– Да ну?! – вскричала Рен с фальшивым недоверием. Леруа молча бросил на ее ледяной взгляд. – Я и сама могла бы тебе это сказать, Джон. Где мой значок детектива? – Рен закатила глаза. На губах у нее заиграла усмешка. Леруа раздраженно прикрыл веки. – Ладно-ладно. Это не главная новость, Мюллер, – он обошел стол кругом и подался вперед. – Этот потенциальный серийный убийца оставляет подсказки о том, где появится следующее тело. Мы думаем, что у нас есть зацепка к следующему месту преступления, но до конца мы еще ее не расшифровали. – Вот тут тебе придется объяснить поподробнее, приятель, – Рен повернулась к нему и склонила голову набок. – Притормози, Мюллер. Мы еще не до конца уверены. Но судя по всему, весь тот мусор, что он оставляет на телах жертв – это его способ сказать нам, где он в следующий раз избавится от тела. Взять хотя бы прошлую жертву, найденную за баром «Двенадцать миль в час». Помнишь книжные листы, засунутые ей в глотку? Рен остановилась и кивнула, побуждая его продолжить. Рядом с двумя последними найденными телами и в самом деле нашли странные предметы. У Рен эта театральность могла вызвать только презрительную усмешку. Что, просто убить ему недостаточно драматично? Он настолько хочет внимания, что ему приходится оформлять место преступления, словно сцену? Всегда все дело в контроле. Чудовище такого рода чувствует власть, когда заставляет всех остальных понять – он здесь главный. Впрочем, Рен понимала, что подобное поведение скорее говорит о неуверенности в себе. Словно у человека, который рассказывает шутку, а потом полчаса объясняет, в чем была соль. Для таких людей невозможно просто позволить делам говорить самим за себя. И они идут на самые отчаянные меры. Подобные ходы использовали только самые жалкие убийцы, страдающие от навязчивого нарциссизма демоны во плоти, которым требовались неудержимые овации. Деннис Рейдер по кличке «BTK»[1], который буйствовал в семидесятых: он раз за разом выслеживал, избивал и убивал ни в чем не повинных женщин в их же собственных домах. Ему так хотелось добиться славы, что он сам звонил в полицию и указывал им на место преступления. Когда ему надоело просто дежурно признаваться в убийствах, он начал посылать в журналы письма и поэмы и оставлять по всему городу странные маленькие диорамы, пытаясь привлечь внимание полиции. В конце концов Рейдера сгубила его же собственная жажда славы. Ему так хотелось стать известным, что он начал забывать об элементарной осторожности и в конце концов совершенно искренне спросил полицию, смогут ли они отследить его, если им в руки попадет его дискета с записями. Полиция ответила, что не сможет, и он им поверил. Он думал, что он настолько могущественен и непогрешим, что даже полиция склонится перед его водевильными устремлениями. И он ошибался. – В лаборатории смогли определить, что было написано на бумаге, по крайней мере, частично. Это была седьмая глава бульварного романа. Внимание, вопрос – в каком болоте мы нашли следующее тело? – Топь Семи Сестер, – задумчиво произнесла Рен. – А это не слишком натянуто? Я согласна, звучит странно, но… Леруа поднял указательный палец, прервав ее мысль. – В книге, которую мы нашли на Топи Семи Сестер, вырвана одна глава. Седьмая. Та самая, которую нашли у прошлой жертвы. Выглядел он очень довольным собой. Затем он указал на то, что когда-то было живой женщиной. – И это еще не все. В ее одежде мы нашли кусочек бумаги. Сейчас мы пытаемся разобраться, на что указывает эта подсказка. Я попросил сделать копию и для тебя. Будет полезно, если кто-то посмотрит непредвзятым взглядом. Он достал из кармана бумажку, развернул ее и положил на стойку перед Рен. Она стянула перчатки и внимательно изучила копию. – Этот узор в виде геральдических лилий… – Рен наклонилась пониже и указала на узор, граничащий с краем скопированной бумажки. – Он был матовый или блестел? – Вроде как блестел. Как там это слово? – Леруа зажмурился, пытаясь вспомнить, затем воздел палец к потолку. – Иридисцентный. Радужный такой. И рельефный. Рен кивнула и продолжила изучать ксерокопию. – А это что такое? Леруа слегка подался вперед, чтобы посмотреть, на что она указывает. – А, это копия библиотечной карточки из книги. Опять же, не помешает, если кто-то со стороны выскажет идеи. – Филип Трюдо. Знакомое какое-то имя, – пробормотала Рен, уставившись на последнее имя, записанное в библиотечной карточке. – Ну, к сожалению, это тупиковый след, – вздохнул Леруа, обреченно взмахнув рукой. – Ну да. Я, конечно, не криминальный детектив, но моя гражданская интуиция подсказывает, что вряд ли какой-нибудь преступник решит оставить свое имя и телефон на месте преступления. – Да-да. Нашли мы этого Филипа