- Отвезём в Белфаст в больницу для всех необходимых проверок. А оттуда уже скорее всего в детский дом, пока будет идти следствие. Но я сомневаюсь, что мы сможем найти нерадивую мамашу. А значит, малыша ждёт усыновление, если кто-то захочет его взять, - полицейский похлопал мужчину по плечу то ли в знак утешения, то ли прощаясь. - Нам пора, темнеть начинает. Хотелось бы выбраться с полуострова пока ещё хоть что-то видно. Трент шагнул к нему навстречу и слегка приподнял уголок одеяла, вглядываясь в лицо крепко спящего младенца. - Удачи тебе, как бы в дальнейшем ни сложилась твоя судьба. Глава 3. Лучшие вещи На следующий день Хантер Морроу уже перевёз свои немногочисленные вещи, большинство из которых было куплено вчера специально для поддержания требуемого образа и которые ещё предстояло несколько раз запачкать и постирать в машинке на особо жёстком режиме для придания им слегка потрёпанного вида, в новую и совершенно обшарпанную квартирку в одном из самых неблагополучных районов Сан-Диего, где и обитала банда Вороны Смерти. Пора было вживаться в роль, предусмотренную его легендой, и смешиваться с толпой местных жителей, чтобы ничего не могло выдать в нём одного из Федс, как в гетто привыкли называть федеральных агентов. Стоило ему ступить на порог так называемых апартаментов в первый раз, внутри всё взбунтовалось. Он абсолютно точно не привык к жизни в таких условиях. Это была не квартира, а самая настоящая коморка на третьем этаже разрисованной граффити бетонной коробки, каких в этом районе были десятки. С сожалением он вспомнил место, где жил до этого. Работа в ФБР позволяла снимать приличное жильё недалеко от центра города, и он был вполне доволен теми шестьюдесятью квадратами, которые занимал. Светлыми и чистыми квадратами в минималистичном стиле, где не было ничего лишнего. Здесь же всё просто кричало о паршивой жизни её бывших владельцев, начиная от поскрипывающего раскладного дивана с видавшей виды потёртой обивкой, играющего роль спального места, заканчивая жирными, кое-где ободранными обоями и покосившимися полочками и шкафом. Хозяева даже не потрудились выкинуть хлам, оставшийся после предыдущих жильцов, видимо, думая, что он может кому-то понадобиться. Прежде чем разобрать вещи Хантер с отвращением занялся уборкой, и к вечеру за дверью квартиры образовалась приличная гора мусорных мешков, которые он планировал чуть позже вынести на свалку. Сейчас же хотелось просто чего-нибудь перекусить. Открыв холодильник, дверца которого упёрлась в стоящий у противоположной стены кухонный стол, он застонал от разочарования. И как он мог забыть, что, собираясь по дороге из центра заехать в супермаркет, просто проскочил его мимо в желании как можно быстрее покончить с переездом. Что ж, придётся идти в ближайший магазин, если здесь есть хоть один, работающий после десяти вечера. И может быть, там будет что-нибудь приличное, что не вызовет у него желание тут же спустить это в унитаз. И пара банок пива уж точно не будут лишними. А может, и бутылка текилы. Вытащив из кобуры свой Сиг Сауэр, которым он пользовался уже несколько лет, Хантер проверил патроны в обойме и, любовно погладив затвор, засунул его сзади за пояс джинсов, пряча под клетчатой рубашкой нараспашку, накинутой поверх белой футболки. Значок агента ФБР он ещё вчера сдал на хранение Филиппу. Захлопнув за собой противно скрипнувшую дверь, он сделал себе пометку, завтра же смазать петли, чтобы не привлекать лишнего внимания соседей к тому, когда он приходит и уходит, и подхватил как можно больше мешков, понимая, что второй раз к мусорке идти всё равно придётся. Ближайший круглосуточный магазин Хантер нашёл всего в паре кварталов, вот только к ночи ничего кроме завалявшихся полуфабрикатов в нём уже не было, если в принципе когда-то завозилось. Вытащив из морозильника помятую коробку с замороженной пиццей и раздражённо сдёрнув