– Уволилась, – промолвила блондинка. Она вытащила откуда-то журнал «Вог» и принялась перелистывать страницы. Норман улыбнулся, потом бросил взгляд к дверям и увидел меня. – Привет, Коули! – воскликнула он. – Это для вас с Мирой? – Да, – кивнула я. Блондинка снова посмотрела на меня. – Круто, – сказал Норман и, помахав мне рукой, скрылся. Я стояла и ждала свою еду; в кухне тихо звучала музыка. Через десять минут у меня за спиной скрипнула дверь. Высокая девушка – Морган – снова зашла в закусочную, что-то бормоча себе под нос. – Уже свалили? – спросила блондинка скучающим тоном. – Отъехали, стоило мне выйти, – проворчала Морган. Когда она поравнялась с блондинкой, та протянула ей фартук, не отрываясь от журнала. – Плохо дело, – промолвила она. – Последнее лето я здесь работаю! – объявила Морган, завязывая пояс передника идеальным бантом. – Я серьезно. – Знаю. – Блондинка перелистнула страницу. – Я серьезно. – Морган шагнула к автомату, наполнила чашку льдом и принялась сосредоточенно его жевать. Затем она увидела меня. – Вас уже обслуживают? – Да, – ответила я. – Это племянница Миры, – сообщила блондинка. Морган с интересом посмотрела на меня. – Правда? – Помнишь, Норман рассказывал нам про нее? – Блондинка отложила журнал и взглянула на меня. – Дочь Кики Спаркс, представляешь? – Неужели? Как тебя зовут? – Коули, – сдержанно произнесла я. Мне хватало опыта, чтобы знать: всегда надо быть начеку. – Что это у тебя в губе? – усмехнулась блондинка. – Жуть какая-то! – Изабель! – Морган ткнула ее локтем в бок. – Сколько тебе лет, Коули? – Пятнадцать, – ответила я. Морган приблизилась ко мне, заправляя за ухо прядь волос. На правой руке у нее было кольцо с бриллиантом, совсем крошечным – но достаточно большим, чтобы сверкнуть в луче света. – Ты к нам надолго? – На лето. – Заказ готов! – крикнул Норман из кухни. – Вот и прекрасно, – сказала Морган. – Будешь как раз по соседству. Можно как-нибудь сходить в кино или еще куда-нибудь. – Конечно! – откликнулась я, но очень тихо. – Было бы… – Держи. – Изабель, блондинка, плюхнула передо мной коробки с едой. – Кетчуп в коробочке. С тебя пятнадцать восемьдесят с учетом налога. – Спасибо, – кивнула я, протягивая ей двадцатку. Она развернулась и направилась к кассе. – Ну, передавай Мире привет, – промолвила Морган. – И скажи, что я буду на «Тройной угрозе» – у меня как раз выходной. – На «Тройной угрозе», – повторила я. Это явно было как-то связано с рестлингом. – Ладно, передам. – Вот сдача. – Изабель швырнула на коробки горсть мелочи. – Спасибо. Изабель отступила назад, к Морган, и, прищурившись, изучала меня. – Можно я кое-что скажу? – спросила она. – Нет, – возразила Морган. Я промолчала, а Изабель продолжила: – Эта штуковина в твоей губе, она, ну, отвратительная, – заявила она, сморщив носик. – Изабель, прекрати! – А когда в следующий раз будешь красить волосы, – добавила Изабель, не обращая внимания на Морган, – постарайся, чтобы цвет был равномерным. Я уверена, твоя мама может позволить себе отправить тебя к профессионалу. – Изабель! – Морган схватила ее за руку. – Коули, ты ее не слушай… Но я ее уже не слышала – еще не осознав толком, что произошло, я развернулась и, забрав свои коробки, поспешила на парковку. За много лет я в совершенстве овладела искусством выбираться из неприятных ситуаций. Это было чем-то вроде автопилота: я просто закрывалась и отстранялась; мой мозг отключался до того, как что-то обидное успевало проникнуть внутрь. Но порой высказывания все же достигали цели. Теперь я стояла под одиноким фонарем, чувствуя запах картофеля фри и луковых колечек. Голод исчез. Я сама будто испарилась, и вместо меня появилась старая версия – потолще, помоложе, снова у себя в городке в ту ночь, когда мы с Чейзом Мерсером решили прогуляться по полю для гольфа. Я не плакала по пути к дому Миры. В слезах мало смысла. Боль все равно не отступает. Впрочем, я была рада, что больше не плачу. Я ведь даже не знала эту девушку, Изабель, с ее белокурыми волосами и капризными губами. На мне как будто вечно висела табличка «Пни меня» – и дома, и в школе, и во всем остальном мире. «Так нечестно», – подумала я, но это было так же бессмысленно, как и все остальное. Дома я застала Миру перед телевизором. Она надела синие старушечьи тапочки и сменила кимоно на выцветший клетчатый халат. – Коули! – крикнула она. – Это ты? – Да, – ответила я. – Тебе понравилась закусочная? Я посмотрела на себя в зеркало у двери: на черные волосы, пирсинг в губе, рваные джинсы и черную футболку с длинным рукавом, которую надела, несмотря на летнюю жару. Изабель невзлюбила меня с первого взгляда, и не потому, что я была толстая. – Коули! – снова позвала Мира. – Я принесла твой салат. Она открыла коробку и немедленно сунула в рот лист латука. – Ох, ты будешь в восторге от их соуса «Цезарь»! – радостно заявила Мира. – Иногда Норман тайком приносит мне его домой. Просто чудо! А что ты заказала? – Бургер с картофелем. Вот сдача. – Я положила деньги на журнальный столик, где нас уже дожидались две тарелки, два стакана с ледяным чаем и стопка салфеток. – Спасибо. А теперь присаживайся, и давай есть. Я умираю от голода! Кот Норман вылез из-под дивана и ткнулся носом в дно коробки. – Я не очень проголодалась, – сказала я. – Плохой кот! – воскликнула Мира, отпихивая его ногой, и добавила, обращаясь ко мне: – Но ты должна быть страшно голодна! У тебя был такой длинный день, столько впечатлений! – Я устала, – призналась я. – Думаю, мне лучше просто лечь спать. – Что-нибудь случилось? – Ничего. – Точно? Я вспомнила об Изабель, о том, как она, прищурившись, мгновенно набросилась на меня. О маме в ее пурпурном костюме и поскрипывающих кроссовках, машущей мне вслед. О том, что впереди еще – целое лето. – Ничего не случилось, – повторила я. – Ну хорошо, – медленно произнесла Мира, словно это было стратегическое отступление. – Ты, наверное, совсем измотана. – Да, – кивнула я, выходя из комнаты и держа в руках свой бургер. – Ну тогда спокойной ночи! – крикнула она мне вслед. – И если передумаешь… – Спасибо. Но Мира уже устраивалась поудобнее в кресле. Кот Норман не без труда запрыгнул на подлокотник. Она увеличила громкость в телевизоре, чтобы лучше слышать очередной бой, и пока я поднималась по лестнице в свою комнату, до меня доносились звуки ревущей толпы, подбадривания и крики.