Тянется время в заряженной электричеством тишине — идеальный момент, чтобы уйти, но я будто приклеилась к месту. Я не понимаю, почему продолжаю стоять рядом с ним. Мне же хватит здравого смысла не увлекаться мужчиной, от улыбки которого я таю внутри, будто воск. Себастьен что-то мне говорит. Я поднимаю лицо, вижу, как он улыбается, и понимаю, что нет, здравого смысла во мне не осталось ни капли. Откашливаюсь. — Простите, что вы сказали? — Я сказал, что рад, что вы пришли, Валентина. Плененная чарующей голубизной его глаз, я слышу, как кто-то громко смеется. Если это было предупреждение, то я его игнорирую. Наступает момент, когда женщина помудрей заставила бы себя отойти, оправдавшись желанием пообщаться с другими гостями. Она осознала бы, что перед нею — опасность. Но все аргументы почему-то оказываются бессильны перед этим смертоносным мужчиной, который глядит на меня так, словно я единственная женщина в мире. Который оживляет меня. — Я тоже. — Скажите мне, Валентина, вы верите в судьбу? — Хм… Даже не знаю. Наверное, да. Мне кажется, что мы можем влиять на нашу судьбу, но еще я верю, что существует могучая сила, энергия — для кого-то это может быть Бог, — которая дает нам толчок в правильном направлении. А вы? Верите? — Да. — Его взгляд вплавляется в мой, и я таю, превращаясь в лужицу у его ног. — Кажется, начинаю. В этот момент к бару за выпивкой подходит еще один гость. Улыбнувшись ему, я отодвигаюсь на шаг, освобождая ему место у стойки. И запоздало осознаю, что теперь стою до опасного близко к Себастьену. Я хочу отойти, но тут ощущаю на своей обнаженной руке его пальцы. Контакт с его кожей парализует меня, пронзает разрядами тока. Не в силах взглянуть на него, я пытаюсь отвлечься от этого опьяняющего мужчины и от сладкого ощущения его пальцев, сконцентрироваться на гостях впереди. Но это проигранная война. Он медленно поглаживает меня. Вверх-вниз. Взад-вперед. И как бы я ни старалась устоять перед тягой к нему, я, тем не менее, чувствую, как его жар, согревая, совращая меня, медленно пробирается глубоко мне под кожу. Музыка, люди, смех, Уильям, наши с ним ссоры — все меркнет, превращаясь в ничто. Мир внезапно сжимается до маленького пространства между Себастьеном и мной и пульсирует — бьется — в такт его ласке. На короткий, очень глупый момент я представляю, как беру его за руку и шепотом прошу меня увести. Мы уходим к нему. Не успеваем зайти за порог — и наша одежда уже сброшена на пол. Его рот на моих грудях, член во мне, голова запрокинута. Валентина, Валентина, Валентина… шепчут прекрасные губы. И как только мне начинает казаться, что унизить себя еще сильней невозможно, я умоляю его на коленях, умоляю с его вкусом во рту, чтобы он взял меня, чтобы своими руками и телом заполнил оставленную Уильямом зияющую пустоту. Я представляю, как мы возводим рай на наших грехах, как я, пока Себастьен во мне движется, поджигаю свой мир и смотрю, как он сгорает дотла. — Валентина! Дорогая, идите сюда. Я хочу кое с кем вас познакомить, — произносит Джоанна, и магия исчезает. Переключившись на Себастьена, она многозначительно усмехается. — Поделись ею, плут. Ты продержал ее у себя достаточно долго, тебе так не кажется? — Нет, не кажется, — невозмутимо парирует Себастьен, отчего она заливается смехом. Покраснев, я делаю вдох и, пока у меня в голове предательски мелькают картинки нас с Себастьеном, восстанавливаю столь необходимое расстояние между ним и собой. Потом киваю Джоанне и пробую улыбнуться, чувствуя себя так, словно я дезориентирована или пьяна. — Мне нужно идти. — Я смотрю Себастьену в глаза, не желая признаваться даже себе, что в глубине души хочу, чтобы меня попросили остаться. Потому что — Господи, помоги, — отказаться я не смогу. — Однажды вы перестанете от меня убегать. И когда этот день наконец-то наступит, я буду вас ждать, — шепчет он мягко, его слова точно ласка. — А теперь идите… иначе я передумаю и решу, что мне все-таки не нравится делить вас с другими людьми. — Я не ваша, чтобы мною делиться, — тихо