с полки упаковку Короны - единственного пива, которое он мог пить - Хантер плюхнул все это на кассу под неодобрительным взглядом кассира. Тому явно совсем не хотелось отвлекаться от очередного вечернего шоу, которое как раз начиналось по телевизору, висящему под самым потолком. Раздвижные двери открылись, впуская двух чёрных парней, громко о чём-то спорящих, но так и не закрылись, заставив кассира устало чертыхнуться, сетуя на очередную неисправность, третью в этом месяце. Хантер достал из бумажника наличные и впервые задумался о том, не написать ли ему заявление об уходе, пока у него осталась хотя бы его жизнь, постепенно превращающаяся в ад и стремительно сокращающаяся в связи с этим чёртовым заданием. Лёгкие порывы ветра, означающие приближение осени, которая, собственно, ничем не отличалась от лета в этом городе, кроме долгожданной ночной прохлады вместо духоты, донесли до его слуха шум с улицы, в котором сейчас звучало что-то абсолютно чужеродное. Хантер нахмурился, собирая свои покупки в бумажный пакет. Уличные музыканты обычно собирались в Даунтауне, который считался центром Сан-Диего и привлекал основной поток туристов своими барами, ресторанами и клубами. Здесь же не для кого было играть. Рабочий класс, с трудом сводящий концы с концами, вряд ли подкинет хоть цент, каким бы виртуозом ты ни был. Забрав пакет, Хантер вышел на улицу, слегка подпихнув ногой одну из дверей по просьбе кассира, чтобы та закрылась, и перешёл дорогу, следуя за ласкающими слух гитарными аккордами. Обычно он предпочитал абсолютно другую музыку, что-то более ритмичное, с громкими тяжёлыми басами, но после сегодняшнего совершенно отвратительного дня звуки, доносившиеся сейчас из тёмной аллеи напротив магазина, гипнотизировали его и заставляли успокоиться. И даже дышать становилось как-то легче. *Keep holding on - Avril Lavigne* Через пару шагов он услышал женский голос, идеально ложившийся на музыку. - You’re not alone. Together we stand. I’ll be by your side, you know I’ll take your hand (Ты не один. Вместе мы выстоим. Я буду рядом, и ты знаешь, я буду держать тебя за руку). Хантер замер на месте, как будто напоролся на невидимую стену. Этот голос проникал в самую душу, нежно поглаживая словами его растрёпанные мысли. - When it gets cold and it feels like the end, there’s no place to go, you know I won’t give in (Когда становится холодно, и кажется, что это конец, когда некуда идти, ты же знаешь, я не сдамся). Он кое-как сделал ещё несколько шагов вперёд, поворачивая за изгибом аллеи, и вышел на маленький пятачок с двумя лавочками, стоящими напротив друг друга, на спинке одной из которых под единственным фонарём на, казалось бы, сотни метров вокруг сидела склонившаяся над гитарой девушка. - Keep holding on. ‘Cause you know we’ll make it through, we’ll make it through. Just stay strong. ‘Cause you know I’m here for you, here for you (Просто держись. Ты ведь знаешь, мы пройдём через это, мы справимся. Просто будь сильным. Ты ведь знаешь, я здесь ради тебя, для тебя). По всему телу поползли мурашки. Настолько сильно она звучала. Настолько сильно ему нужны были сейчас именно эти слова, заставлявшие поверить в то, что, может быть, у него всё-таки есть шанс хотя бы остаться в живых. Опешив, Хантер уселся на спинку скамейки напротив, поставив пакет рядом с собой, и упёрся локтями в широко разведённые колени, рассматривая незнакомку, которая, казалось, не обратила ни малейшего внимания на его появление. На ней был летний сарафан цвета морской волны, широкая длинная юбка которого была украшена тёмно-фиолетовыми узорами. В таких обычно ходили мексиканские девушки. Лёгкая ткань слегка колыхалась на ветру, открывая ковбойские сапоги из тёмной замши. Её плечи и руки с многочисленными браслетами на тонких запястьях были закрыты лёгким палантином, накинутым на голову и полностью скрывавшим её лицо. Он видел