– Поэтому вы и не в пути, да? Петер говорил, что вы хотели рано поутру отправиться… – Дождь льет как из ведра. – Петер у тебя? Я уже несколько часов пытаюсь до него дозвониться. В доме его не застать, и по мобильному тоже… Когда Кристофера вырвало, это несколько просветлило его голову, так что он смог понять услышанное. «Черт побери! Черт побери! Что же мне ей ответить?» – Нет, здесь его нет, – наконец недовольно ответил Хейманн. – Понятия не имею, где он может торчать. На другом конце провода воцарилось ошеломленное молчание. А затем Лаура снова заговорила хриплым голосом, и Кристофер почувствовал в нем то отчаяние, в котором она находилась уже несколько часов: – Но этого не может быть! Что значит, ты не знаешь, где он торчит? – А то и значит, что было сказано. Что я еще могу к этому сказать? – Кристофер, но ведь вы договаривались, что либо вчера вечером, либо самое позднее сегодня утром встретитесь и потом отправитесь на паруснике. Как же ты можешь так хладнокровно заявлять, что не имеешь понятия, где он находится? – Он не появлялся, – ответил Хейманн. – Ни вчера вечером, ни сегодня утром. Его собеседница тяжело дышала от волнения. Сейчас ее голос станет резким. У женщин голос всегда становится резким, когда они расстраиваются. – И ты ничего не предпринимаешь?! – спросила Лаура, теряя самообладание. – Твой лучший друг не появляется к условленному времени, и это совершенно тебя не интересует? Если б она знала, как у него болит голова! Если б только он не брал трубку… Хейманн в отчаянии почувствовал, что с этой ситуацией ему никак не справиться. – Ну а что я могу сделать? – пробурчал он. – Видимо, у Петера нет желания гонять под парусом. Он передумал. Ну и что? Он свободный человек и может делать все, что пожелает. Ему было ясно, что Лаура посчитала его свихнувшимся. – Кристофер, но ведь он только из-за парусных гонок и поехал на Лазурный Берег! Вчера в шесть вечера он звонил мне. Он еще хотел поесть у Надин и Анри, а потом сразу отправиться спать, чтобы сегодня быть в форме. Ни слова о том, что он мог передумать. – Может быть, ему просто нужна дистанция… От всего. От тебя. – Кристофер, сделай мне одолжение. Я действительно боюсь, что что-то могло случиться. Пожалуйста, съезди в наш дом, ключ ведь у тебя есть. Посмотри, может быть, он там. Может быть, ему стало плохо или он неудачно упал… – Теперь жена Петера уже почти плакала. – Пожалуйста, Кристофер, помоги мне. Помоги ему! – Я не могу туда поехать. У меня такой процент алкоголя в крови, от которого другие умирают. Я сижу здесь, и меня рвет. Извини, Лаура, но не получится. Я не могу даже до своей кровати добраться! Связь с треском прервалась, и Хейманн удивленно уставился на трубку телефона. Мышка положила трубку. Точнее сказать, она, видимо, с такой силой швырнула трубку, что могла разбить аппарат. Это удивило Кристофера: он даже не знал, что у нее могут быть такие проявления темперамента. Обычно Лаура слишком заботилась о том, чтобы быть милой и чтобы все ее любили. «Бедняжка, – подумал Кристофер, – чертовски жалко…» Он съехал по стене еще ниже и в конце концов улегся на пол. Рвота на его одежде ужасно воняла, но он знал, что ему все равно еще потребуется какое-то время, пока он сможет попытаться добраться до душа. А сейчас ему нужно еще немного поспать… 6 В кафе «У Надин» в это воскресенье была напряженная работа. Хотя в это время года на Лазурном Берегу было не так уж много туристов, тех из них, что еще не уехали, плохая погода загоняла в рестораны и кафе, где они проводили больше времени, чем в обычное время. Катрин и ее кузен работали совсем одни, так как Надин действительно больше не появлялась, а подсобная работница, которую Анри иногда нанимал, с первого октября больше не приходила, потому что обычно в это время ее помощь уже не требовалась. Но вот сегодня две дополнительных руки были очень нужны. Каждый стол был занят: люди ели, чтобы заглушить разочарование, которое вызывал у них дождь. И хотя вслух Анри ничего не сказал, Катрин знала, в чем проблема: ему нужен был кто-то для сервировки столов. А