– С корицей! – смеется она, наконец уступая. – Маленькая корзинка кексиков с корицей перед твоей входной дверью с записочкой внутри, на которой написано: «Спасибо, Бэа, за то, что спасла мне жизнь. Если тебе когда-нибудь что-то понадобится, например забрать одежду из химчистки или чтобы тебе доставляли газеты и кофе каждое утро к двери, машина с шофером для твоего личного пользования или билеты в первый ряд на оперу…» – о, этот список можно продолжать до бесконечности! – Он оставляет попытки оторвать пленку, берет штопор и старается ее проткнуть. – Это могло бы стать чем-то вроде той китайской традиции, ну, знаешь, когда тот, кому ты спас жизнь, считает себя навеки обязанным. Как мило, если на свете существует человек, который каждый день идет за тобой следом, ловит вылетающие из окон рояли, не давая им упасть тебе на голову, и все такое прочее. Бэа спрашивает с сомнением: – Надеюсь, ты шутишь? – Да, конечно, шучу. – Джастин корчит рожу. – Рояль обязательно убил бы спасенного, и это было бы несправедливо. В конце концов он открывает «Принглз» и швыряет штопор через всю комнату. Тот попадает в стекло в верхней части мини-бара, и оно разбивается. – Что это было? – Уборка номеров, – врет он. – Ты думаешь, я эгоист, да? – Папа, ты полностью поменял свою жизнь, оставил отличную работу и хорошую квартиру и улетел за тысячи миль в другую страну, только чтобы быть рядом со мной. Конечно, я не считаю тебя эгоистом. Джастин улыбается и кладет в рот несколько чипсов. – Однако если ты не шутил насчет корзинки с маффинами, тогда ты точно эгоист. И если бы в моем колледже проходила неделя «Кровь для жизни», я бы приняла в ней участие. Но у тебя еще есть возможность наверстать упущенное. – У меня такое ощущение, что все стремятся заставить меня сдать кровь! Я собирался завтра пойти постричься, а меня гонят к злым людям, жаждущим проколоть мне вены. – Ну не сдавай, если не хочешь, мне все равно. Но помни, если ты сделаешь это, маленькая тоненькая иголочка не убьет тебя. Зато твоя кровь может спасти чью-нибудь жизнь. Кто знает, а вдруг потом этот человек всегда будет рядом с тобой, оставляя корзинки с маффинами у тебя под дверью и ловя рояли, чтобы они не упали тебе на голову. Ведь это было бы приятно, правда? Глава четвертая В передвижном пункте сдачи крови, расположившемся рядом с полем для регби Тринити-колледжа, Джастин старается усилием воли унять дрожь в руках, чтобы Сара не заметила, как он трусит, протягивая ей письменное согласие и анкету, озаглавленную «Здоровье и стиль жизни». В этом подробном документе, откровенно говоря, содержится гораздо больше сведений о нем, чем он сам бы рассказал на первом свидании. Сара ободряюще улыбается и описывает ему всю процедуру, как будто сдача крови – самая обыкновенная вещь на земле. – Теперь мне нужно задать вам несколько вопросов. Вы прочли, поняли и заполнили анкету? Джастин кивает, говорить ему мешает стоящий в горле комок. – И вся информация, которую вы там указали, правдива и соответствует действительности? – Почему вы спрашиваете? – хрипит он. – Она вам не кажется правдивой? Если так, я могу уйти и вернуться в другое время. Она улыбается ему с таким же выражением, с каким смотрела на него мама, подтыкая одеяло и выключая свет на ночь. – Итак, мы готовы. Я только сделаю анализ на гемоглобин, – объясняет она. – Он выявляет наличие заболеваний? Джастин нервно оглядывает оборудование в фургоне. Пожалуйста, пусть у меня не окажется никаких заболеваний. Это было бы слишком унизительно. Хотя маловероятно. Интересно, помню ли я, когда в последний раз занимался сексом? – Нет, всего лишь измеряет содержание железа у вас в крови. – Сара берет капельку крови из подушечки его пальца. – Кровь на заболевания, в том числе передающиеся половым путем, проверяют чуть позже. – Должно быть, удобная штука. Можно привести сюда бойфренда вроде бы с благородной целью, а потом справиться о результатах, – шутит он, чувствуя, как капельки пота щекочут его верхнюю губу. Он изучает свой палец. Она замолкает, быстро делая анализ. Джастин ложится на кушетку и вытягивает левую руку. Сара оборачивает ее верхнюю часть манжеткой для измерения давления и протирает спиртом внутреннюю сторону локтевого сгиба. Не смотри на иголку, не смотри на иголку. Он смотрит на иголку, и земля под ним начинает кружиться. Горло сжимается. – Будет больно? – Джастин с трудом сглатывает комок, рубашка прилипает к влажной спине. – Просто укол, вы и не почувствуете, – улыбается