Трюдо. Живет в Массачусетсе. Не был в Луизиане с тех пор, как окончил среднюю школу – а было это двадцать с лишним лет назад. А эта книга пропала из публичной библиотеки Лафайета примерно десять дней назад, – объяснил Леруа. Он взглянул на свой телефон и вздохнул еще раз. – Мне нужно ответить на звонок, а ты пока еще подумай. И он поспешил к дверям морга. Рен положила ксерокопию на стойку позади себя и натянула на руки чистые перчатки. Затем она сняла верхнюю часть грудной клетки жертвы и взглянула на часы, висящие над дверью. – Это будет долгая ночь, дорогая. Глава седьмая На часах было 5:08 вечера, когда Джереми собрал свои вещи и направился к двери. – Суббота! – раздался крик Кори, летящий через море рабочих столов. Джереми прощально взмахнул рукой, дав понять, что услышал, но шага не сбавил. Вскоре он уже прошел мимо стойки в главном холле и оказался на парковке. Там Джереми тяжело выдохнул, ощущая, как почти сразу же его отпускает напряжение. Жизнь в офисе – то еще испытание. Как только Джереми сел в машину, его немедленно придавило тяжестью солнечного дня. Он потянулся к кнопке включения кондиционера, но это не принесло облегчения: теперь на Джереми со всех сторон обрушился горячий, спертый воздух. Немного помогло открытое окно: по крайней мере, теперь Джереми не задыхался. Кондиционер наконец-то подул холодным воздухом, и Джереми медленно задышал, контролируя вдохи и выдохи. Ему стало интересно – похоже ли ощущается, когда тебя душат? Короткий момент беспомощной, тошнотворной паники, за которой следует внезапное чувство облегчения. Джереми, впрочем, облегчение ничуть не интересовало. Нет, его мысли всецело занимала только боль и способы ее причинить. Механика боли одновременно замысловата и до обыденности проста – фундаментальная дихотомия в действии. Физиологически боль требует совершенной симфонии химических реакций. Каждое звено этой цепочки должно сработать строго в определенное время, чтобы ощущение стало реальным. Стимул посылает импульс по периферическому нервному волокну, и тот попадает в соматосенсорную кору головного мозга. Если же что-то прервет его путь, то ощущение будет утрачено. Для сравнения: запустить этот электрический импульс мог бы даже троглодит. Все, что для этого требуется – это тупой или же острый предмет в сочетании с физической силой. Абсолютно захватывающе. Джереми помнил первый раз, когда он увидел боль и опознал ее. Ему было лет семь, и он читал книгу в гостиной, в том самом доме, в котором он жил и поныне. Он перевернул страницу и услышал знакомый звук: это машина его отца остановилась на подъездной дорожке. Дверь открылась, а затем хлопнула с такой силой, что было ясно: отец на взводе. Джереми слышал, как он бормочет что-то себе под нос, шипя и ругаясь, пока шаркает к своему сараю. Джереми подскочил и побежал на улицу, чтобы посмотреть, что происходит. Тогда он и услышал новый, незнакомый ему звук. Он исходил из багажника отцовского пикапа, и звук этот был полон агонии. Поначалу Джереми показалось, что там лежит раненый ребенок: настолько человеческим и страдающим был этот плач, эти подвывания, сопровождаемые тихими, болезненными стонами. Звук этот одновременно завораживал и отталкивал, и Джереми наполнило странное предвосхищение, охватившее каждую клеточку его тела. Летняя жара навалилась на него, как тяжелое одеяло: зловещая, будящая дурные предчувствия, побуждающая спрятаться. Но Джереми шел и шел вперед, к кричащему существу, скорчившемуся в пикапе, словно его тянуло туда невидимой нитью. Встав на подножку, чтобы заглянуть внутрь, он увидел перед собой испуганную лань. Джереми ясно разглядел ее сломанную ногу и открытую рану, которая тянулась от левого уголка рта вниз, к плечу. Ее бока и живот поднимались и опускались с такими мучительными, трудными вдохами, что Джереми сам потрясенно выпустил воздух из легких. Из ее носа капала кровь, а в глазах застыло дикое выражение ужаса и боли. До сих пор Джереми мог ясно представить себе эти глаза, стоило ему только закрыть свои собственные. Он не мог отвести взгляда. Несколько секунд он просто стоял там, разделяя кошмарный момент с этим прекрасным существом. Затем, словно по сигналу, в воздухе зазвучала музыка. Его отец включил старое радио в сарае. Он всегда любил, чтобы во время работы играла музыка. Из динамиков полилась песня «Эти сапожки сделаны, чтобы ходить в них» за авторством Нэнси Синатры. – Сын, спускайся оттуда. Ты ее напугаешь, а мне надо, чтобы она заткнулась, – скомандовал отец, появившийся из дверей сарая. Через плечо у него висела винтовка, и он сделал несколько взмахов рукой, прогоняя Джереми от кричащего животного. – Пап, что случилось? – осторожно спросил Джереми, спрыгивая