только сочные губы, нежно тянущие строчку за строчкой, каждая из которых отзывалась в нём каким-то странным облегчением. - Before the doors close and it comes to an end, with you by my side I will fight and defend (Пока двери ещё не закрыты, и до тех пор, пока всё не закончится, пока ты рядом со мной, я буду драться и защищать). Хантер потёр ладонями лицо и так и остался сидеть с закрытыми глазами, склонив в них голову. Ему казалось, что кто-то повернул невидимый тумблер, разом выключая все остальные звуки, кроме перебора струн тонкими пальцами и потустороннего голоса, который он никогда бы не смог описать словами. Голоса, который чувствовал всем телом до самых кончиков волос. - Hear me when I say, when I say I believe, nothing’s gonna change, nothing’s gonna change destiny. Whatever’s meant to be will work out perfectly (Услышь, когда я говорю, когда говорю, что я верю в то, что ничто не изменит судьбу. Всё то, что должно произойти, непременно случится). Пропев ещё несколько раз те пару строчек, которые Хантер не мог бы назвать никак иначе, чем гимном силы, последнюю девушка практически прошептала, полностью затихая, но казалось, её голос ещё долго будет звучать в его голове. Не прошло и пары секунд, как её пальцы снова коснулись струн, мягко их перебирая. Уходить она явно не собиралась. Да и наличие единственного слушателя её как будто совсем не смущало. Но она больше не пела. Они так и сидели напротив друг друга, отрезанные от остального мира кругом света, а по тёмной аллее за всё это время не прошёл ни один прохожий, как будто её и вовсе не существовало для других людей. - С твоим голосом в Даунтауне ты могла бы заработать намного больше, чем здесь, - подняв голову, слегка охрипнув от долгого молчания, сказал Хантер. Губы, не скрытые импровизированным капюшоном, растянулись в едва заметной улыбке. - Я знаю. Но сегодня я пою не ради денег... И только сейчас он заметил, что действительно чехол от гитары, который уличные музыканты обычно использовали, чтобы прохожие могли кидать в него мелочь, стоял закрытый рядом с ней, а у её ног не было ни шляпы, ни кепки, ни даже коробки или банки. - Тогда ради чего? Весь этот разговор казался Хантеру каким-то потусторонним, абсолютно нереальным. - Кто знает... - девушка мягко повела плечами, продолжая наигрывать еле слышную мелодию. - Спой ещё что-нибудь. - Зачем?.. - её пальцы замерли, а в воздухе между ними повисла тишина. - Это всё, что нужно было сегодня... Она легко спустилась с лавочки, пряча гитару в чехол, и повесила его на плечо. - Я бы на твоём месте здесь долго не рассиживалась... Райончик не из спокойных... - А ты? Я провожу, - Хантер спрыгнул со своей лавки и двинулся в её сторону, напрочь забыв о пакете с едой. - Не нужно... Меня здесь никто не тронет... Шагнув за пределы светового круга, на границе которого всё это время стояла, она растворилась в темноте так быстро, что он даже не успел осознать этого. Хантер моргнул, и на него вмиг обрушились все звуки окружающей его улицы, разрушая магию последнего получаса. Ветер снова шуршал листвой на деревьях, где-то вдалеке лаяла собака на потревожившего её прохожего, кто-то несколько раз вдавил автомобильный сигнал, выражая своё возмущение на то, что его подрезал очередной лихач, двое чёрных парней присоединились к своей компании, ожидающей их у входа в магазин, снова о чём-то споря теперь уже со своими друзьями. А единственный фонарь над его головой начал мигать, тихо потрескивая, пока в конце концов окончательно не потух, погружая пятачок, на котором он стоял, в кромешный мрак. - Да какого чёрта… - Хантер тряхнул головой, откидывая непонятные мысли. - Ты ещё в призраков и ведьм начни верить. Желудок требовательно заурчал, и, вспомнив о скудном ужине, который ему предстояло впихнуть в себя, он вернулся за своим пакетом, сунул его под мышку и зашагал в сторону нового дома. Лишь бы