– Слышал я слова и похуже. – Заремба снова усмехнулся. – Он всё ещё парализован? – А как же. Два человека носят его в специально приспособленном кресле. Может, вы знаете, что означают буквы ГЛ, вырезанные на его щеках? – Они происходят от имени и фамилии Гаспара Лювайна, прозываемого Весёлым Палачом из Тианнона. Весёлый Палач разукрасил его так однажды ночью, а после пропал, – объяснил я. – Вы хорошо осведомлены на этот счёт… – Я был тогда в Столпене и вместе со Сфорцей проводил одно расследование. Он хотел отдать меня под папский суд. Заремба протяжно присвистнул. – Так вы с братом элемозинарием друг друга не любите, а? А вы знаете, что он сейчас здесь? В Аахене? Я не знал, но эта информация не могла улучшить мне настроение. – Он теперь важная персона, – добавил воевода, что меня ещё больше опечалило. Только подумать, что однажды ночью я мог безнаказанно убить Сфорцу! Теперь я жалел о своей кротости. – Вернёмся, однако, к делу, только прежде давайте выпьем, а то у меня язык сохнет. – Заремба на этот раз сам разлил вино в кубки, так как его слуга только что исчез за дверью. – Так, о чём это я... – начал он, когда уже проглотил напиток. – Чего касалось расследование? – Напомнил я ему. – Чёрной магии. Это всё, что я знаю. По всей вероятности, знал он намного больше, чем хотел показать. Однако не было смысла давить, так как Заремба не производил впечатления человека, которого можно было уговорить, чтобы он сказал больше, чем хочет. – И ещё одно, господин: кем были предыдущие три человека из окружения императора, которые, по мнению вашей милости, повели себя столь необычным образом? – Вам это ничего не даст. – Он пожал плечами. – Их отправили в родовые владения, и из того, что я знаю, они живут там, отгородившись от мира. Иоахим Клузе, императорский виночерпий, Зигфрид Гильдебрандт, медик, и Гедеон Тахтенберг, конюший. Эти имена ничего мне не говорили, тем не менее, я отложил их в памяти. Надо признать, что до недавних пор безумие охватывало людей, занимающих не самые важные позиции, хотя, безусловно, слова «виночерпий» или «конюший» не следовало понимать буквально, ибо, чтобы занять подобную должность, нужно было обладать хорошей родословной и значительными связями. – Медик, – проговорил я. – Если я верно понял слова вашей милости, именно он стал причиной трагической смерти светлейшей государыни? – Не знаю подробностей, – ответил Заремба. – Кроме того, что он вырезал плод из её чрева, прежде чем кто-либо успел его остановить. Я посмотрел на него таким взглядом, будто он сейчас признался в том, что является изнывающей от желания прекрасной девушкой. В таком мире, как наш, мире неожиданных событий и головокружительных поворотов судьбы, редко можно удивить чем-то инквизитора Его Преосвященства. Но на этот раз слово «удивление» не передавало даже части моих ощущений. – Ваша милость, вероятно… – Нет, я не шучу и не издеваюсь, – опередил он мой вопрос. – Не думаю, чтобы смерть была хорошим поводом для шуток. – Он перекрестился. – Господи, упокой с миром души этой несчастной женщины и её нерождённого ребёнка. Я перекрестился вслед за ним. – И он не наказан, не осуждён… – Сумасшедший? Несущий околесицу и плюющийся пеной, словно бешеный пёс? И всё-таки Заремба знал подробности той занимательной истории. – Не стали выносить сор из избы. И правильно. Я и сам бы так поступил. Я вдруг понял, насколько большую власть имел этот человек. Польша была огромной страной, правда, со значительной частью территории покрытой непролазными чащами, но, тем не менее, огромной. А этот человек, может, и не управлял Польшей, но в управлении ею принимал значительное участие. И вот теперь у меня была возможность сидеть с ним за одним столом. С феодалом, который одним движением руки мог решать судьбы городов, людей и целых стран. Я верил, что он замял бы подобный скандал и без колебаний пошёл бы на устранение его свидетелей. Пришлось также признать, что я не слишком обрадован тем, что стал одним из посвящённых в подобную тайну. Зарембе даже не нужно было меня предупреждать, чтобы я ни с кем не говорил об этом деле. Если бы он это сделал, всё выглядело бы так, будто он определённо считает меня полным дураком. – А что с попыткой убийства Светлейшего Государя, господин воевода? – Тахтенберг. Вилами. На конюшне. Можете себе представить? Я мог это представить, хотя и с трудом. Логично было бы, если бы