Я так ничего и не спросила у папы. И он, как обычно, ничего мне не рассказал. Ни про то, как они с мамой познакомились, ни про то, что он знает о ее брате. Не подсказал мне, кого искать в Ферраре, куда идти. Никакой информации, кроме «Энеиды». Альма Когда раздался выстрел, я разговаривала по телефону. Посмотрела в окно — голубое небо, ни единого облачка. Ослепительный солнечный свет. Было четыре часа. Каждый день я ждала, что это случится, с того момента, когда он заплакал за столиком в ресторане в день моего последнего экзамена. Я знала, где хранится охотничье ружье, и просила маму спрятать его, но она сказала: не говори глупости. Я бросила трубку, не прощаясь, закричала: «Маммаа» — и побежала в ванную, закрылась там. А мама уже спешила в комнату, где был отец, в их спальню. Я слышала ее крик, слышала, как она побежала вниз, звонить. Прислушивалась из–за дверей, не хотела видеть того, что произошло: нет, только не это. «Скорая помощь» приехала из поселка через десять минут. Наш дом стоит отдельно, у дамбы на реке По. Я ждала, сидя на земле, за воротами, и наблюдала за муравьями — одни выползали из трещин на тротуаре, другие ползли обратно. — Наверху, вторая дверь направо, — машинально произнесла я, указав на лестницу. И пошла за сарай, под навес с глициниями, где мы в детстве играли с Майо в семью. Я была мамой, а он — папой, я готовила ужин, раскладывая на перевернутом деревянном ящике цветочки, камушки, листики. «Вот тебе спагетти, дорогой. А еще я сделала котлеты», — и протягивала ему листок с травинками. «Ням–ням, очень вкусно, дорогая!» — Майо поглаживал живот. После котлет — гальки с соусом из маковых лепестков — я протягивала веточку: «Вот твоя сигара, дорогой». Сигара нравилась ему больше всего, и если я про нее забывала, он спрашивал: «А моя сигара, дорогая?» Не знаю, где мы услышали или прочитали, что муж и жена обращаются друг к другу «дорогая» и «дорогой», может быть, в каких–то комиксах, но это было смешно. Мы и подростками продолжали так обращаться друг к другу. Собирая полевые цветы, маки и лютики, я почувствовала, что на руку сел майский жук — они приносят удачу. Затылком я чувствовала холод, мне очень хотелось в туалет, но идти домой я не решалась. Я знала, что случилось. Знала, что он покончил с собой, и каким образом, и еще знала, что мама хочет побыть с ним одна, без меня. Думаю, они любили друга, по–своему любили. Во всяком случае, я не смогла привязать его к жизни и больше ничего не могла сделать, ни для него, ни для мамы. Она болела, уже давно, только он покончил с собой не из–за этого, я знаю, он покончил с собой из–за Майо. Мы перестали быть семьей в тот день, когда Майо пропал. Не удержались, не выжили. Наша семья — это мы четверо, вот в чем штука, а потом в одночасье не стало ничего. Антония — Дорогая синьора Капассо… Голос коллеги Лео звучит не просто любезно, он словно обволакивает. — Нет, не стоит приезжать сюда, я буду в гостинице в мгновение ока, — сказал он по телефону. В мгновение ока?! Ну и выражение! Мы сидим за одним из трех круглых столиков небольшого бара во внутреннем дворике отеля. Д’Авалос заказал два кофе. Моего живота он как будто не замечает. Должно быть, он чуть старше меня, но младше Лео. Красив, но красота эта слишком банальна: ярко–голубые глаза, густые черные завитки волос на шее, ослепительно белые зубы. Если бы он был выше ростом, его можно было бы принять за актера, одного из тех, кто страдает от собственной привлекательности и непременно цитирует в интервью книги и театральные пьесы. — Ваш муж рассказал, что вы пишете детективы, я бы хотел почитать, — первое, что он говорит, пожимая мне руку. — Их издает небольшое издательство в Болонье, тиражи скромные, — начинаю я, — но, думаю, в Ферраре найти можно. Они продаются только в Эмилии, потому что именно там происходят все события… — и добавляю, пожалев, что невольно намекнула, будто он должен купить мою книгу, — но вот досада, у меня с собой нет ни одной, а то подарила бы. Значит, вот как Лео преподнес ситуацию: не запутанная семейная драма, а профессиональное любопытство. И правильно, с этим типом так и надо. — Нет, нет, книги нужно покупать, а не выпрашивать у автора, — рисуется Д’Авалос. И потом: — Должен сказать вам, что, увы, следователь по делу, которое вас так интересует, скончался два года назад. Но я знаю человека, который был в то время помощником инспектора дежурного отдела полиции. Он живет в Ферраре, я могу договориться с ним о встрече. — Я сама могу ему позвонить, если это удобно. — Для вас удобно все, — расплывается в улыбке. И откуда он такой взялся? — Вы смотрели следственное дело? Не находите странным, что следователи так ничего и не выяснили? — резко перехожу я. Его улыбка становится еще шире. Не могу понять, кто передо мной — серийный соблазнитель или законченный кретин. — Знаете, сколько людей пропадает каждый год, синьора Капассо? — спрашивает он мягко, наливая сельтерскую воду из графина в два маленьких стакана. Я выбрала гостиницу в центре, думала, она окажется скромной — для непритязательных людей, а здесь — антикварные предметы интерьера, музейная мебель, ковры. Окна моей комнаты выходят на центральную улицу, одну из самых