микроволновка работала. Глава 4. Рождены болью - Я не хочу! Не надо! - кричала маленькая десятилетняя девочка, вырываясь из рук заведующей приюта, строгой хмурой женщины, улыбку на губах которой вряд ли кто-либо видел хоть раз. - Почему я не могу остаться здесь? - Потому что тебе нужна семья, которая будет о тебе заботиться. Хватит упрямиться, Северина, - женщина тащила ребёнка за руку по тускло освещённому коридору в сторону своего кабинета, где их ожидала семейная пара из Шотландии. - И, пожалуйста, веди себя прилично в этот раз. - Мисс Бирн, я больше не хочу семью, - девочка упрямо топнула ножкой, но её губы дрожали от страха, и женщина остановилась, присаживаясь перед ребёнком, отчего её и так узкая юбка, закрывающая колени, натянулась до предела. Обычно мисс Бирн не церемонилась со своими подопечными. Но даже несмотря на всю её строгость, девочки, живущие в приюте, уважали её и в какой-то степени даже любили. Она умела найти подход к каждой из них, но всё равно старалась держать их в ежовых рукавицах, воспитывая будущих леди, как она любила выражаться. Мисс Бирн было около сорока лет, её муж умер, когда она была ещё совсем молода, и после этого, храня в сердце любовь к нему, она так и не вышла замуж во второй раз. Не имея собственных детей, она пришла работать в приют с желанием дарить свою любовь и заботу тем детям, которые в этом нуждались, а проработав десять лет, стала заведующей, после ухода на пенсию своей предшественницы. Работа в этой должности требовала от неё слишком много времени, а вечные трудности и нехватка денег, с которыми постоянно сталкивалось их учреждение, закалили её, сделали жёсткой и холодной, заставляя всеми силами добиваться любых возможных взносов, пожертвований и других финансовых вливаний. Из милой скромной девушки с отпечатком трагической потери в глазах, она превратилась в уверенную в себе, но очень уставшую женщину, чьи глаза, уже окружённые морщинами, больше не выражали абсолютно ничего. Такова была цена за то, что сейчас приют хоть и не процветал настолько, как бы ей хотелось, но по крайней мере у её девочек было всё, что нужно. - Северина, - женщина взяла обе её руки в свои и взглянула в полные слёз глаза. - Я понимаю, ты боишься, что и эта семья от тебя откажется. Но ты должна задуматься над тем, почему это происходит каждый раз. Осознать свои ошибки и стараться изо всех сил, чтобы понравиться им. - Но я хочу нравиться такой, какая я есть. Мисс Бирн устало вздохнула. Северина была сложным ребёнком. Появившись в этом приюте десять лет назад в возрасте одного месяца, когда полиция отчаялась найти её мать, бросившую девочку сразу после рождения, она, кажется, с самых первых дней доставляла одни хлопоты. Упрямая, своевольная, она показывала характер, ещё даже не научившись говорить. Но другие девочки её любили. Став старше, она никогда не отказывала им в помощи и поддержке, но, конечно, чаще всего подстрекала их на различного рода шалости и проделки. Будучи по природе своей истинным лидером, она легко вела их за собой, какая бы идея не возникала в её голове. И не важно, была ли это какая-нибудь игра, учёба или желание стащить лишний кусок хлеба на кухне. Зачастую, девочка умудрялась сделать всё так, что ни одна из них не попадалась на хулиганстве. Но если всё-таки их ловили, то выгораживала своих подружек, принимая основное наказание на себя. Северина была живым, неугомонным и вечно жаждущим приключений ребёнком, и естественно, очень выматывала всех работниц приюта, каждая из которых не могла провести с ней больше нескольких часов. Именно поэтому от неё каждый раз отказывались приёмные семьи, ссылаясь на то, что просто не могут с ней справиться. - Северина, - мисс Бирн ласково погладила её по длинным русым волосам. - Я просто прошу тебя быть хотя бы чуть-чуть спокойнее. И придумывать чуть меньше шалостей. Вот и всё. И они обязательно тебя