— Фрэнки сказала, цитирую: «Чем больше, тем веселее». — Да. Это определенно то, что Фрэнки сказала бы, приглашая людей на ужин или, как оказалось, на рождение ребенка. — Лука, я стала свидетелем чуда. — Я тоже. — Он проводит руками по волосам, завязывая их в пучок. — Я почти сдался. — А ты когда-то сдавался? Когда-то отступал? — говорю я, бросая ему вызов. — Ты очень похожа на Айзека. — Ну, это мое второе имя. — Я пожимаю плечами. — Он бы полюбил тебя. На моих губах мелькает улыбка. — Есть за что любить. Мне потребовалось много времени, чтобы понять это. Ты помог. — Я поднимаю взгляд на Луку, чтобы понять, как он воспримет эту правду. Может, у него и есть вина выжившего, но я уже давно живу в режиме выжившего. Только сейчас, здесь, я отошла от этого и вижу свою жизнь, в которой я процветаю. Вместо того, чтобы еле-еле выкарабкиваться. Выражение лица Луки искажается болью. — Этим утром я боялся, что потеряю тебя. Что уже потерял тебя. — Я думала, ты не из тех, кто любит отношения. Слишком жесткий. Слишком резкий. Что изменилось? — Долгое время я говорил себе, что не хочу быть связанным. — Боже, ты такой упрямый. Это ужасный способ посмотреть на это. А как насчет всех положительных моментов, которые могут принести отношения? Как я тебе уже говорила, можно думать, что они связывают тебя или... могут возвысить тебя. Выбирать тебе. — В том-то и дело. Я твердил себе, что не хочу быть связанным, потому что не хотел сталкиваться с возможностью того, что Кимми была права. Что я недостоин любви. Если это правда, значит, я потерял Айзека по этой причине. Ранее в сарае мне пришлось спросить себя, хочу ли я быть жертвой или победителем. Хочу ли писать свое будущее или позволить прошлому диктовать его. Лука опускается рядом со мной на диван. Он так близко, что его нога прижимается к моей. Как всегда, трепет пробегает по моему телу. — Последнюю неделю я представлял себе нашу совместную жизнь, — говорит он. — И тебе понравилось то, что ты увидел? Он кивает. Мое сердце щебечет. — Там, в сарае, у меня было какое-то извращенное видение прошлого, настоящего и будущего Рождества. Результат того, что я замкнулся в себе и оттолкнул тебя, оказался не таким, как представлял себе раньше. — Его выражение лица искажается, как будто он заново переживает то, что могло бы быть. — Я знаю, каково это ‒ держать людей на расстоянии. Не позволять себе быть желанным. Не рисковать. Никакого вреда... но и никакой награды тоже. Лука обхватывает меня за плечи. — Ты заставила меня снова ясно взглянуть на вещи. Поверить в рождественские чудеса. Я не очень любил Рождество, но это было результатом того, что я хотел наказать себя за потерю Айзека ‒ это был его любимый праздник. Как и ты, он попал в приемную семью. Мои родители усыновили его в семнадцать лет. Через два месяца после его восемнадцатилетия мы оба ушли в армию ‒ его дед и отец служили. Он никогда их не видел, но хотел, чтобы они им гордились. — Что касается меня, то мне не всегда было легко доверять людям, полагаю, и Айзеку тоже. — Да. Но он доверил мне свою жизнь. — Лука тяжело вздыхает. — Думаю, это цена, которую мы платим, когда любим и теряем. — Но суть в том, что мы любим. Можешь сосредоточиться на том, что ты потерял ‒ Айзека и его дружбу. И я понимаю это. Это человеческая природа. Или можешь сосредоточиться на времени, которое вы провели вместе. Ваши переживания, смех, все это. Это не осквернит память о нем. Гарантирую, что он на небесах ждет, когда ты придешь в себя и начнешь жить полной любви жизнью. Лука медленно кивает с каждым словом. — Мне жаль, что я когда-либо сомневался в своей любви к тебе или заставил тебя сомневаться в ее силе. Глаза щиплет, но я улыбаюсь его искренности. — А мне жаль, что я не рассказала тебе всю свою историю. Спасибо, что вмешался и помог с делом Райфа. Лука крепко обнимает меня и я таю в его объятиях. Я могла бы привыкнуть к этому, остаться надолго в его объятиях. Когда мы отстраняемся, он говорит: — Как ты смотришь на то, чтобы посвятить это Рождество Айзеку? Новым традициям. Он хотел когда-нибудь жениться и завести собственную семью. Хотел срубить свою собственную елку и украсить ее. Нарядиться Сантой. Печь печенье. Ради всего святого, этот парень служил в армии, но у него был мягкий характер, доброе сердце... Я улыбаюсь. — По мне, так это мистер Зефир. Лука хихикает. — Я боялся, что если буду делать все рождественские вещи, то боль станет слишком сильной. Но в этом году, когда ты здесь, это был лучший праздничный сезон, который у меня был за долгое время. — У меня тоже. Я так часто переезжала между возвращением к матери и назад в приемную семью, что редко занималась традиционными рождественскими делами. Хотя мы с Айрис всегда ходили в церковь, когда были вместе. Она любит Рождество. — Ты хорошая сестра. — А ты хороший брат. — Какими могут быть наши собственные традиции? — Катание на санках? Бумажные снежинки?.. Губы Луки приоткрываются, как будто у него есть идея ‒ или он собирается поцеловать меня ‒ или и то, и другое. Мое сердце поет. Он наклоняется так близко, что в свете камина его глаза сверкают. Я вдыхаю его запах: сосновый лес, свежий, землистый. Впервые в жизни я делаю то, что кажется настоящим глубоким вдохом. Это облегчение. Это комфорт. Это любовь. Появляется его медленная, кривоватая улыбка. Парень медленно, лениво моргает, как будто у нас есть все время в мире. — Ты, я, мы ‒ это чудо, — шепчет он. — Одно из многих, — отвечаю я. — Я люблю тебя, Айви. — Он делает паузу. — Я никогда никому этого не говорил. Ну, кроме мамы. — Я люблю тебя, Лука. — Прикусываю губу. — Я тоже никогда никому этого не говорила, кроме сестры. Но это совсем другая любовь. — А эта любовь похожа на горячее какао. — Любовь, спасающая от снежной бури. — Как уютное кресло у камина с теплым огнем. — И ослепительная улыбка. — Думаешь, у меня ослепительная улыбка? — спрашивает он. — Она начинается медленно и немного кривоватая, но да. Когда ты выкладываешься на полную катушку, она определенно ослепительна. — Что бы ты хотела получить на Рождество, Айви? Я развязываю резинку, удерживающую его мужской пучок. — У меня все есть, прямо здесь. А ты? — А что, если я скажу, что хотел бы, чтобы ты подстригла мне бороду? — Доверяешь мне после того, как увидел, какую халтуру я проделала со своими волосами? — Касаюсь пальцами нижней части волос. К счастью, они быстро растут. — Теперь я понимаю, что ты пыталась сохранить инкогнито. К тому же, ты все исправила. — Не могу дождаться, когда они отрастут. Тебе понравится. — Я подмигиваю. — Жду с нетерпением. — Лука опускает взгляд к моему рту. Схватив его за рубашку, я закрываю глаза и притягиваю его ближе. Пространство между нами сокращается, когда губы Луки касаются моих. Это приглашение. И я принимаю его. Отдавая этому мужчине свое сердце, я приглашаю его любить меня, и по мере того, как поцелуй углубляется, обещаю любить его искренне, навсегда, вечно.