– Но откуда ты-то все это знаешь? – поразился принц, сам только недавно выяснивший это обстоятельство, и все невольно заухмылялись. Способность Илли узнавать секреты остальных уже не удивляла, девушка обладала невероятным умением располагать к себе простых людей, и ей охотно рассказывали то, о чем молчали под пронзительным взглядом баронета. – Служанок утром расспросила, они пришли спросить, искать им новую работу или нет и заплатят ли жалованье, – честно призналась Илли. – Простые люди всегда все знают. – Может, они знают и честного мэра? – Знают. Но вы его и сами нашли, это тот самый гончар. Пообещайте его гильдии, что отдадите в аренду на десять лет какой-нибудь местный глиняный карьер, который находится на землях принца, в обмен на службу… и его будут умолять все коллеги. – Про карьер тоже служанки сказали? – подозрительно уставился на секретаря принц. – Ну да, та, что пришла вечером с Млатой, дочка вашего нового мэра… она в курсе всех семейных дел. – И чем ты ее подкупила? – не выдержав, засмеялся Ингирд. – Мы с утра пытаемся уговорить этого Пентерса, и он нам про карьер ни слова не проронил. – Про него ничего не знаю – может, какая старая обида? А с Миртой за эти дни подружилась моя служанка, вот они мне все и рассказали, – ничуть не обиделась Илли. – Так решайте, как поступим, и идите судить остальных преступников, а я тогда пошлю Мирту за кандидатами в управляющие. Выехать из Терста путешественникам удалось только после обеда, и это несмотря на то что после упоминания о карьере Пентерс стал намного сговорчивее и сам внес несколько очень существенных деловых предложений. И все равно суд, передача дел, проверка городской казны и разбор отчетности заняли много времени. После всех этих хлопот Кандирд сообщил, что он устал и устроился вместе с Илли и Бунзоном в карете. Принц снова вел себя так же, как декаду назад, до встречи с эльфами, – грыз орехи, шутил, играл с сеньоритой секретарем в шашки и словно случайно касался теплой ладонью ее пальчиков, вызывая каждый раз в душе девушки целый шквал противоречивых чувств. Одна часть ее души хотела всего этого со все разгорающейся надеждой на счастье, другая заученно твердила, что она не имеет права, что это чистейший эгоизм и предательство тех, кто в нее верит, и если уж влюбляться, то в Седрика или Ингирда, эти хоть не бросят с разбитым сердцем и не уйдут в светлое будущее не оглянувшись, с прелестной принцессой под ручку. В такие моменты взгляд сеньориты темнел и она переставала улыбаться, несчастно закусывая губу и даже не подозревая, что вонзаются ее зубки прямо в сердце незаметно следящего за нею принца. И чтоб отвлечь ее от грустных мыслей, Канд старательно припоминал все новые смешные случаи из своих погонь за бандитами и подсовывал ей на сруб шашки, в ответ на подозрительные взгляды клятвенно уверяя, что просто просмотрел такой вариант. Когда стемнело, в карету вместо лекаря, отправившегося проведать квартеронку, забрался Ингирд, выпил полбокала разбавленного водой и медом вина, сердито пробурчал, что дорога тут самая паршивая во всем королевстве. И в самом деле, карета подпрыгивала, лампа, свисавшая с потолка, мигала трепещущим язычком пламени и грозила погаснуть, за окном изредка слышалась ругань всадников и кучера. – Его величество очень умный человек, – ответила баронету Иллира, – он строит мосты и дороги. Дорога – это замечательное вложение денег. Вдоль нее начинают возникать поселки, мосты приносят ощутимый доход, купцы тратят на дорогу меньше времени, и их становится все больше. А в итоге начинают дешеветь их товары – ведь чего мало, то и дорого. Вот со всеми другими вложениями дела обстоят по-иному: чем дольше они стоят, тем дешевле стоят, потому что ветшают. А дорога все время приносит прибыль. Если поставить на ней заставы, как на северном королевском тракте, то они будут приносить прибыль почти с первого дня. За ночлег в защищенном месте и возможность искупаться после дня дороги люди всегда