полюбят. - Обещаете? - девочка с надеждой посмотрела на женщину своими большими серо-голубыми глазами, и той не оставалось ничего другого, кроме как кивнуть, уповая на то, что уж в этот раз Северину не оставят на пороге приюта спустя несколько месяцев. - Ладно, пойдёмте, - и она уже сама потянула мисс Бирн за руку в сторону кабинета. Стоило только тяжёлой двери открыться от толчка детской руки, как им навстречу из двух кресел, стоявших перед массивным дубовым столом, поднялась неуверенно улыбающаяся молодая пара. Северина улыбнулась в ответ и, представившись и расправив юбку своего серого платья, какие носили все воспитанницы приюта, протянула свою дрожащую руку, как учила её мисс Бирн, ладошкой вниз. Мистер Томас Гудман, худой молодой мужчина с узким лицом, близко посаженными тёмными глазами, ярко-рыжими волосами, уложенными на одну сторону, и щетиной на подбородке и вокруг губ, которому на вид было не больше тридцати, довольно кивнул, пожимая её пальцы. Его жена, Маргарет, невысокая девушка примерно того же возраста, с русыми волосами, заплетёнными в толстую косу, достающую практически до талии, и добрыми голубыми глазами, не шелохнулась, только опустила взгляд в пол. Северина с интересом рассматривала их, пытаясь устоять на месте и вести себя как можно тише, пока взрослые разбирались с бумагами. Прощание с приютом и остальными девочками далось как всегда тяжело. Она любила это место, ставшее родным и единственным. Любила этот большой дом, построенный, казалось, в прошлом веке, стены которого были густо оплетены плющом. Любила всех его обитателей и, каждый раз уезжая в новую семью, с сожалением думала о том, что больше никогда их не увидит, от чего становилось невероятно грустно. Любила эти деревянные качели под большим дубом, которые построил для них садовник и на которых она качалась так часто, что даже не сосчитать. Любила даже этот высокий каменный забор, из-за которого никогда нельзя было рассмотреть, что происходит снаружи. Она любила здесь каждый камешек и травинку. И сейчас ей снова приходилось уезжать отсюда в какой-то новый дом, в новое место, в городок под названием Инвернесс, расположенный на севере Шотландии. Это пугало. Раньше она никогда не переезжала никуда за пределы Северной Ирландии. Но любопытство было сильнее страха, и Северина с нетерпением ждала того, что будет происходить дальше, надеясь, что, может быть, в этот раз её будут любить, что в этот раз она наконец-то обретёт родителей. - Помни, о чём мы говорили, - строго сказала мисс Бирн, закрывая дверь машины, которая должна была доставить их сначала в Белфаст, откуда на пароме они переправятся в Странраер и поедут дальше по стране. - Не подведи меня. - Я постараюсь, мисс Бирн. До свидания, - Северина в последний раз оглянулась на место, в котором выросла, и откинулась на спинку сиденья, закрывая глаза. Она уже так привыкла уезжать, а потом снова возвращаться, что казалось, что она делала это чуть ли не каждую неделю. И этот раз ничем не отличался от предыдущих. * * * Городок Инвернесс оказался действительно небольшим, располагался на побережье Северного моря в устье реки Несс и пересекался несколькими каналами. Дом, в котором жили Гудманы, а теперь предстояло жить и ей, был таким же, как и десятки других домов вокруг, но зато теперь у неё снова была своя комната, которую не приходилось ни с кем делить. Северину определили в единственную школу, расположенную в самом центре города, и она надеялась завести там новых друзей, даже несмотря на то, что её одноклассники относились к ней с опаской. Но девочка привыкла к этому, сменив уже десяток школ, пока жила в других приёмных семьях. Новеньких мало кто любил, но её никогда это не останавливало. Северина была открытая и любознательная, а в её голове имелась не одна история на любой случай, и она с удовольствием рассказывала их всем, кто готов был её выслушать.