она для этого была непригодна. С таким лицом нельзя подавать людям блюда. В период обострения ее болезни никто не принял бы от нее еду, к которой она до этого прикасалась, и, если быть честным, Катрин едва ли могла осудить людей за это. Ее болезнь выглядела противно, да к тому же могла быть еще и заразной. Нельзя же объяснять каждому, что эта сыпь была ее личным горем и она не могла перенести ее на кого-то другого… В результате Анри пришлось самому обслуживать гостей, но ему нужно было одновременно еще и следить за пиццей в печке и за едой, которая готовилась на плите. Обычно его место было на кухне, а Надин подавала блюда, и сегодня он почти разрывался между двумя обязанностями. Катрин могла по крайней мере помочь ему тем, что мыла посуду и мелко нарезала все новые горы томатов, лука и сыра для пиццы, а кроме того, по указке кузена время от времени помешивала еду в кастрюлях на плите, чтобы там ничего не пригорело. Тем не менее, когда Анри в очередной раз вошел на кухню, совершенно измотанный и изнуренный, от одного взгляда на него у Катрин почти разорвалось сердце. – Анри, мне так жаль, – сказала она. – Я тебе не помощница. Тебе почти все приходится делать самому, и… Кузен шагнул к ней и прижал палец к ее губам. – Псст! Ни слова больше. Не умаляй себя, как всегда. Я благодарю бога, что ты сегодня здесь. Иначе я опустил бы руки. Ты же видишь… С этими словами Анри вновь повернулся к плите и, ругаясь, отодвинул в сторону кастрюлю, после чего торопливо потянулся к полке со специями, ссыпал вместе несколько приправ и перемешал их. Катрин знала, что у него талант к выпечке и вообще к приготовлению пищи, и поэтому даже в таких стрессовых ситуациях он был очень выносливым. Ради его пиццы люди приезжали в это кафе издалека. От короткого прикосновения Анри у его кузины подкосились ноги, и теперь она резала лук трясущимися пальцами. Все еще. По прошествии стольких лет он все еще волновал ее до глубины души, когда прикасался к ней. Ее глаза наполнились слезами, и Катрин шмыгнула носом. Анри на мгновение оглянулся к ней. – Что-то не так? – Нет. – Она проглотила слезы. – Это от лука. Анри покинул кухню с полным подносом стаканов. Двустворчатая дверь качнулась за ним взад и вперед. Катрин подумала о том, как же это было бессовестно со стороны Надин бросить его так на произвол судьбы – и ведь это, видит бог, происходит уже не впервые! «Вертихвостка, – пылко обругала ее Мишо, – дешевая маленькая вертихвостка!» В этот момент зазвонил телефон. Один аппарат стоял на кухне, а другой – на стойке бара, но Катрин подумала, что у кузена как раз не было возможности подойти к телефону. Она немного поколебалась – это могла быть Надин, решившая дать о себе знать, а Мишо знала, что Анри всегда старался по возможности скрывать от нее, когда давал своей кузине работу на кухне. Надин сердилась, когда узнавала об этом, порой даже становилась поистине свирепой. Но телефон продолжал звонить не переставая, и Катрин решительно сняла трубку. Почему она должна все время скрываться? В конце концов, она взялась за ту работу, которую, в общем-то, должна была делать Надин. Чтобы сразу же отбить ожидаемую атаку, она ответила грубым голосом: – Говорит Катрин Мишо. – Однако потом до нее дошло, как глупо это выглядело, и она добавила: – Кафе «У Надин». К ее облегчению, это была не жена ее кузена, а Лаура Симон из Германии. Ее голос звучал ужасно. Что-то ее очень тревожило. Когда разговор закончился, Катрин на минутку присела на кухонный стул и закурила сигарету. Анри не любил, когда она курила на кухне, а кроме того, врачи рекомендовали ей держаться подальше от никотина, поскольку это могло ухудшить ее заболевание. Но ей нужно было иногда небольшое расслабление, а болезнь все равно не проходила – хоть с сигаретами, хоть без них. Лаура Симон. Мишо пару раз видела эту женщину с мужем в кафе Анри, когда Надин отсутствовала и Катрин нужно было в очередной раз заменить ее. Кроме того, она однажды встретила их обоих в старом районе Ла-Сьота, и они настояли на том, чтобы она выпила с ними чашку кофе. Катрин