готовы платить. Селянам есть куда продать молоко, мясо и овес и где заработать осенью и зимой – новый кусок дороги построить, дрова заготовить. – За дороги! – шутливо поднял бокал баронет, но карета подпрыгнула, его качнуло, и половина вина выплеснулась на колет. – Еще они не выносят несерьезного к себе отношения, – шутливо сообщила Илли, и вдруг в памяти нестерпимой болью взорвалось старое, напрочь изгнанное воспоминание: ночь, дорога, редкие фонари… страшный удар и резкая боль в позвоночнике, мгновенно обрезанная милостивой тьмой. – Илли! Илли! – Из тьмы и боли девушку выдернул встревоженный голос Канда, и, открыв слипшиеся от нежданных слез ресницы, сеньорита обнаружила прямо перед собой потемневшие от боли глаза. – Что случилось? – Извините… – хрипловато прошептала она и поняла, что почему-то лежит на руках у принца, как ребенок, – отпусти меня… – Это просто воспоминания… – вжавшись в свой уголок сиденья и тщательно оправив на коленях полы жилета, тихо сообщила Илли. – Они накатывают очень редко… наверное, я просто слишком перенервничала ночью, вот и прорвались. – Илли, – мягко сказал Ингирд, – я понимаю… пока ты жила у тетушки, тебе некому было рассказать про свои проблемы. Но мы же твои друзья. И хотим помочь… но как помочь, если мы даже не знаем… что тебя мучает? Илли молчала очень долго, вглядываясь в темное окно, а когда под колесами кареты мягко зашуршал песок деревенской улицы, сказала огорченно: – Инг… я правда считаю тебя другом… и очень надеюсь… что ты не станешь относиться ко мне по-другому… если я скажу – нет. А пояснить лично для тебя могу вот так, – она сделала быстрый, почти неуловимый жест кистью руки, словно стряхивая соринку. – Но это невозможно… – Никогда раньше принцу не доводилось видеть своего друга и наставника в особо щепетильных делах таким ошарашенным. – Только одно скажи… откуда? – Тебе, возможно, скажут… кем был граф Хингред ле Трайд, – удрученно выговорила сеньорита. – Но постарайся… не упоминать меня… если сможешь. – Хотелось бы мне сейчас знать, – обманчиво мягко и ласково спросил принц, глядя на друга, – что такого тебе показала сеньорита, друг мой? И у кого ты сможешь узнать такие интересные сведения?! – У его высочества… – хмуро выдавил Ингирд, – Бенгальда, разумеется. Если он меня раньше не прибьет. Но как я мог подумать… что девочке из приюта такое знакомо? Ведь граф умер… еще одиннадцать лет назад! Извини, Илли, я не хотел. – Я предупреждала, – виновато глянула она, – и не хотела тебя расстроить. – Да о чем ты, птичка? – весело заухмылялся Ингирд. – Если все на самом деле так… то с моей души упадет последний, и довольно весомый, камень. – И когда я начну получать объяснения? – с нехорошей любезностью осведомился принц, продолжая сверлить Ингирда пронзительным взглядом, но тот уже успел взять себя в руки. – Не раньше завтрашнего утра, Канд. В чужих домах говорить на такие темы я не намерен. А сейчас мы уже приехали. Глава 5 Хартеца оказалась довольно большим селом, раскинувшимся по обе стороны широкой речки, через которую был построен горбатый бревенчатый мост. – Дьявол, – принц наконец-то нашел, на чем сорвать досаду, – сколько раз я посылал указ построить к этому мосту нормальные подъезды, чтоб карета не становилась дыбом! – А они построены еще зимой, – припомнила сеньорита секретарь. – Староста в счет взятых у ростовщика на строительство денег удержал из налогов пятьсот золотых. – Вот как, – радостно взрыкнул принц, а Ингирд вдруг расхохотался, да так заразительно, что в карету заглянул Гарстен: – Нечестно – так веселиться, когда всем вокруг слышно. Нам же завидно! – Я изобрел простой способ вычислить всех жуликов в наших пределах, – еще хихикая, сообщил ему баронет. – Мы просто ездим по городам и читаем указы, которые были выданы чиновникам, а Илли припоминает, сколько денег списано под эти указы. Все. Вот смотри, что сейчас будет. Карета остановилась перед чистеньким деревянным тротуаром, ведущим к добротному