Я обратил взгляд на существ, пытаемых лезвиями серпов. И заметил, что их раны заживают почти сразу после нанесения удара. – А они? – Падшие Ангелы. Они пали так низко, как ни одно создание Божие до них. Они отреклись от Господа, но их кровь всё ещё имеет спасительную силу. Она не воскрешает Его, но сохраняет в глубоком сне. Я заметил, что икра Иисуса почти почернела, словно ветка дерева, обожжённого огнём, но потом на неё упала золотая капля, и тогда она снова на некоторое время уподобилась человеческому телу. Я увидел сухожилия и голубые вены, пульсирующие под упругой кожей. Но длилось это всего мгновение, не дольше, чем один удар сердца. – Мы Его опекуны и хранители Тайны уже более пятнадцати веков, – сказал аббат. – Теперь ты понимаешь, мой мальчик, что мы никогда и никому не позволим помешать нам в святом деле. – Он очнётся? – Мы в это верим, – в его голосе звучало искреннее желание. – И мы верим, что, наконец, найдём способ вернуть миру Господа нашего. Видно, мы ещё не достойны, чтобы он осветил нас своим сиянием. Но когда придёт время, тогда Он снова возьмёт в руки Меч и поведёт нас, верных слуг Божьих, чтобы мы свидетельствовали Истину. – Пусть так и будет, – только и смог прошептать я. – Тогда и наступит истинное Царство Иисуса, а железо и огонь искоренят всё зло, что родилось в мире. И когда в последней войне мы победим Зверя, тогда наш Господь будет править нами во веки веков. Не на небе, а здесь, на земле! Он вознесёт праведников, а жизнь злодеев утопит в крови и невыразимых страданиях. – Пусть так и будет, – повторил я. Мы молчали долгое, долгое время. И аббат заговорил первым. – Время прощаться, Мордимер. Я посылаю тебя в мир с тяжёлым сердцем и вовсе не считаю, что ты что-то изменишь, кого-то спасёшь, а нити судеб мира сплелись в твоих руках... – Зачем в таком случае жить? – Резко перебил я его. – Для того, чтобы надеяться, что будет иначе, чем я говорю. – Он не обиделся, а посмотрел на меня весёлым взглядом. – Для молодых такие дела – закрытые книги, осмотрительный старик уже все их изучил. Кто хорошо знаком с мудрыми старыми книгами, тот знает, ничто невозможно изменить к лучшему. Вот почему старики должны быть сумасшедшими, – произнёс он. – Вы сумасшедший, отче, – сказал я с полной убеждённостью, а перед глазами у меня стоял образ из моих снов, которого не открыл бы никому. А вернее, что ж, честно говоря, я говорил об этом человеку, который, по всей вероятности, уже мёртв. Каждую ночь я молился за его спасение. Сам не знаю, почему... Может, потому, что он меня услышал и понял? Я знал, куда пойду, и я знал, что мне нужно добраться туда раньше Чёрного Ветра. И что я должна спасти ту, что царит в моём сердце, даже если мне придётся заплатить за это самую высокую цену. В конце концов, я был человеком, который увидел своего любимого Бога. Я был другим, нежели несколько молитв назад. – Надеюсь, – признался он, похлопывая меня по плечу. – У меня есть искренняя надежда, возлюбленный Мордимер. Лелей свои мечты, мой мальчик, потому что без них ты станешь... – Несчастным, – позволил я себе сказать, когда молчание затянулось слишком надолго. – Никем, – заявил он твёрдым тоном. – Без мечты ты никто! Если ты плачешь над тем, что в твоей жизни солнце закатилось за горизонт, слёзы помешает тебе увидеть красоту звёзд. – А если их нет? – Прошептал я, думая о звёздах. – Так создай их, глупый мальчик! – Он хлопнул в ладоши. Я повернулся, чтобы двинуться в сторону двери, и только один раз, последний, решил взглянуть в лицо Иисуса. Капли золотой крови как раз упали на кожу Его лица, и я увидел, сколь велика застывшая на нём печаль. Потом я поднял взгляд, и он остановился на одном из существ, изрезанных серебряными серпами. Она была Ангелом. Несмотря на то, что имела женские формы, это было существо, находящееся за пределами мужского или женского восприятия (а может, скорее, над ним?). Она будила во мне не больше страстей, чем мраморные скульптуры в садах Его Преосвященства епископа Хез-Хезрона. Только что-то мерцало в её глазах. В золотых, необычных глазах, в которых появлялась боль каждый раз, когда серебряные серпы перерезали вены. И тогда неожиданно в моей голове раздался голос: «Попроси, чтобы я отправилась с тобой. Они не откажут». Быть может, если бы я задумался хоть на секунду над смыслом этой просьбы, я прикусил бы язык. Ибо откуда мне было знать, кто обратился ко мне внутри моего разума и с какой целью это делал? Позже я подумал, что ведь в столь святом месте, как монастырь Амшилас, не допустили бы появления тёмных сил. Но об этом я подумал потом, а в тот момент я смог только спросить: – Могла бы она отправиться со мной? Оба монаха подняли головы и повели глазами вслед за моим взглядом. – Это