Часть I Пролог. Себастьен Десять лет назад… Я смотрю на дождь за окном, постукивая пальцами по подоконнику, когда чувствую, как меня со спины обнимают ее маленькие, теплые руки. — Доброе утро, — хрипло произносит она, после чего целует меня в плечо. Я накрываю ее руки своими, наслаждаясь ощущением ее прижатого ко мне обнаженного тела. — Хорошо спала? — Как сурок. — Не знал, что сурки умеют храпеть. Она кусает меня за плечо. — Дурачок, — прибавляет шутливо. Смеясь, я ловлю ее и ставлю перед собой. — Привет. — Я целую ее в кончик носа. Ее лицо обрамляет ореол огненно-рыжих волос, подчеркивающих молочную белизну ее кожи и синеву ее глаз. Поппи Смит. Мы познакомились два года назад, когда она «случайно» опрокинула мне на колени чашку горячего кофе. По словам Поппи, я был невежлив с ее коллегой в кафе, вот она и решила меня проучить. Забавно: сначала я вообще ее не заметил, но как только увидел ее стройную, подвижную фигурку в одежде несочетающихся цветов, ее облупленный маникюр и спокойные, но упрямые черты лица, я пропал. У меня не было ни единого шанса устоять перед Поппи и ее жаждой жизни. — Привет. Она отталкивается от меня и уходит обратно к постели. Пока я смотрю на ее идеальную задницу, представляя, что сделаю с ней, Поппи оглядывается и дарит мне полную обещаний улыбку — такую, которая может раньше времени свести мужчину в могилу. Я не знаю, за что мне так повезло, но спасибо тебе, Иисус. Ты мужик. — Голоден? Мое дыхание ускоряется, член пробуждается, и к нему толчками устремляется кровь. Воздух между нами густеет от страсти. — Безумно. Она ложится и раздвигает ноги. Ее пальцы начинают скользить к вратам моего чертова рая, на лице появляется завлекающая улыбка, и она бросает на меня дерзкий взгляд. — Тогда почему ты до сих пор там стоишь? Иди сюда и позавтракай. И еще раз — спасибо, Иисус. Я твой должник. Я в момент ложусь рядом с ней и, обняв, целую в изгиб, где ее шея переходит в плечо, в местечко, которое я считаю только своим. Потом вспоминаю вчерашнюю новость. — Подожди… — С чувством первобытного счастья и гордости я расправляю пальцы на ее округлившемся животе. — Здравствуй, приятель. Слышишь нас? Это твой очень похотливый отец, — шепчу я, покрывая ее лицо поцелуями. — Пора надевать беруши, малыш. Поппи тихо смеется. Кладет мне на шею ладонь и, притянув к себе, трется бедрами о мой член — и я вспыхиваю, будто салют в небесах. — Папочка, давайте-ка вы будете меньше говорить и больше… Оставшиеся слова тонут в моих губах, когда я накрываю ее тело своим и заглушаю их своим ртом, своим языком, своим неистощимым желанием. Я не смогу насытиться ею, даже если мы проведем вот так, в нашей постели, целую жизнь — познавая друг друга, пока наши руки и ноги сплелись, как веревки, а на коже выступил пот. Даже если я проживу тысячу жизней, мне все равно будет мало. Потратив остаток утра на то, чтобы удовлетворить наши тела, мы неохотно выбираемся из постели. Поппи уходит в душ, а мой взгляд останавливается на виновато сбившихся простынях. Очень хочется позвонить родителям Поппи и, придумав какую-нибудь отговорку, сказать, что мы не приедем, а потом присоединиться к моей девушке в душе. Но я останавливаю себя. Поппи скучает по ним, и ей давно пора съездить к ним в гости. Покачав головой, я вздыхаю, одеваюсь и спускаюсь по лестнице вниз. После того, как я под дождем заканчиваю паковать ее вещи в машину, мы становимся вместе на кухне и начинаем прощаться. Завтра я тоже приеду — после того, как завезу несколько картин в галерею, — и мы вместе посвятим ее родных в наши новости. — Веди аккуратно, — говорю я, бросив взгляд за окно. На улице поднялся ветер, а дождь льет еще сильнее, чем раньше. — До Кента недалеко. — Она обнимает меня за талию и склоняет голову мне на грудь. — Я могу доехать туда хоть с закрытыми глазами. Так что не беспокойтесь, сэр. Я притягиваю ее ближе к себе, и внезапно мне становится страшно ее отпускать. — Il n’y a qu’un bonheur dans la vie, c’est d’aimer et d’etre aime. В жизни есть лишь одно счастье — любить и быть