бревенчатому двухэтажному дому с резными наличниками. На застилавшей тротуар нарядной домотканой дорожке стоял важный мужчина среднего роста и средних лет, а чуть позади – серьезный Седрик, внимательно наблюдавший за старостой. – Ваше высочество… – уверенным голосом начал хозяин явно заранее подготовленную речь, но принц его невежливо прервал: – Где подъезды к мосту, на которые якобы взяты деньги у ростовщика? Староста побелел и рухнул на свои половики навзничь. – Пощадите… – Вот же комедьянт, – с презрением цыкнул Седрик. – Детьми клялся, что ни серебрушки из казны не взял. – Наглые и самоуверенные, вот и не доперли, – проходя мимо, пнул старосту Ингирд, – что, расправившись с бандитами, сидящими в оврагах, его высочество возьмется за бандитов, сидящих в креслах мэров. – Бунзон, – тихонько шепнула Илли выбравшемуся из второй кареты магу, – что у него в ауре? – Раскаяние, – так же тихо вздохнул лекарь. – Вам его жаль? – Детей, Бунзон, – сеньорита указала глазами на несколько детских мордашек, прильнувших к мутноватым дешевым стеклам летней пристройки. – Идем быстрей. И заторопилась за стражниками, под руки волочившими старосту в дом. В доме пахло пирогами и жареной птицей, наваристым супом и свежей зеленью. – Отпустите его, – не выдержав, попросила Илли, дернув Гарстена за рукав. – Никуда он не убежит. Не думаю, что у него столько же грехов, сколько у Болизарда. – Отпустите… – оказывается, принц ни на секунду не упускал секретаря из виду, – послушаем, что он скажет. – Да ведь не успел, – осторожно поглядывая на бедненько одетую сеньориту, затараторил староста, – зима-то была больно снежная, никак не вывезти бревна из леса, на мост ведь сухостой не пустишь. А пока дороги просохли, сев подошел, теперь первый сенокос… вот немного разделаемся с делами и поедем за бревнами, мы ведь их с осени заготовили и в штабеля по всем правилам сложили. Вот и оплатил мужикам за сделанное, не боле, кому семян прикупить, кому инвентарь… – Расписки брал? – проходя к застеленной домотканым ковриком скамье, строго спросила сеньорита секретарь и села поближе к столу. – Нет… ведомостью оформил, расписки наш люд давать не любит. – Показывай, и отчеты прошлого месяца тоже. Ваше высочество, вы не против, если я сначала посмотрю его документы? – Вот они все, – Седрик выставил на стол сундучок, – мы сразу забрали. – Ну, вроде особых грехов нет, – сообщила Иллира через час, ловко пощелкав стареньким абаком, – вот только один вопрос… за что ты себе премии каждый месяц, двадцать или тридцать золотых, начисляешь? Я понимаю, что это немного, но премию обычно выдает его высочество или финансист. – Так… – староста смотрел на девушку с разгоравшейся в глазах надеждой, как на спасительницу, – ведь гости. То один отряд едет, то второй… на расходы и беру. Лошадей с поля сорвать – тоже людям хоть серебром, а отдать нужно… – Ингирд, – строго глянул на баронета принц, – а как часто тут проезжают наши разъезды? – Наши не так часто, но тут же ниже по реке Торпинск, там раньше правил его высочество Рантильд, а теперь вы. – Помню. Значит, нужно как-то это узаконить, постой и пищу для стражников. Сеньорита Иллира… подскажите старосте. И выпишите двести золотых от меня, за честность. Я иду умываться, – скомандовал принц, направляясь к двери. Ему уже было ясно, что в эту ночь никаких допросов устраивать не придется и они смогут спокойно выспаться. – Я еще добавлю сто от себя, за аккуратность в документах, – решительно заявила ему в спину Илли и повернулась к ошеломленному старосте: – А расходы на проезжающих оформляй ведомостью. В какой день, сколько человек откуда и куда ехали. Ну а подъезды к мосту мы проверим, и я запомню, что ты уже списал средства на их строительство. Где мне умыться? На следующий день отряд тронулся в путь на рассвете, увозя с собой корзины со свежими пирогами и жареной птицей, бутыли молока и крынки со сметаной, которыми счастливые домочадцы старосты набили все свободные закоулки в каретах.