говорю я, думая, слышит ли он, как часто стучит мое сердце. — К счастью для себя самого, я не из тех, кто быстро сдается. — Он заправляет мне за ухо прядку волос и, убирая руку, проводит по моей шее пальцем — нежно, так нежно, оставляя след желания позади. Время замирает. Каждая клеточка моего тела вздыхает от удовольствия, умоляет о большем. — Ну и, если вы продолжаете сталкиваться с чем-то хорошим, то, возможно, это сама судьба намекает вам, что не нужно сбегать. — Он улыбается. И уходит, а я остаюсь смотреть ему вслед, пока он не останавливается около той самой женщины, с которой был в лифте. Заметив его, она улыбается с непринужденностью женщины, которая знает, что она привлекательна и желанна. Он кладет ей на поясницу ту самую руку, которой только что касался меня, и уводит в гостиную. Качнув головой, я приказываю себе: соберись, Валентина. Влюбиться в такого мужчину, как Себастьен, будет не просто глупо и опасно для сердца, это будет смертельно. Я отхожу от бара и, выбросив Себастьена из головы, отправляюсь искать наших хозяев. Дополнительные сложности в жизни нужны мне сейчас меньше всего. Глава 10. Себастьен Мои ноги скользят по мокрой траве. Струи дождя, точно хлысты, бьют по коже. Я бегу через лес. Пытаюсь догнать ее, но расстояние между нами продолжает расти. Она смеется и говорит мне поторопиться, что осталось чуть-чуть. Я хватаюсь за воздух. Ее имя снова и снова соскакивает с моего языка. Но она не останавливается. Никогда. Мои веки горят. Отчаяние струится по венам. Ее уносит все дальше и дальше, и наконец она растворяется в ночной темноте, а я остаюсь в одиночестве. Как всегда. Страдать без нее. Я просыпаюсь весь мокрый от пота, под кожей еще зудит отчаяние и печаль. Потом слышу, как тишину комнаты разрывает тот самый звук грома из сна. Волоски на моих руках встают дыбом. Сон слетает с меня окончательно, и я смотрю на часы. Два сорок утра. Черт. Сев, я тру запястьем глаза, пока тени призраков — которые, как я боюсь и одновременно желаю, будут преследовать меня вечно — исчезают, будто туман. Я вздыхаю и, зная, что уже не засну, поднимаюсь с постели. Ничего нового. Бессонница — мой давний друг. Я хочу было пойти в мастерскую, чтобы порисовать, но тут до меня доносятся тихие переливы испанской гитары. Следуя за мелодией, которая напоминает мне о теплых летних ночах в Барселоне, я выхожу на балкон, где меня моментально окружает плотная пелена холодного воздуха ночи. Я встаю у мокрых перил, берусь за них и закрываю глаза. Делаю долгий вдох, и мои легкие заполняет запах дождя. Андалузская музыка помогает мне вынырнуть из черной дыры своих мыслей. Я понимаю, откуда идет звук. Перегнувшись через перила, смотрю вниз и вижу там Валентину. Она сидит на металлическом стуле под защитой моего балкона, на ее хрупких плечах — кардиган серого цвета со вчерашнего дня. Мой член вздрагивает при виде нее, ее кремовой кожи, роскошного рта. — Привет, — говорю я. Дождь падает мне на затылок, а тело, как и ее, укрыто от непогоды балконом вверху. Она смотрит вверх — наши взгляды смыкаются — и сдержанно улыбается. — Не выходит заснуть? Вот она, думаю я, наблюдая за ней, — передышка от обступившей меня темноты. Увидев ее, я с первого взгляда осознал, что обречен. Я не понял тогда, и не понимаю сейчас, почему, но стоило мне заметить ее, и что-то во мне вздохнуло, сказало — вот она, вот то, что ты ищешь, с возвращением в мир живых, старина. Мне захотелось вкусить ее, точно вино, коснуться ее, точно грех. Я так и сделал. Я убедил себя, что всего лишь помогаю ей выкрутиться, хотя можно было просто сказать Марго, что Валентина мой гость. Но нет. Я обнял ее и поцеловал, как изнуренный голодом человек, кем я, по сути, и был. Я ожидал от нее застенчивости, покорности, неприязни. Но обманулся во всем. Она ответила на мой поцелуй с той же безотчетной потребностью, какую испытывал я. Чем потрясла меня. Пока мы с ней сталкивались друг с другом, во мне развилась зависимость от того, что я чувствовал, находясь рядом с ней. Она была словно глоток