любимым. — Добиваешься, чтобы тебе еще раз повезло? — С легкой улыбкой, играющей на губах, Поппи трется щекой о мою рубашку. — Потому что позволь сообщить: цитаты Жорж Санд определенно способствуют заманиванию в постель. — Возможно. — Я наклоняю голову и зарываюсь в ее волосы носом. Делаю вдох, наполняя легкие ее ароматом. — А что, у меня получается? — Ты даже не представляешь, как хорошо. — Она чмокает меня в грудь. — К сожалению, мама взяла с меня слово приехать на чай, и если не выехать прямо сейчас, я опоздаю. Питер приводит свою новую девушку. — А куда делась Милли? — Кто ее знает. Но завтра мы все наверстаем, окей? — спрашивает она, опускает руку и проводит пальцами по «молнии» моих джинсов. Медленно. Искушающе. — Господи, женщина. Ты меня убиваешь. — Я со стоном закрываю глаза. Хихикнув, она привстает и берет мои щеки в ладони. — Je t’aime, мой страстный мужчина, — говорит, а потом, прижавшись губами к моим губам, вкладывает всю себя в поцелуй. Моя женщина. Моя жизнь. Попрощавшись с Поппи и проводив взглядом ее машину, я иду в спальню. Пока я поднимаюсь по лестнице, мою грудь пронзает острая боль. Наверное, из-за индийской еды, которую мы ели на ужин, думаю я, кругами потирая середину груди. Когда боль затихает, я преодолеваю последние пару ступенек. В спальне подхожу к гардеробу, достаю оттуда старую обувную коробку и, открыв ее, нахожу то, что искал. Я вынимаю маленькую бархатную коробочку, которая содержит в себе мое счастье, и прячу ее в карман. Завтра. *** Спустя два часа… Я вижу входящий звонок. Это Питер. — Бонжур, засранец, — говорю в телефон, глядя на кольцо с бриллиантом у себя на ладони. Представив, как удивится Поппи, увидев его, я улыбаюсь. Кто-то, возможно, может сказать, что мы слишком молоды для того, чтобы жениться и создавать семью, но, черт побери, что они понимают? Когда ты находишь ту самую женщину, с которой твоя жизнь обретает смысл, с которой ты становишься лучше, становишься человеком, достойным ее любви, ты не ждешь «подходящего времени». Ты прыгаешь. Ты бежишь. Ты летишь. — Попс приехала? Она не берет трубку… — Себастьен… тебе нужно приехать… — От его голоса у меня стынет кровь. — Мы в больнице. Поппи… она… И мой мир в один миг погружается в темноту. Глава 1 Вы когда-нибудь не узнавали себя в отражении зеркала? На меня смотрит безупречная женщина. Ее длинные каштановые волосы с карамельным оттенком идеальными волнами лежат на плечах, а некогда пышное тело теперь стройное, подтянутое и одето в элегантный наряд. Она — женщина, достойная Уильяма Александра Фицпатрика IV. Моего мужа. Исчезли следы той сумасбродной девчонки, которой я когда-то была. Той, которая слишком много чувствовала, слишком громко смеялась, слишком много ела, разрываясь между работой и колледжем. Ее бедра были чуточку шире, чем нужно, рот — чуточку слишком велик, а волнистые волосы жили своей собственной жизнью. Ее квартира была размером с обувную коробку, и все-таки она была счастлива, а арахисовая паста, сэндвичи с джемом и дешевое вино из пакетов помогали ей оставаться сытой и в здравом уме. Я невесело хмыкаю. Кроме грез, у меня почти ничего больше не было, но мне хватало и их. Потому что в этих грезах я заканчивала колледж и устраивалась на крутую работу, где мне платили достаточно денег, чтобы я могла позволить себе свою собственную квартиру, красивые туфли и дорогое вино. И еще я становилась следующей миссис Брэд Питт. Я танцевала с раскинутыми руками под энергичную музыку жизни. Я молила небеса о романтике, о приключениях, о неизведанном. Я хотела влюбиться до умопомрачения и любить. Я мечтала о потрясениях, о стрессе, о хаосе, о внезапных поворотах судьбы — о Буре и Натиске. И Господь услышал меня. Всемогущий, он воплотил мои желания в жизнь. И вот, сидя со своей лучшей подругой Сэйлор в кафе и всхлипывая над латте из-за своего последнего расставания, я повстречала его. На середине своей слезливой истории я услышала, как какой-то мужчина посмеивается, прикрывшись газетой. — Прошу прощения, — оскорбленно произнесла я. — Что здесь такого смешного?