нравилась эта пара, но, как и всегда, она не могла воспротивиться чувству глубокой зависти по отношению к Лауре, потому что та жила в счастливом браке и у нее было красивое лицо и гладкая кожа. На кухню вошел Анри. Он на мгновение сморщил лоб из-за сигареты, но ничего не сказал. Его кузина поднялась и загасила окурок в умывальнике. Хозяин кафе вытер пот со лба. – Кто звонил? Надин? – спросил он. «Как же он боится!» – с жалостью подумала Катрин. – Лаура, – ответила она. – Лаура Симон из Германии. Произнося эти слова, Мишо внимательно смотрела на своего кузена. Его лицо чуть заметно скривилось, и внезапно он побледнел еще больше. – Лаура? А что она хотела? – У нее пропал муж. Она нигде не может его найти, а последнее, что он, насколько она знает, собирался сделать, – это прийти сюда поесть. Вчера вечером. – Он был здесь, – ответил Анри, и любой, кто его знал, мог заметить, что его голос звучал несколько преувеличенно равнодушно. – Перекусил немного, а затем ушел. Довольно рано. – Тебе надо перезвонить ей и сказать об этом. Она страшно переживает. – Но мое сообщение вряд ли ей поможет. – Анри положил на керамические тарелки две огромные пиццы. – О боже! Как же люди сегодня жрут! Только поспевай! Я перезвоню, Катрин. Но попозже. Сейчас я просто не могу. 7 Когда Лаура нашла ключи от офиса, уже наступила вторая половина дня и наконец перестал лить дождь. Она искала ключи чисто механически, как робот, которому дали приказ и который исполняет его, не переспрашивая. Звонок Кристоферу вселил в нее глубокую неуверенность, а звонок в кафе «У Надин» ни на шаг не продвинул ее вперед. После всего этого у Лауры подкашивались ноги и тряслись руки, но в конце концов она села и строгим голосом приказала себе не терять самообладания. – Мне надо подумать, что предпринять в первую очередь, – громко сказала женщина. Она бы с удовольствием сейчас же села в машину и поехала на юг, но было уже слишком поздно, чтобы еще засветло добраться до Ла-Кадьера. К тому же Лауре казалось, что лучше не брать с собой Софи, так что надо было найти кого-нибудь, кто побыл бы с ней. – Значит, я могу поехать только завтра, – произнесла она все же громко. – И что же мне делать весь этот оставшийся ужасный день? Лаура знала, что ей нужно было что-то делать – что-нибудь, что приблизило бы ее к Петеру, что было бы связано с ним. Что-нибудь, что хотя бы отдаленно объясняло, почему он внезапно скрылся. Лаура выбрала слово «скрылся», потому что «пропал» звучало слишком угрожающе и таило в себе слишком много страшных вариантов. Она заглянула в его шкафы и ящики комода, но не обнаружила ничего, что выглядело бы иначе, чем обычно. Затем порылась в секретере в рабочем кабинете, но Петер пользовался им крайне редко, и его жена находила только вещи, которые напоминали ей о ее бухгалтерской работе для офиса – старые листки с заметками, отрывные блокноты, которые использовались как записные книжки, тетради… Кроме того, ей попались удостоверения и экзаменационные свидетельства из школы по фотомастерству, но она быстро положила их обратно в ящики. В какой-то момент ей пришла в голову идея поехать в офис Петера. В конце концов, он ежедневно проводил там много часов, и если она что-то найдет, то именно там. Большую связку всех своих ключей Петер, конечно, возил с собой, поэтому Лаура лихорадочно искала запасной ключ – и в конце концов нашла его в кухонном шкафу, в стеклянной банке для домашних заготовок. Она одела Софи, взяла свое пальто и сумку и покинула дом. Улица в богатом пригороде Франкфурта дышала аристократической добротностью и очень большими деньгами. Все дома располагались на паркообразных участках, которых часто было совсем не видно за ведущими в сад высокими воротами из кованого железа. На широких въездах были припаркованы дорогие лимузины. Здесь проживали в основном фабриканты и банкиры. Анна каждый раз морщила нос, когда навещала Лауру. – Не сердись, – как-то сказала она своей подруге, когда та еще только поселилась в этом месте, – но я бы здесь даже дышать не смогла. Все это богатство, выставленное напоказ…