– Вау! Ты научился осознавать свои чувства? Это что-то новенькое. От этой плюхи Томас поморщился. Похоже, я попала в больное место. Он пригладил пегую бородку – ту самую, которую я любила покусывать, и кивнул. – Неплохо исполнено. Наверное, я заслужил, – кивнул он. Мне было трудно вести себя так стервозно. Против этого восставала память о первой любви, все еще сохранявшаяся в тайниках души. Я глянула на Мэри, прикидывая, не подключится ли она и не врежет ли ему заодно. Странно, но она сохраняла дистанцию, хотя я и уловила ее смешок после моей шпильки в его адрес. – Томас, зачем ты пришел? – Я постаралась смягчить тон. Я обратила внимание, что у него, когда он зачесывал волосы, дрожала правая рука, на мизинце которой все еще красовалось дурацкое серебряное кольцо с фамильным узором. Память об этом кольце заставила меня вспомнить интимный момент, когда я решила, что все мои мечты сбылись. Мы находились в его первой дерьмовой конуре над магазином сувениров близ променада; его сосед свалил в какой-то клуб, и помещение было в нашем полном распоряжении. Сжимая меня в объятиях, Томас снял это серебряное колечко и надел мне на палец. «Символ» – так он сказал. На меня пристально смотрели жадные зеленые глаза, ра ди взгляда которых в мою сторону я творила многие глупости. – Так что насчет пива – да или нет? Я быстро взяла себя в руки.– По-твоему, это удачная мысль – пить за рулем? Я думала, ты избавился от «харлея». Томас помотал головой. Порочные губы чуть изогнулись в улыбке. – А вискаря на халяву плеснешь? Может, я окажу тебе любезность и привяжу его к дереву, когда уйду. – Обещаешь? Как будто в поисках поддержки против моего бессердечия, он огляделся, встретил лишь незнакомые лица и шумно выдохнул. – Вижу, у тебя на меня все еще большой зуб. Хватит метать ножи, милая, на сегодня я уже почти обескровлен. На что он, черт побери, рассчитывал? Он был моей первой любовью и голыми руками разбил мое сердце на триллион кусков. Шрамы не затянутся до гробовой доски. Я попыталась остаться холодной и безразличной. – Я тебе больше не «милая». Чего ты хочешь? Томас собрался было что-то сказать, но отступил под неким невидимым бременем, давившим ему на плечи. – Поскольку сострадания, похоже, в меню нет… одно пиво. Пожалуйста. Что-то было неладно. Все годы безумной в него влюбленности атаковали мою волю, как стену из папиросной бумаги. Я взяла кружку и наполнила его любимым пойлом. Он взялся за ручку, сделал большой глоток и в два приема выпил почти до дна. – Спасибо. Я в ожидании скрестила руки. – Послушай, мне ясно, что я последний человек, которого ты хочешь видеть, но, откровенно говоря… я не знал, куда еще податься. – Томас провел руками по лицу, явив после этого жеста глаза на мокром месте и мрачный изгиб рта. Душа моя чуть оттаяла, и сердце обеспокоенно дрогнуло. – Я пришел сказать, что Мел… Он не сумел договорить. Слезы, которых я никогда у него не видела, готовились хлынуть, и ему было трудно взглянуть на меня. Губы задрожали, и Томас произнес, запинаясь: – Мелани… Она… умерла сегодня утром. В груди у меня все сжалось от потрясения под наплывом воспоминаний о школьной подруге с ее жизнерадостной улыбкой и пышными рыжими волосами. Мелани была третьей в нашей с Мэри теплой компании и единственной, кому удалось вырваться из Сипорта. По окончании школы она поступила на службу в военно-воздушные силы и посетила стран больше, чем мы могли вообразить. На несколько лет она осела в Германии, и со временем с ней стало трудно поддерживать связь. Но именно наша дружба, зародившаяся в седьмом классе, привела к тому, что я тайно влюбилась в ее прекрасного старшего братца. – Что случилось? – Горло жгло, и говорить было тяжко. Томаса обуревали эмоции. Видеть его в таком смятении было непривычно. Он всегда трясся над своей сестренкой, грозя неминуемой смертью всем мальчишкам, которые вились вокруг нее, если они ее обидят. Мел окружала волшебная аура – до того заразительная, что невозможно было отделаться от желания постоянно находиться в ее обществе. Эта магия, несомненно, ударила по нескольким пацанам и их драгоценным эго. Томас в те времена исполнял свою роль безупречно. – Она… – Он