– Я тя! – Дедко замахнулся, страшила, оскалясь, отпрыгнул назад. На корточках он был аккурат в один рост с Дедкой. – Помнишь, из Мшанки мужики вчерась приходили? – повернувшись к Мальцу, спросил ведун. – На энтого жалились. Просили: изведи нечисть. Страшила еще более втянул башку в плечи. – Гляди! – строго сказал ему Дедко. – Не балуй! – И ученику: – Пойдем, Малец. – Ну, – спросил ведун, когда отошли подале, – страшный? – Угу! – Дурень! Энтого одни дураки боятся. А нам… Малец насторожил слух. Но Дедко боле ничего не сказал. Все же по особому его молчанию Малец догадался: есть такие, кого и ведуну нужно бояться. Вот это жалко! Не выйдет, значит, всех сильней стать. * * * Бурый вздохнул: да уж. Есть кого ведуну бояться. Ох есть. И каждому срок отмерен. Но – не ему. Если только он, Бурый, решится. И не идти ему по той дорожке, по которой Дедко ушел. И Дедкин Дедко, о котором Бурый только один раз и слышал. Когда однажды Дедко взял Мальца за левую руку, положил на стол да рядом свою пристроил. Тоже левую, но без двух пальцев. Такие же култышки. Только две, а не одна. – Мой-то Дедко построжей был, – сказал тогда ведун. – А может, и не строжей. После сам решишь. Через три лета. – Почему через три? – спросил тогда еще Малец, а не Бурый. – Срок мой такой. Как уйду к своим, так и уяснишь: добрый я был иль злой. – Как это уйдешь? – озадачился Малец. – Куда? – Помру. – Ты? – Малец удивился и испугался. – Рази ведуны мрут? – Все мрут, – отозвался Дедко. – Но иные просто мрут, а иные уходят. Знамо куда. – А куда? – с жадным интересом спросил Малец. Дедко покачал головой. – Ты ж ведун! – крикнул Малец. – Ты ж все знаешь! – Знаю, – согласился Дедко. – Но я ж еще не помер. – А я… А я… Никогда не помру! Вот! – запальчиво заявил Малец. Дедко поглядел на него внимательно… и промолчал. Потому что – ведал. Глава десятая В начале месяца травня, когда снег повсюду уже сошел, кроме вовсе лишенных света овражков, когда заструился под нежной березовой корой сладкий сок, Дедко повел Мальца в дальнюю сторону. Пешком повел, седла не признавал. У Мальца в ту пору нога была целехонька, но поспевал за ведуном еле-еле, хоть и умел по лесу ходить получше иного охотника. Дедко пер, будто лось по весне. Напрямик, без тропок, по липкой, влажно чавкающей прошлогодней листве, по пружинистой хвое, шел, тьмы и света не разбирая, молча. Только что разок показал ученику мелькнувшую в разрыве крон синюю прибывающую луну: – Притомишься – у ней силу бери. Спали мало, в середине дня. И даже во сне перед глазами Мальца маячила белая спина Дедкина полушубка. Днем, ночью… На третьи сутки Малец окончательно из сил выбился, ноги путались, цеплялись за всё подряд. Малец падал, вставал и снова падал, вымок весь, себя не чуял. На луну уж и глядеть перестал: без толку. В последний раз упал, решил: не встану. Уйдет Дедко, пускай. Дедко вернулся, отыскал в темноте… да и огрел клюкой поперек спины. Враз силы у Мальца прибавилось. Теперь ведун шел позади, а Малец трусил первым. Дедко то и дело его направлял. Словом, а чаще клюкой. Приговаривал: – Меня земля сама носит. И тебя понесет. Сколь надо, столь и пройдешь. Ныне легко, ныне земля проснулась и всей грудью дышит. Чуешь как? На седьмой день Малец уразумел, что есть «земля дышит». И сам с ней задышал. Тогда стало легко. Малец обрадовался и едва не побежал. – Молодец, – похвалил Дедко. И опять пошел первым. Пришли на одиннадцатый день. Деревья вдруг отшагнули назад, и Малец увидал большую поляну. А на поляне – огороженную тыном избу. Тоже большую. Луна, полно округлившаяся, висела в небе, и в сизом свете ее отрок разглядел: на заостренных кольях тына надеты черепа. Звериные и человечьи. Малец враз перетрусил, но Дедко уверенно подступил к воротам и забарабанил клюкой. В ответ раздался свирепый лай и еще более свирепое рычание. Не собачье – кого-то покрупней собаки. Дедко заколотил еще неистовей. Поначалу по ту сторону никто, кроме бесновавшегося зверья, не отзывался. Однако время спустя бедлам затих и голос, не понять, мужской или женский, проскрипел: – Кого лихо несет? – Открывай, колченогая! – взревел Дедко, и псы за воротами вновь зашлись от ярости. – Нишкнить! – прикрикнул на них тот же скрипучий голос. Застонал отодвигаемый засов. Ворота, однако ж, остались неподвижны. Отворилась махонькая калиточка. Дедко пихнул Мальца вперед, тот с разбегу влетел в калиточку, запнулся и упал бы, кабы не сгребли его две мощные мохнатые лапы. Вонючий хищный дух жаром обдал лицо. Малец увидал над собой раззявленную пасть и заорал от ужаса. – Брось, Топтун! Брось его! – раздался окрик, и медведь с очень большой неохотой отпустил отрока. – Затворяй, любезная моя! – веселым голосом гаркнул за спиной Дедко. Малец во все глаза глядел на распатланную старуху, шуганувшую мишку. А старуха, подбоченясь, глядела на Дедку. – Раскомандовался! – вороной каркнула она. – За чем пожаловал, старый? – От те и здрасьте! – закричал Дедко еще погромче и веселее. – Мы с дороги, устали, а ты!.. Ни воды помыться, ни еды поесть. Пшел, мохномордый! – Дедко замахнулся клюкой на медведя. Зверь так и шарахнулся. Не клюки испугался, ясное дело, а ведуна. Этакую зверюгу не то что клюкой, оглоблей огреешь – не заметит. Здоровущий. Такого в лесу встретить – лихое лихо. – Помыться вам… – проворчала старуха. Иль не старуха? Малец никак не мог взять в толк, сколько ей лет. При луне-то много не разглядишь… – Помыться… Сама он сколь не мылась, а иные, знаш, вон и вовсе не моются – и ничё! – Сёдни помоешься! – заявил Дедко. – Вишь, кого я привел? – Дедко подтолкнул Мальца наперед. – Видный отрок! – Не больно-то виден! – буркнула хозяйка. – Только визжать здоров. Мало не оглохла! – В дом веди, старая! – повелительно сказал Дедко. – Хорош лясы точить! – Да уж как прикажете, гости нежданные! – Старуха фыркнула и, поворотясь, пошла к крыльцу. Заметно прихрамывала. Колченогая. Дом был старый-престарый. И большой. В сенях на полке горела толстая свеча. Хозяйка взяла ее на ходу и похромала вверх по лестнице. Малец углядел: стены да перильца сплошь покрыты затейливой резьбой и черным-черны. Закопчены, что ли? – Холодно у меня! – недовольно сообщила старуха. – Ничё! – бодро отозвался Дедко. – Отрок протопит, коли дрова есть.