оживленных в городе, поэтому немного шумно, зато потолок расписан прекрасными фресками. В этом баре мы — единственные клиенты, и все внимание официантки приковано к нам. Возможно, она знает комиссара. Возможно, в Ферраре все его знают и боятся. До знакомства с Лео я тоже робела перед силами правопорядка. — Сколько… пять человек в месяц? Десять? Больше? — Тысячи, синьора Капассо. Каждый год тысячи людей исчезают в никуда, — печально отвечает, помешивая кофе в чашке. — Но исчезновение Марко Сорани расследовалось очень тщательно, ведь с ним была связана смерть двух других парней. — И что же вы нашли? — Лично я — ничего, я был еще ребенком, — улыбается. — Но вчера вечером почитал следственное дело, и мне пришла в голову одна мысль. Если хотите, поехали. — Куда? — Вы лучше поймете, о чем я, если увидите это место своими глазами. Производит впечатление человека пустого, фальшивого, однако прочитал дело тридцатилетней давности, сделал какие–то выводы и хочет мне объяснить. Он явно стремится показать себя с лучшей стороны. Я поднимаюсь из–за стола. Хотя на мне длинный широкий свитер, Д’Авалос не может не заметить моего живота, однако он молчит. Оставляет на столике пять евро, помогает мне надеть пальто и, взяв меня под руку, идет к выходу. На улице нас догоняет официантка — я забыла на стуле свой серый шарф. Д’Авалос берет шарф и обматывает мне шею. Потом помогает забраться в черный автомобиль, за рулем которого полицейский в штатском, и садится рядом со мной, на заднее сиденье. — Синьора Капассо — жена нашего коллеги из Болоньи, Раффаэле. Мы помогаем ей в одном семейном вопросе, — говорит он, обращаясь к водителю. — Поехали к мосту на По в Понтелагоскуро. Семейном… Выходит, я тоже часть семьи, большой полицейской семьи. Должно быть, поэтому он так стремится мне помочь. День выдался серый, сырой. Сойдя с поезда, я сразу ощутила близость моря. Чувствую воду, как лозоискатель. Посмотрела по карте — море отсюда в пятидесяти километрах, а еще ближе — дельта По, внутренняя гавань, долины Комаккьо. Даже замок в самом центре Феррары окружен рвом с водой — вода здесь повсюду. И свет не такой, как в Болонье, — более холодный, но матовый, приглушенный. Когда я ехала от вокзала на такси, то заметила, что замок как раз недалеко от моей гостиницы. Сейчас мы сворачиваем на живописный проспект, вымощенный булыжником. — Добро пожаловать на самый красивый в Европе проспект, — произносит Д’Авалос, — проспект Эрколе I д’Эсте. Вы о нем еще узнаете. — В детстве мы иногда приезжали в Феррару с мамой, ходили на кладбище. Мы были там четыре или пять раз. — Чертоза[7] великолепна. Вы читали рассказы Бассани [8]? — Может, нам перейти на ты? — решаюсь спросить, потому что чувствую комичность своего положения: синьора Капассо, комиссар Д’Авалос. — Меня зовут Антония. Дзампа — моя фамилия. Мы с Леонардо не женаты. — Ну, конечно, Антония. Я — Луиджи, — и одаряет меня самой широкой и открытой из своих улыбок. — Давно ты здесь? Как работа? — спрашиваю. — Три года. Я из Неаполя, представляешь, такой поворот… Здесь множество тайн, главным образом исторических: Лукреция Борджия, Уго и Паризина, Брадаманта. У этого города красота с надрывом. Взять хотя бы последнюю историю — наших рук дело… — Что ты имеешь в виду? — Дело Федерико Альдрованди[9], — смущенно отводит глаза. Может, зря я о нем так. Может, красивые мужчины страдают от предвзятых оценок не меньше, чем красивые женщины. Проезжаем мимо здания, которое Луиджи называет Алмазный дворец и советует сходить туда на выставку. Можно подумать, будто он гид, а не полицейский, но он прав: надо будет прогуляться пешком. Эта улица очаровательна — прямая, широкая и длинная, вдоль нее тянутся дворцы эпохи Возрождения. Нет ни вывесок, ни магазинов, ни припаркованных автомобилей. Если бы не дорожные знаки, могло показаться, что мы отброшены в прошлое лет на пятьсот. Вскоре выезжаем за город. Начинаются поля, пригород, погруженный в спокойную размеренную жизнь, старые крестьянские дома, тополиные аллеи, и вот мы у большого моста через По. Раффаэле паркует машину перед мостом на площадке, скрытой в зарослях камыша. — Идем, — зовет Луиджи. Река широкая, в мутной воде бурого глинистого цвета — маленькие водовороты. Мост серый и очень длинный, его поддерживают пять пар бетонных столбов. Неожиданно опустился туман, и различить противоположный берег реки уже невозможно. Когда мы подъезжали, я заметила выше по течению По еще один мост, железнодорожный. Но сейчас его не было видно, слышался только шум проходящего поезда. Мрачное местечко. — В ту ночь туман был сильнее, — говорит Луиджи. Вид у него очень серьезный. — Машина стояла как раз в этом месте. Белый «гольф» отца Ренато. Ренато сидел за рулем, Сандро — сзади. Я думаю, Марко тоже был с ними. Когда ребятам стало плохо, он побежал за помощью и случайно упал в реку или бросился специально… — Откуда ты знаешь? — После звонка твоего мужа… то есть комиссара Капассо, я прочитал следственное дело. В то время наркоманов в Ферраре было немного, скорее всего, твой дядя купил героин, такой же, что вкололи себе эти парни. Поскольку один из них был за рулем, а другой сзади, я подумал, что третий должен быть рядом с водителем.