дворянин попытался убить императора при помощи кинжала, меча, в худшем случае – яда. Но вилами? Словно какая-то деревенщина? – Трудно поверить… – только и ответил я. – Трудно, да… Но вы сами говорили, что безумие охватывает некоторых людей словно молния с ясного неба. – Но вилами?! – Слава Богу, не попал, – проговорил Заремба. – Были ли свидетели этого происшествия, господин? – Были. Хорошее слово. Именно были. Нет, нет. – Он заметил мой взгляд и замахал руками. – Они не убиты, если вы об этом подумали. Второй лекарь отправлен с экспедицией в Абиссинию, а конюх сидит в тюрьме. – С экспедицией Маркуса Кеслинга? – Спросил я. – Ну тогда уж лучше было бы оказать ему милость и попросту убить. Воевода рассмеялся. –Из ваших слов следует, что вы не верите, что Кеслинг когда-нибудь вернётся? И он был прав. Маркус Кеслинг отправился в путь, чтобы через Египет попасть в Абиссинию и проверить, справедливы ли слухи о могущественном христианском короле, владеющем этими землями. На мой взгляд, шансы вернуться у него были примерно такие же, как у мухи, отправленной для исследования паутины. – А экспедиция, которую отправили в Китай, вернулась, – сообщил Заремба. – Хоть это и заняло у них три года. Насколько я знаю, в Кракове издан подробный отчёт об этом путешествии. Весьма занимательное чтение, инквизитор. Я прикажу отправить вам экземпляр. – Покорнейше благодарю, ваша милость. Буду премного вам обязан, – ответил я искренне и вполне уверенно, поскольку это был первый рассказ очевидцев, и мне было действительно любопытно, что они нашли в Китае. – Может, и Кеслинг вернётся. Выпьем за него. – Мы подняли кубки, а затем Заремба встряхнулся, как мокрый пёс, и усмехнулся. – Я уже чувствую приятный шумок в голове, – объявил он с удовлетворением в голосе. – Но вернёмся к беседе. Хотите ли вы ещё что-нибудь узнать? Вино у воеводы было хмельным и крепким. Оно ударяло в голову, и я, честно признаюсь, чувствовал уже нечто большее, чем просто невинный шумок. Бог, правда, благословил меня особенной стойкостью к воздействию алкогольных напитков, однако я надеялся, что Зарембу ждут важные государственные дела, и он не намерен продолжать нашу встречу до тех пор, когда его или меня придётся выносить из комнаты. – Того, что я услышал, мне пока достаточно, господин воевода. Я незамедлительно приступлю к работе. – Хорошо. – Он кивнул. – Мне нравится ваш запал. Ну, тогда идите… Я встал, стараясь скрыть облегчение. – И ещё кое-что, – обронил он, когда я уже откланивался, стоя в дверях. – Я устраиваю пир. В субботу, на следующей неделе. Вы будете желанным гостем. У меня потекли слюнки при мысли о блюдах, которые приготовит польский повар. Однако я знал, что не должен появляться во дворце Зарембы. –Простите, ваша милость, но я не думаю, что общество инквизитора... – Польский воевода может приглашать, кого захочет. И никому до этого не должно быть дела, – прервал он меня злым голосом – А если кому-то не нравятся мои гости, он знает, где дверь! Мне не оставалось ничего другого, кроме как поклониться ещё раз и искренне поблагодарить за милость, воспользоваться которой я всё же не собирался. * * * Штаб-квартира Инквизиториума в Аахене была настоящей крепостью. И отнюдь не потому, что инквизиторы ожидали внезапной атаки. Она лишь должна была свидетельствовать о мощи Святого Официума. Ибо именно в Аахене короновались императоры, здесь находился один из дворцов Светлейшего Государя, сюда часто съезжались курфюрсты и дворяне со всей империи, здесь часто останавливались иностранные посольства, наконец, этот город славился целебными горячими источниками. Кроме того, Аахен был городом соборов, церквей и монастырей, и из-за этого Святой Официум побеспокоился, чтобы его штаб-квартира в Аахене вызывала восхищение. Построенная из красного кирпича крепость была окружена высокими, в пятнадцать футов, мощными стенами, ощетинившимися сторожевыми башнями. Основные здания, расположенные в форме прямоугольника, окружали обширный двор. Я знал, однако, что эта впечатляющая постройка была практически пуста. Не было смысла содержать ни десятки солдат, необходимых для размещения на стенах, ни сотни человек обслуги, если в аахенском отделении Инквизиториума осталось всего тридцать инквизиторов. А считая гостей Официума, охранников и слуг, там, по всей вероятности, находилось не более ста человек. Между тем, глядя на эту крепость, я был