превышает... – На лице Зенобиуса появилось явное возмущение. Настоятель знаком приказал ему замолчать, потом он долго смотрел на меня. Я не опустил глаз. – Что ж, превышает, – согласился он наконец. – Но в наше время всё чаще и чаще происходят вещи, превышающие наше понимание. Приведите её сюда, – приказал он. Были отданы соответствующие команды, и Ангел была спущена на цепях. Рядом с ней стояли двое монахов с серебряными серпами в руках. Ангел расправила крылья. Они не окружали её так, как моего Ангела-Хранителя. Не были большими и не сияли священной белизной. Крылья Падшего Ангела были небольшими и посеревшими. Она обернулась ими, словно хотела прикрыть свою наготу. Тем не менее, в ней было нечто нечеловечески красивое: лицо и глаза, сверкающие глубочайшим золотом. – Режьте, – приказал аббат. Серебряные лезвия ударили по крыльям Ангела. Так близко к коже, что не осталось ничего, кроме ран, истекающих золотой жидкостью. Она закричала. В её голосе было столь великое отчаяние, какого я не слышал раньше ни в чьём крике, а ведь я имел возможность слышать множество криков, воплей и стонов. Она упала, скорчившись на полу, и в этот момент напоминала уже не Падшего Ангела, а лишь пытаемую женщину. Я заметил, однако, что её раны затянулись почти мгновенно. Через некоторое время под лопатками остались лишь утолщения кожи, будто обтянутые золотой парчой. – Поднимите, – приказал аббат. Монахи схватили её за руки. Ни мягко, ни жестоко. Попросту эффективно. Она шаталась в их объятиях, из её золотых глаз текли слёзы. – Будешь его сопровождать, – приказал аббат. Он наклонился и вырвал одно перо из лежащих на земле отсечённых крыльев. Ангел застонала так жалобно, словно это причинило ей боль. Аббат кратко помолился над вырванным пером и протянул его мне на открытой ладони. Оно блестело. – Береги его как зеницу ока, Мордимер, – наказал он. – Пока оно в твоём распоряжении, она не причинит тебе никакого вреда и выполнит любой твой приказ. Если только не захочет, – он обратил взгляд на Ангела, – умереть в страшных муках... Я не ожидал, что всё сложится таким образом. Если бы знал, то, наверное, не решился бы просить о сопровождении Ангела. Но ведь внутренний голос отчётливо сказал мне, что именно это правильно. Если что-то подобное произошло перед самым Святейшим Ликом, как это могло быть чем-то плохим? Я осмелился ещё раз обратить взгляд в сторону Иисуса, словно ища в Его лице или взгляде подтверждения правильности сделанного выбора. Однако я не мог себя обманывать, что я получу Знак. Конечно, что теперь я засомневался. Меня не интересовали страдания Падшего Ангела (безусловно, она заслужила всё, что с ней случилось), но то, что в качестве попутчика у меня будет существо, которое окружала ненависть, словно кровавая аура. И эта ненависть была направлена именно на меня. – Её зовут Мириам, – пояснил аббат. – Но ты можешь назвать её как угодно. Помни, что она не лучше пса, который должен тебя защищать. – Мириам, – повторил я. – Хорошо, почему бы и не Мириам? Аббат положил руку мне на плечо. – Тебе уже пора, Мордимер, – сказал он. – Спасибо, отче, – сказал я. – Спасибо, что поверили мне. Однако скажите мне, пожалуйста, что нас ждёт? – Каким бы ни было будущее, я постараюсь, чтобы ты до него не дожил, – пообещала Мириам. Её щёки были мокры от слёз. Я посмотрел в горящие золотом глаза. Я ожидал, что в них не будет ничего, кроме чистой, ничем не замутнённой ненависти. Я ошибался. В глазах Ангела я увидел ещё и отвращение. – Погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: «Зачался человек!» – аббат процитировал Книгу Иова, не обращая внимания на слова Ангела. – Вот будущее человечества, Мордимер. – Ах, – произнесла Мириам. – Всё лучше, чем я думала. Я не собирался отвечать. Я посмотрел на неё внимательнее. И увидел, что золото её глаз превратилось в блестящую зелень. Я взглянул на её груди и заметил, что они не напоминали уже части мраморной скульптуры. Под кожей показалась голубая жилка, а розовые пятна превратились в коричневые бородавки сосков. Я опустил взгляд на лоно и увидел, что его окрестности покрылись светлым пушком. Тогда я снял с плеч плащ и укрыл её, чтобы ей не приходилось стоять перед нами голой. – Пойдём, – сказал я. – Нас ждёт дальняя дорога. Потом она взяла меня под руку. У неё были настолько холодные пальцы, что прикосновение холода я ощутил даже через материю кафтана. – Я привыкла к дальним дорогам... Я присмотрелся к её узким маленьким ступням и тонким лодыжкам. – Разве? Она обратила на меня взгляд с неожиданной улыбкой на полных губах. – Когда-то я добралась даже в Ад, – пояснила она. – И как тебе удалось вернуться? Она посмотрела на меня долгим и внимательным взглядом. – Вернуться? Вернуться? Я здесь осталась…