убьешь, а он после смерти из Нави выйдет и отомстит. – Правда, что ли? – Может, и правда, может, и нет, – пожал плечами Дедко. – Умру – узнаю. А ты собирайся давай. Поснедаем и пойдем. Надобно нам от этих не сильно отстать. А то они конные, а мы нет. Поторопимся. – Конные? – удивился Малец. – А где ж их лошадки? – В сельце оставили, – сказал Дедко. – Ко мне – побоялись. Вдруг испорчу? Вои, малой, лошадей своих пуще женок любят. * * * Бурый поглядел на черный комок на дне глиняной плошки. Глянешь: кусок смолы, не более. А истинным зрением посмотришь… Страшно. Правде научил его Дедко. Страх повелевает всеми. Внятный, невнятный, видимый, невидимый. Страх – он везде и всегда. Явь – его мир. Мир страха. А в ком страха нет, тот ей, Яви, не подвластен. Ни силам ее, ни властям, ни богам. Однако ж и Явь – не его. И живым такого назвать нельзя. Не жизнь он, а нежить. Глава седьмая Идти до Изборца пешком всю дорогу не пришлось. Обоз подвернулся. Купец ведуну не отказал. Дал место на повозке и даже кормить обещался. Взамен Мальца обязали помогать с лошадьми. Дедку ни о чем не просили, однако он сам отплатил: вылечил язву у одного из холопов и заговорил больной зуб самому купцу, за что тот подарил Дедке хорошие новые сапоги. Тоже сам. Дедко платы не просил. – Люди торговые, – сказал он после Мальцу, – бывают двух нравов. Одни за резан удавят и каждой медяшке счет ведут. Другие верят в свою удачу, по мелочам не выгадывают и одаряют щедро. Они думают: барыш и так не мал, а будет еще больше. Так зачем крохоборничать?