на землю. Его отец прошелся ладонью по волосам песочного цвета, затем нервно потер подбородок. Раздался знакомый шершавый звук. – Она выбежала на дорогу прямо перед машиной. В следующий миг передо мной уже лежит эта чертова тварь, вся перекореженная. Не мог я ее так оставить. А ружья я с собой не взял, так что пришлось везти ее сюда, – буднично объяснил отец. Он обошел пикап сзади и опустил заднюю стенку грузового отсека. Теперь лань стало видно куда лучше: она лежала на старой грязной тряпке, когда-то бывшей белой, но со временем приобретшей отвратительный бежево-пыльный оттенок. По ткани расплывались пятна крови. Язык вываливался у лани изо рта. Пока Джереми смотрел на нее во все глаза, отец успел подкатить к машине большую тачку. – Хорошо, что ты здесь оказался, парень, – сказал он, хлопнув Джереми по спине так сильно, что тот пошатнулся. – Что ты собираешься делать? – серьезно спросил он у отца. – Ну, нам придется ее убить. Мы были бы чудовищами, если бы позволили ей просто так страдать. Джереми ощутил, как у него перехватило дыхание. – Убить? – переспросил он, не отрывая взгляда от лани. – Это жизнь, сын. Нельзя позволять живым существам страдать без необходимости. Кроме того, существует определенная иерархия. Кто-то находится на вершине пищевой цепочки, а кто-то – в самом низу. Жертва этой лани даст нам много отличного мяса, – объяснил отец. Потом он резко дернул ткань на себя, и раненное животное содрогнулось от этого движения. – Давай. Помоги мне стащить ее вниз. Джереми был ошарашен. Он совершенно механически помог отцу подтянуть ткань с лежащей на ней ланью к краю грузового отсека, затем забрался внутрь и помог опустить ее в тачку. Крики лани стали громкими и настойчивыми. Она звала на помощь своих сородичей, но сейчас она находилась слишком далеко от дома. Лань ударилась о дно тачки с отвратительным стуком. Раздался негромкий треск, и лань закричала еще пронзительнее. Отец решительно повез тачку за дом, и Джереми безмолвно последовал за ним. Когда они дошли до деревьев, он помог выгрузить лань на траву. – Встань рядом, сын, – отец поманил его к себе, и Джереми пришлось отойти от животного. Затем отец прицелился. Он стоял, касаясь ботинком задней ноги лани, с винтовкой наизготовку, нацеленной ей в голову. Лань громко закричала, словно чувствовала нависшую над ней гибель. – Смотри. Целиться нужно между глаз, – тихо сказал он. – Убить раненное животное нужно быстро. И с этими словами он неожиданно нажал на курок. Джереми подскочил на месте от внезапного грохота. На секунду все словно замедлилось, затем голова лани резко откинулась назад. Последовавшая за этим тишина навалилась сверху, выбив из него дрожь, словно холодный ливень. Какое-то время они молча стояли рядом – Джереми и отец. Теперь, оглядываясь назад, Джереми считал этот день важнейшим в своей жизни. Тогда он увидел страдания, боль и избавление, которое приносит смерть. Джереми зашел в дом и небрежно бросил ключи в миску с мелочью. Он представил себе, как этот внезапный стук металла об металл испугал его гостей, и мысли об их ужасе привели его в радостное возбуждение. Он прошел к раковине на кухне и принялся яростно оттирать руки, избавляясь от микробов, которых наверняка нахватал в офисе. Затем Джереми расстегнул рубашку и, весь в предвкушении, направился к двери, ведущей в подвал. Он сделал только одну короткую остановку: чтобы повесить рубашку на крючок, торчащий из стены. Затем, разгладив складки на своей белой футболке, он открыл скрипнувшую подвальную дверь и принялся спускаться вниз. Глава восьмая Рен провела ключ-картой, чтобы открыть внушительную дверь морга, и спустилась по ступенькам к задней парковке. Там она села за руль скромного черного седана и быстро нажала на кнопку блокировки дверей. Она слишком часто видела последствия того, как люди беспечно сидят в открытых машинах, в то время как рядом поджидает какой-нибудь маньяк. Какое-то время Рен просто сидела, пытаясь собраться с мыслями, прежде чем отправиться домой. Затем горячий ветерок донес до окна машины приглушенный разговор, и когда Рен подняла взгляд, то увидела, как из задней двери морга выходит Леруа, на ходу приглаживая волосы. Она уже хотела его окликнуть, но увидела, что Леруа занят: он отвечал на телефонный звонок. Громкая связь у него была включена, так что Рен услышала торопливый голос на другом конце провода. – Это Бен. На книге ничего нет. Леруа громко вздохнул, наклонился к своей машине и взял сигарету, лежащую на приборной стойке. – Что, вообще ничего? – Прости, приятель, – Бен звучал искренне расстроенным. – Я надеялся, хоть на этот раз мы что-нибудь найдем. Леруа на какое-то время задержал у рта незажженную сигарету.