воздуха на поверхности для того, кто тонул. — Вам тоже? Она одним пальцем поправляет очки. — Да, слишком много мыслей крутится в голове. Вам помешала спать музыка? — На ее левой щеке появляется шаловливая ямочка, которую мне хочется поцеловать с того самого дня, как я впервые ее там увидел. — Полагаю, настал мой черед извиняться, да? Сейчас я все выключу. — Не надо, оставьте. — Что ж, хорошо. — Она вытягивает ладонь и, повернув ее к небу, собирает капли дождя. — С тех пор, как я прилетела, здесь впервые так льет. Когда идет дождь, Париж очень красив. Я поднимаю взгляд в небо, пытаясь увидеть луну. Я знаю, мне лучше вернуться в квартиру, но ее присутствие рядом успокаивает меня. Я понимаю, что расслабляюсь, хотя дождь льет все сильней. Опершись на перила, я смотрю на линию горизонта. Сверкающая Эйфелева башня вдали, зигзаги крыш, пустой парк через улицу, на дороге — несколько редких машин. — Я устроилась на работу, — вдруг произносит она. — Правда? — Сложно сказать, почему, но от того, что она пожелала поделиться со мной, я чувствую себя победителем, словно меня пустили туда, куда разрешено заходить очень немногим. — Да. Но это так, ерунда. Работа помощницы в магазине цветов. Будет забавно, наверное, потому что хозяин не говорит по-английски, а я по-французски. — Она хмыкает. — Господи, спасибо тебе за интернет и словари. — Это не ерунда. — Проезжающая машина окатывает водой тротуар. — Вы ведь рады? Пауза. — Да. — Это самое главное. — Да, вы правы. — Она издает долгий вздох. — Джоанна с мужем устроили прекрасную вечеринку. Вы давно с ними знакомы? — С тех пор, как переехал сюда шесть лет назад. Они приятные люди. — Они мне понравились. Я хорошо провела у них время. — Она замолкает, явно тщательно взвешивая следующие слова. — А куда делась ваша подруга? Значит, она наблюдала за нами. Я улыбаюсь, чувствуя себя чертовым королем мира. Дождь на время забыт. — Ревнуете? — О, да, еще как. — Она фыркает, словно оскорбленная одной только мыслью. В темноте я почти вижу, как за ее очками растекается сладкий румянец, представляю, как вздымается и опадает ее идеальная грудь, манящая меня точно песня сирены. — Просто удивлена, что ее с вами нет. Я поднимаю бровь. — С чего вы решили, что она не ждет меня в спальне? — дразню ее. — Серьезно? Да что вы за… — Она ушла домой, Валентина. Слушайте, вам не следует ревновать. Она просто друг. К тому же, она не вы. И это правда. Все мои отношения после Поппи были приятными, основанными на влечении и физической страсти. Ни обещаний, ни обязательств — просто отлично проведенное время. Я получал возможность забыться, сбежать от себя, ну а моя партнерша получала мужчину, который трахал ее — и трахал ее хорошо. Так себе личная жизнь, но мне ее было достаточно. До Валентины и того поцелуя… Она собирается что-то сказать — возможно, поставить меня на место, — но тут моя последняя фраза регистрируется в ее хорошенькой голове и лишает возможности выдать колкий ответ. На ее лице появляется выражение очаровательного смущения. Жаль только, что усилиями моих слов, а не рта. Завороженный ею, я слишком поздно замечаю, что началась настоящая буря. Мимо дует пронзительный ветер. Еще один злой раскат грома — и молния бьет прямо в скамью в парке напротив нас. — Иисусе, — сквозь зубы бормочу я. Дрожа, закрываю глаза и пытаюсь ко всем чертям успокоиться. И тогда снова приходят они — воспоминания, которые душат меня. Вопросы «что было бы, если» становятся не спасением, а скорей наказанием. Бедный жалкий ублюдок, думаю я. Прошло десять лет, но на меня по-прежнему воздействует это дерьмо. Каждая клеточка моего тела словно заново переживает ту проклятую ночь. Сырость в воздухе, когда я выбрался из машины и побежал ко входу в больницу. Ночное небо, озаренное вспышками молний, и грохот грома в ушах. Дождь, хлещущий в лобовое стекло. Я должен вспоминать ее смех, или точный оттенок ее рыжих волос, или ощущение ее тела в моих объятьях, но… Я открываю глаза и смотрю, как на мою кожу падают капли. Но я вспоминаю только вот это.