— Прямо сейчас нам нельзя, — шепчу я, прислушиваясь к малейшему шороху. Не идет ли кто к нам? — Но почему? — спрашивает она с притворной обидой. — Боишься попасться? — Слишком многое стоит на кону. — Мои руки ложатся на ее талию. — Но ты же знаешь, Гвинет, — я наклоняюсь, прикусываю ее шею, и она вскрикивает от боли, — я ее трахаю с единственной целью: чтобы она забеременела. Чтобы верила, что я преданный муж. — Над моей головой еще висит угроза Лоретты. Когда Валентина осталась в Париже, я оказался на волоске от того, чтобы меня лишили наследства, потому что расслабился, полагая, что она никогда не посмеет бросить меня. Но я ошибался. И во второй раз такой ошибки не совершу. — С чего ты решил, что ребенок заставит ее остаться с тобой? — Потому что она всегда хотела детей. Родив, она уже не уйдет. Гвинет опускает ладонь и, с каким-то извращенным удовольствием наблюдая за мной, гладит через штаны мою плоть. — Я тоже могу родить тебе. Она начинает ласкать мой член энергичнее, и я запрокидываю лицо. Так хорошо… — Я люблю тебя, Уильям. Я хватаю ее за задницу. — Поцелуй меня, чтобы я смог почувствовать вкус твоих слов. Перед тем, как забыться в поцелуе сестры, я успеваю подумать о Валентине. Да… она у меня на крючке. Я слышу шорох. Мы с Гвинет одновременно поворачиваемся налево и видим, что там, с ужасом и шоком в глазах, стоит Валентина. — Твоя… твоя бабушка попросила меня… — Не договорив, она подносит руку ко рту, потом разворачивается и со всех ног бежит к дому. — Черт! — Я сталкиваю Гвинет и встаю. — Черт. Гвинет как ни в чем не бывало разглаживает на платье морщинки. — Упс. Кое-кого застукали за кое-чем неприличным, — насмешливо произносит она. — Лучше поторопись, дорогой братец, и постарайся это исправить. Но отчего-то у меня есть ощущение, что это окажется не по силам даже тебе. Не тратя времени на Гвинет, я бегу следом за Валентиной. В моих венах толчками пульсирует кровь, но я не даю страху взять верх. Я, как было всегда, найду способ это уладить. Я не могу ее потерять. И не потеряю. Глава 30. Валентина Я ее трахаю с единственной целью: чтобы она забеременела. Чтобы верила, что я преданный муж. Все оказалось ложью. Враньем. Чувствуя, что меня может стошнить, я вожу ладонями по рукам, пытаясь вытеснить из головы омерзительное воспоминание об Уильяме и Гвинет. Я должна быть удивлена, но удивления нет. Наверное, в глубине души я всегда подозревала, что дело кончится именно этим. Иногда мы отказываемся видеть то, что у нас перед носом. Лгать себе проще. Но с меня хватит. Я горько смеюсь. Боже, я была такой идиоткой. Они дурачили меня, как настоящие профи, а я с наивно распахнутыми глазами верила им. Как они, наверное, надо мной потешались. Я бегу к дому, но на прием не возвращаюсь. Гости, шум — сейчас я не могу этого выносить. Меня направляет, подгоняет вперед только одно: потребность остаться одной. В спальне я захожу в гардеробную, достаю маленький чемодан и начинаю швырять в него вещи — немного, только чтобы хватило на первое время. Я не знаю, куда я пойду, но в одном я уверена: я не могу больше здесь оставаться. — Вот ты где, — слышу я спокойный голос Уильяма у себя за спиной. На мгновение останавливаюсь, затем возвращаюсь к прерванному занятию. Не смотри на него. Я смогу. Я смогу. — Вэл, дорогая, позволь мне все объяснить. Господи, это даже смешно. — Не утруждайся. — Злость, печаль, непонимание, отвращение, разочарование закручиваются во мне смертоносным торнадо, раз и навсегда разрушая хлипкие стены нашего брака. — Ты не обязан передо мной объясняться. Оставь грязные подробности при себе. С меня хватит. Дрожащей рукой я застегиваю чемодан, хватаюсь за ручку и направляюсь к двери. И останавливаюсь, увидев, что Уильям лениво прислонился к дверному косяку. Он наблюдает за мной с опасным блеском в глазах, не сочетающимся с приятной улыбкой, от которой по моей спине