давился словами. – У нее нашли рак. Он захватил все легкие – и хана. Она просила меня… передать тебе весточку, когда прощалась со всеми. По его щеке потекла первая слеза. Томас быстро соскочил с табурета и поспешил в туалет. Я рванулась следом, но Мэри схватила меня за руку. – Что, черт возьми, происходит? – Он только что сказал, что утром умерла Мелани. Разгневанное выражение на лице Мэри сменилось оторопью. Она задохнулась и ослабила хватку. – О боже, нет! Не теряя времени, я поспешила за Томасом и, ухватив за куртку, развернула его в сторону пустовавшей кухни. Он должен был все рассказать мне. Не успела я оглянуться, как Томас, полный отчаяния, сгреб меня в охапку. Его пальцы буквально впились в мою блузку. Я знала, что такая демонстрация слабости убийственна для него и разбивала непроницаемый фасад, который он предъявлял всему миру. Иногда я думала, что это была истинная причина, по которой он столько раз порывал со мной. Я одна могла проломиться за этот фасад, и это пугало его до смерти. Мне было гадко приблизить к себе мою первую любовь после нанесенной мне глубокой раны, но в той же мере мне хотелось утешить его, и ненависть улетучилась. Я вздохнула его привычный аромат – смесь кожи, одеколона и плоти, пробудив массу воспоминаний. Когда-то я была готова убить за его любовь, заставить его проявить нежность и искреннее чувство, на которые он, как я знала, был вполне способен. Но он всегда держал меня на безопасном расстоянии. Однако сейчас броня рухнула, и Томас безудержно рыдал в моих объятиях. – Все будет хорошо, – сказала я, хотя эта глупость была лишь инстинктивной попыткой успокоить его. Ничто уже не будет хорошо ни для него, ни для его близких, ни для нас, любивших Мелани. Смерть окончательна. – Я думал, она выздоравливает, – прошептал Томас с мучительным надрывом. – О Мел… Его пальцы сграбастали ткань. Я дала ему перевести дух, затем шепнула: – Расскажи, как все было. Томас уткнулся мне в ключицу и шмыгнул носом. Он отнял руку, чтобы вытереть глаза, но другой продолжал крепко держать меня за талию. Я попробовала чуть отстраниться, но он мгновенно притянул меня к груди. – Она… задыхалась двенадцать часов. Я этот звук никогда не забуду. О боже! За что? – Он содрогался всем телом. – Прости, Тарин, что я сделал тебе больно, я не хотел. – Ничего, все в порядке. Его губы находились в опасной близости к моей шее. Кожей я чувствовала его дыхание. – Нет. Совсем не «в порядке». А теперь слишком поздно. Все вообще поздно. Я не должен был поступать с тобой так. В эту секунду я обрела в себе способность прощать. Жизнь коротка, чтобы держать такую горькую обиду. – Какого черта? – воскликнула Тэмми, входя в кухню и зло взглянув поверх темных очков на наши объятия. – Я помешала? Я быстро отстранилась от Томаса, не желая, чтобы она подумала лишнее. – Тэмми, ты помнишь Томаса, – заговорила я. – Угу, – отозвалась она укоризненно. – Эй, женщина, куда ты сунула бланк заказа для «Аспиналл»? – Пит застыл, не веря глазам. – Ты издеваешься? Ты, едрить твою, издеваешься? – зарычал он, наступая на нас. Я положила руку ему на грудь, дабы не допустить их с Томасом стычки. Пит превосходил Томаса массой, но Томас имел за плечами многолетнюю практику и к тому же был горяч. Я знала, что он всегда готов вышибить дух из кого угодно и после не станет сокрушаться. – Тихо, Пит. Уймись. – Тарин, что он здесь делает? Ты наконец нашла себе приличную пару и хочешь все просрать? Ради этого дерьма?– Пошел к гребаной матери, Герман. – Томас завелся, смахивая остатки слез. – Не лезь на рожон. – Нет. Это ты иди к гребаной матери, Сагер. У тебя железные яйца, если ты сюда заявился. Мало нагадил? – Прекратите! Оба! – Я повернулась к Питу. – Он пришел сказать, что Мел… – Ее имя застряло у меня в горле. – Мелани утром не стало – ты понял? Убийственный вид, с которым Пит сверлил взглядом Томаса, моментально сменился шоком. – Мел? Я кивнула, сдерживаясь. Я не видела Мелани давно, но трагическое известие о ее кончине нанесло мне глубокую рану. В кухню проскользнула Мэри; она приобняла меня, откровенно оттаскивая от Томаса. Надо будет после поблагодарить. Томас закрыл лицо руками и вздохнул: – О господи!