она, подходя к нему с катетером в руке. Джастин слышит сладкий запах ее духов, и на мгновение это его отвлекает. Когда она наклоняется, он видит то, что находится под вырезом ее кофточки, – черный кружевной лифчик. – Вот это нужно взять в руку и несколько раз сжать. – Взять что? – Он нервно смеется. – Мячик, – улыбается она. – Ах мячик! – Он берет маленький мягкий мячик и спрашивает, стараясь, чтобы голос не выдал панического страха: – Для чего он нужен? – Он помогает ускорить процесс. Джастин изо всех сил сжимает мячик. Сара смеется: – Еще не время! И не так сильно, Джастин. Спина Джастина теперь не влажная – она совершенно мокрая от пота. Волосы прилипли ко лбу. Ты должен был пойти стричься, Джастин. Что за черт тебя сюда понес? Ой! – Не так уж и страшно, правда? – ласково говорит она, будто обращаясь к ребенку. Сердце Джастина громко стучит у него в ушах. Он продолжает сжимать мячик в том же ритме. Представляет себе, как его сердце перекачивает кровь, как кровь течет по венам. Видит, как она доходит до иголки, как идет по трубке, и ждет, что сейчас почувствует головокружение. Но голова не кружится, так что Джастин молча смотрит, как его кровь течет в мешок для сбора крови, который Сара предусмотрительно спрятала на весах под кушеткой. – А «Кит-Кэт» мне потом дадут? – Конечно! – со смехом обещает она. – А мы действительно пойдем куда-нибудь выпить или вам нужен был только мой организм? – Выпить можно, но я должна предупредить, что сегодня вам следует избегать любых активных действий. Ваш организм должен восстановиться. Он снова замечает ее кружевной лифчик. Ага, конечно. Пятнадцать минут спустя Джастин с гордостью смотрит на свою пинту крови. Он не хочет, чтобы она досталась какому-то незнакомцу, он готов сам отнести ее в госпиталь, осмотреть палаты и подарить тому, кто ему по-настоящему понравится, какому-то особенному человеку. Еще бы! Ведь впервые за долгие годы он может отдать другому то, что идет напрямую от его сердца. День сегодняшний Глава пятая Я медленно открываю глаза. Их заполняет белый свет. Постепенно зрачки фокусируются на предметах, и белый свет теряет яркость. Он становится оранжево-розовым. Я осматриваюсь, понимаю, что нахожусь в больнице. Телевизор высоко на стене. Его экран словно залит чем-то зеленым. Пытаюсь присмотреться: лошади на зеленой траве. Они прыгают, они бегут. В палате должен быть папа. Я опускаю глаза: вот он, сидит в кресле спиной ко мне. Он стучит кулаками по подлокотникам, и его твидовая кепка появляется и исчезает за спинкой кресла, когда он приподнимается с каждым ударом. Пружины под ним скрипят. Отец не издает ни звука. Как будто мне показывают немое кино. Неужели у меня что-то с ушами? Сейчас он подпрыгивает в кресле как заводной, я и не думала, что он способен так быстро двигаться, и грозит телевизору кулаком, беззвучно подгоняя лошадь. Экран гаснет. Отец разжимает кулаки и поднимает руки вверх, смотрит на потолок и заклинает Бога. Засовывает руки в карманы, ощупывает их и вытаскивает ткань наружу. Серые пустые мешочки остаются торчать из его коричневых брюк. Он похлопывает себя по груди, нащупывая деньги. Проверяет нагрудный кармашек своего коричневого кардигана. Ворчит. Значит, дело не в моих ушах. Он поворачивается, чтобы ощупать свое пальто, висящее рядом со мной, и я быстро закрываю глаза. Я еще не готова. Со мной ничего не случилось – до тех пор, пока они мне не скажут. Прошлая ночь – не более чем кошмарный сон, пока они не скажут, что это действительно произошло. Чем дольше я держу глаза закрытыми, тем дольше все останется как было. Счастье неведения. Я слышу, как отец роется в карманах пальто, слышу звон мелочи, глухой стук монет, падающих в телевизор. Осмеливаюсь снова открыть глаза, и вот он опять сидит в своем кресле, кепка подпрыгивает вверх и вниз, кулаки взлетают в воздух. Занавеска справа от меня задернута, но я чувствую, что делю палату с кем-то еще. Не знаю, сколько нас здесь. Стоит тишина. В палате мало воздуха, в ней душно и пахнет потом. Огромные окна, занимающие целую стену слева от меня, закрыты. Свет такой яркий, что я не могу посмотреть на улицу. Позволяю глазам привыкнуть – и наконец вижу. Вон автобусная остановка через дорогу. На остановке ждет женщина, у ее ног стоят пакеты с покупками, а на коленях сидит ребенок, пухлые голые ножки блестят в солнечном свете бабьего лета. Я сразу же отвожу глаза. Папа оборачивается и смотрит на меня, выглядывая через край кресла, как ребенок из детской кроватки.