бежит холодок. Внезапно мне становится страшно, и я сжимаю ручку покрепче. — Пожалуйста, дай мне пройти. Не двигаясь с места, он складывает руки на груди. — И куда, интересно знать, ты собралась? Не удостоив его ответом, я пробую обойти его. Уильям своим телом блокирует выход. — Вообще-то, когда тебе задают вопрос, принято отвечать, — любезным тоном информирует он. — Я ничего тебе не должна и тем более не обязана объясняться. Я вздергиваю подбородок, подавляя пробирающий до костей страх. У меня кружится голова, весь мой мир словно полетел вверх тормашками. И пока я смотрю на его спокойное поведение, на непринужденно улыбающееся лицо, во мне закипает злось. На все, чем я поступилась ради него, на все потраченные на него годы. Но больше всего я злюсь на себя, потому что оказалась слишком слаба, чтобы уйти. — Чем я заслужила это, Уильям? Он продолжает молчать. — Я любила тебя. Любила так сильно, что поступалась своей гордостью снова и снова. — У меня срывается голос. — Я позволяла этой любви уродовать и ранить себя, но тебе было плевать. Ты просто смотрел, как я истекаю кровью. Что ж, мне надоело давать тебе нож. — Смотрите-ка, ты наконец-то проявила характер, — хмыкает он. Глаза пляшут, точно язычники вокруг костра. Мягко — и почти ласково — Уильям накрывает мою щеку ладонью. — Валентина… Валентина… Что же мне с тобой делать? Я пячусь назад. — Хватит. Между нами все кончено. Уже очень давно. — Совсем наоборот, моя дорогая. — Он быстро настигает меня. Берет за волосы на затылке. — Все далеко не кончено. Ты принадлежишь мне. Твоя фамилия, твое тело, одежда, воздух, которым ты дышишь… все это мое и только мое, — шипит он, неумолимо сжимая кулак. — Это все ложь и притворство, — говорю я, восставая против его слов и его самого. — Как ты лжец и притворщик. — Заткнись, — угрожающе приказывает он. Я стараюсь казаться спокойной, тогда как в действительности у меня едва получается просто дышать. — Я никому не принадлежу. Слышишь меня? И больше не смей… Он дает мне пощечину. На миг оглушенная, я смотрю на этого жестокого, безжалостного Уильяма и понимаю, что никогда не знала его. — Смотри, до чего ты меня довела. — Он говорит так спокойно, словно мы обсуждаем погоду. — Ты сошел с ума, — хрипло говорю я, потом пробую оттолкнуть его, но в ответ он сжимает мои волосы еще крепче. — Отпусти. — Я пинаю его, что вызывает у него только смех. — Отпусти! — Нет. — Его хватка начинает причинять настоящую боль, а глаза — поблескивать опасным огнем. — Ты не оставила мне выбора, кроме как показать тебе, кому ты принадлежишь. Его зубы сталкиваются с моими в собственническом поцелуе, призванном наказать и унизить меня, но я, отвернув лицо в сторону, прерываю его. — Прекрати! — Ты расстроила меня, Валентина. — Хладнокровно проигнорировав мою мольбу, Уильям толкает меня к комоду и бедром раздвигает мне ноги. — А когда кто-то смеет расстроить меня, его следует наказать. — Его руки шарят по моему телу. Не нежно, не бережно — бесцеремонно. Так он показывает, что я полностью в его власти. — Уильям, нет. — Я пытаюсь бороться, но он больше, сильнее меня. Во мне разгорается паника. — Не надо, пожалуйста. Остановись. Уильям, даже не вспотев, негромко смеется. — Ну надо же, сколько напора. Отчаявшись, я начинаю кричать, молясь, чтобы меня кто-то услышал. — Думаешь, тебя кто-то услышит? Все пьют внизу, — смеется Уильям мне в ухо и зажимает мой рот. — Хватит сопротивляться, иначе сделаешь себе еще хуже. Постепенно у меня кончаются силы, и тогда Уильям задирает мне платье, расстегивает штаны и вынимает свой член. Трется им о мой вход. Я закрываю глаза и отгораживаюсь от него и кошмара вокруг. И мой мозг переносит меня в ту волшебную звездную ночь. Внезапно я перестаю чувствовать жестокие руки Уильяма. Я вижу Себастьена. Он танцует со мной, наполняя своим прекрасным светом мой мир. Я дорога ему, я снова любима…