уверен, что в случае необходимости она могла вместить и тысячу защитников. Но на её территории не было столь характерных для других замков мастерских. Здесь были лишь конюшни и пекарня, служащие только для нужд жителей крепости. Ворота оставались открытыми настежь, у стены стояли два охранника с глефами в руках. Оба были одеты в кольчуги, на плечах у них были чёрные плащи с серебряным символом сломанного креста. Оба они были высокими, широкоплечими, бородатыми и суровыми. Их внешний вид не располагал к тому, чтобы попросить о привилегии войти на территорию Инквизиториума. Я подошёл, отметив, что они начинают ко мне присматриваться. – Меня зовут Мордимер Маддердин, я лицензированный инквизитор Его Преосвященства епископа Хез-Хезрона. Я хотел просить о праве войти. – Здравствуйте, мастер, – отозвался басом один из стражников. – Это большая честь для нас. Однако, в соответствии с полученными мной приказами, я должен попросить вас предъявить документы. Конечно, лица, выдающие себя за инквизитора, карались со всей твёрдостью и суровостью, но я знал, что иногда находятся сумасшедшие, которые по глупости, или желая нажиться или покрасоваться перед окружающими, и в самом деле пытались притвориться должностными лицами Святого Официума. Однако притворяться инквизитором здесь – под стенами аахенской штаб-квартиры Инквизиториума – было бы безумием, даже не укладывающимся в голове. Но я понимал, что правила есть правила, поэтому достал из-за пазухи епископскую охранную грамоту, предписывающую всем служителям Инквизиториума оказывать посильную помощь Мордимеру Маддердину, лицензированному инквизитору из Хез-Хезрона. Охранник просмотрел документы, внимательно изучил печати, после чего отступил в сторону. – Вы можете войти, мастер. Приветствуем вас от всего сердца. Соблаговолите подождать некоторое время, я позову кого-нибудь, кто вас проводит. – Он смерил взглядом замковые сооружения. – Здесь даже наши постоянные посетители часто теряются. В этом я ни капли не сомневался. Лукас Эйхендорф выглядел как брат-близнец охранников у ворот. Я мысленно исправился: они выглядели как его братья-близнецы, поскольку, видимо, подражание руководителю здесь было в моде. Таким образом, глава аахенского Инквизиториума был высоким, широкоплечим и чернобородым. Своей позой, взглядом и одеждой он больше напоминал опытного бойца, чем инквизитора. Я не видел его никогда прежде, но, безусловно, много о нём слышал, поскольку он находился на своём посту уже около десяти лет. Насколько я знал, он закончил обучение в Академии чуть раньше, чем я в неё поступил, и своей потрясающей карьерой был обязан сильному характеру, безоглядной верности и умению находить преданных сторонников. Нечасто эти три характеристики можно было приписать одному человеку. Эйхендорф де-факто был вторым человеком в Инквизиториуме, сразу после Его Преосвященства епископа Хез-Хезрона. Но эти должности разделяла такая пропасть, что Лукас мог быть смещён Герсардом в течение часа при помощи одного письма. Однако я знал, что епископ слишком мудр, чтобы избавляться от такого ценного сторонника, тем более что в случае приступа язвы, подагры, геморроя или кожного зуда он всегда мог выместить гнев на своих дворянах или инквизиторах в Хез-Хезроне, и ему не приходилось искать себе жертву аж в Аахене. – Дорогой мастер Маддердин, – Лукас распахнул объятья, – сердечно приветствую в столице! Это тёплый приём поразил меня, но и польстил. Даже если Эйхендорф лишь играл, для меня было ценно, что ему захотелось сыграть для меня. – Наслышан о твоих достижениях, Мордимер, – пояснил он, указывая, чтобы я сел. – Между прочим, и о том, что ты сделал для всех нас в Виттингене. Ты не думал перебраться в Аахен? Я уверяю, что у меня нет таких капризов, как у Его Преосвященства. – Он засмеялся. – Господи, не оставь его Своей милостью, – закончил я, довольный, что Эйхендорфу не чуждо моё имя и свершения. Что ж, каждый из нас, волей-неволей, имеет в себе немного грешной суеты, даже ваш покорный слуга, который считает себя человеком скромным и смиренным. – Правильно. Пока Герсард здоров, то и мы здоровы. Но над моим предложением подумай. – Это большая честь для меня, Лукас, – ответил я. – И я вам глубоко признателен. Боюсь, однако, что самый лёгкий способ заставить Его Преосвященство выписать мне запрет покидать Хез-Хезрон – попросить о переводе в другое отделение.