– Нормально. Прошел спускаемый аппарат, двигаюсь вдоль агрегатного. – Повреждения видишь? – Пока нет. Темно тут, как в подвале дома моей бабушки. Фонарного света не хватает – надо подобраться ближе. – Понял тебя… Как и в первый выход Михаил дышал очень тяжело. Какими бы не были продвинутыми и современными российские скафандры «Орлан МКС», их масса от этого не уменьшалась. Ни много ни мало – целых сто двадцать килограмм. Да, снаружи имеется удобный пульт управления с встроенным компьютером и дисплеем, сообщения на котором меняют цвет в зависимости от исправности систем. Да, находясь внутри, космонавт чувствовал себя достаточно комфортно: воздух проходил через множество фильтров и сублиматор, осушался, обогащался кислородом, подогревался или напротив охлаждался перед подачей. Да, работать на одном месте в такой универсальной одежке – одно удовольствие. Чего не скажешь о передвижении. – На месте, – прозвучал доклад инженера. Басаргин затаил дыхание, ожидая «диагноз»… Напарник не торопился с докладом, тщательно исследуя корпус корабля и последствия его столкновения с пустой топливной емкостью. И в этом проявлялась одна из замечательных особенностей его характера, которую Басаргин подметил еще на Земле во время подготовки к полету. Выполняя свою работу, Михаил всегда был предельно внимателен и педантичен. Никакой спешки, ни малейшего намека на поверхностное отношение к делу. – Ну что там, «Кречет-2»? – не выдержал командир. – Вижу вмятину на корпусе, – ответил инженер. – Огромную по площади вмятину. Довольно глубокую, в центре в листах обшивки прорыв. – Технологические люки рядом имеются? – В том-то и дело, что нет. Был бы люк – сейчас скинул бы крышку и посмотрел… * * * Вернувшись на борт, Матюшин вышел из скафандра, но снимать легкую поддевку отказался и даже не прошел в другой отсек. – Опять травит, Олег. Только теперь в другом месте – из-под пробитой обшивки, – устало сказал он. – Уверен, что неполадки двигателя связаны с механическим повреждением. – Дыра большая? – Вытянутая: двадцать на восемьдесят сантиметров. Края рваные и довольно острые. Характер внутренних повреждений определить невозможно из-за густого газообразного облака. Сейчас отдышусь, возьму другой инструмент и опять пойду. – Нет, Миша, прямо сейчас ты не пойдешь, – возразил Басаргин. – Почему? – Корабль на освещаемой солнцем стороне. – Ах да… Заработался и совсем забыл про радиацию. – Не хочешь пару глотков кофе? – С удовольствием. Разогревая два тюбика с кофе, командир поинтересовался: – Помощь в следующем выходе нужна? Может, вместе? Михаил решительно качнул головой: – Надо сначала вскрыть обшивку, посмотреть, разобраться что к чему. Потом уж решим… Спустя сорок минут он вновь пробирался вдоль корпуса к кормовой части космического корабля. А Басаргин, отобрав необходимую бортовую документацию, приготовился оказывать инженеру посильную помощь… * * * Около получаса Матюшин ковырялся у двигательного модуля. Специальным режущим инструментом он удалил искореженный кусок обшивки и наконец добрался до пострадавшей начинки. Каждые пятьдесять минут он выходил на связь, либо докладывая о своем состоянии, либо задавая вопросы относительно искалеченной ударом топливной системы двигателя. Басаргин находил нужный раздел в бортовой документации, вчитывался в строки технического описания, вычленял требуемую информацию и сразу же передавал ее инженеру. Вскоре появилась надежда на успешное устранение утечки топлива. – «Кречет-1», я его нашел, – радостно сообщил Михаил. – Технологический вентиль? – Да! Начинаю перекрывать магистраль. – Понял, «Кречет-2». Поосторожнее там. Прошло пять минут, шесть, семь… Басаргин постоянно контролировал давление топлива в системе и начал замечать, что его падение замедлилось. «Ну, слава Богу, – подумал он, когда цифры на мониторе замерли, показывая постоянное значение. – Кажется, с одной напастью справились…» Но едва он проговорил про себя эту позитивную мысль, как корпус корабля вздрогнул и передал в спускаемый аппарат звук сильного хлопка. Басаргин отлетел к боковой стенке, больно ударившись о нее правым плечом. – Что такое?! Миша, в чем дело?! – прокричал он в микрофон, хватаясь руками за кресло. Корабль закручивало. Причем скорость вращения была довольно большой. Спускаемый аппарат находился выше центра тяжести корабля и внутри него создавалась приличная отрицательная перегрузка. Инженер не отвечал. – Миша! Миша, ты живой?! Командир кое-как втиснул себя в кресло. Одной рукой он держался за его край, другой застегивал привязные ремни. Зафиксировать себя удалось сделать лишь с третьей попытки. – Миша, ответь! – продолжал он звать инженера и одновременно готовил к работе двигатели ориентации. Нужно было срочно понять, в какую сторону раскручивается корабль и, включив один из двигателей, постараться устранить вращение. Задачу усложняло то, что «Мир» находился в теневой зоне Луны, где царил абсолютный мрак. Центробежная сила норовила вышвырнуть Басаргина из кресла, ремни больно впились в тело. Скорость вращения была настолько значительной, что инженера запросто могло оторвать от корабля. Что произошло снаружи, почему началось это чертово вращение – Олег не знал, но решительно не хотел думать о чем-то страшном и отвратительном. «Жив Мишка, жив! – с трудом дотянулся он до пульта и вывел на дисплей навигацию. – Мне здесь несладко, а ему там и подавно! Болтается на страховочном фале, вот и не может ответить…» По изображению на мониторе он определил направление вращения и ручкой управления ориентацией включил нужный двигатель. Вращение стало замедляться. – Фу-ух, – вытер Басаргин со лба выступивший пот. И повторил запрос: – Миша, ответь! Как ты там? Через несколько секунд послышался долгожданный ответ: – «Кречет-1», я в норме. За скобу не удержался. Сорвало в первые же секунды. Слава Богу, фал крепкий. Болтаюсь тут на нем, как мотыль в проруби. – Я так и понял, – улыбнулся Олег. – Потерпи еще полминуты. Кстати, что там у тебя случилось? – При ударе топливного бака слегка помяло один из баллонов с жидким кислородом. Когда я устранил утечку, он не выдержал давления и рванул. Слава Богу не разлетелся на части, а просто лопнул и секунды три-четыре выбрасывал мощную струю… Продолжая расспрашивать напарника, Басаргин полностью ликвидировал вращение корабля и стабилизировал его ось относительно направления полета. Лишь после этого он обратил внимания на подсвеченную траекторию. – Миша, у нас нарисовалась еще одна беда, – поправил он мик-рофон. – Какая? – Мы падаем. – Не понял. – Падаем, Миша. Не в самом прямом смысле, но траектория во время взрыва и беспорядочного вращения заметно просела. Я тут прикинул… С лунной поверхностью «поцелуемся» через полвитка – у границы дня и ночи. – Вот это новость… Охренеть!.. Веселенький у нас получается полет. – Главное чтоб он не закончился грустно. Миша, слушай меня внимательно. Нас может спасти только включение маршевого двигателя. Хотя бы секунд на десять. – Легко сказать, – проворчал инженер. – Ладно, сейчас буду думать. – Давай. Но помни: на все про все у тебя ровно семнадцать минут.