— Не знаю, но кричит не один и не два. Может, пять, а может, и десять. — Хорошо, мы начинаем. Беги к остальным и скажи, чтобы начали шуметь сильнее. — Да куда уже сильнее, руки вот-вот отвалятся! — Отвалятся руки — стучите ногами. Погромче давайте, не надо скромничать. Покрепче ухватился за лом, вбитый между доской, которую лично приколотил днем, и дверной створкой, негромко произнес: — Если оттуда выскочат твари, на нас вся надежда. Надо будет остановить их прямо здесь, не пропустить ни на шаг. — Ну, значит, помрем тут все, вот они и остановятся ради ужина, — хладнокровно изрек Бвонг. — Мы начнем когда-нибудь или будем и дальше болтать? — не выдержал Драмиррес. — Начинаем, — решился Трой. — Разом! Навалились! Дружно! Быстрее! Гвозди забивали на совесть, выбирая самые длинные. И теперь эти старания аукнулись: содрать добротно прибитые доски с ходу не получилось. Процесс опасно затягивался. Но вот одна со стуком упала на палубу, вторая, третья. Их всего шесть, дела идут, они справляются. Есть! Последняя сдалась! Все трое нервно переглянулись, Драмиррес предложил: — Давайте так: я открываю, а вы бьете того, кто выскочит. Бвонг, замахнувшись багром, не сказал ни слова, а Трой уточнил: — Бьем пепельников, людей не трогаем. Драмиррес, спроси голосом, а не перестуком, пусть ответит, чтобы точно убедиться. — Ему там громко придется кричать, доски толстые, а для пепельников наш голос — лучшая приманка. — Пока услышат, пока прибегут, ты сто раз успеешь отодвинуть щеколду и выпустить его. Вы всегда так делали, и ничего не случалось. — Ага, делали. Вот только пепельники тогда были не такие. Свежие и чахлые. Кто знает, во что они сейчас превратились. — Если они тогда были слабые, то я, значит, слабее Храннека, — напряженно произнес Бвонг. — Давайте уже, долго мне еще этот дрын держать над башкой? Драмиррес прижался к двери, выкрикнул: — Если ты не пепельник, а нормальный человек, скажи что-нибудь! Скажи, не бойся! Сразу откроем! О! Трой! Ты слышал?! — Нет. — Вроде бы сказал что-то. Не расслышать, эти орут и стучат, — указал на корму. — Открывай! — решился Трой. Щеколда ушла в сторону, дверь распахнулась. На палубу упал человек, сидевший до этого на коленях. Верхняя часть туловища прикрыта стальной кирасой, на голове уплощенный шлем, голенища кожаных сапог доходят до колен. Все это Трой успел разглядеть краем глаза, помогая Бвонгу оттащить тело от двери. Драмиррес захлопнул ее в тот момент, когда ноги спасенного перестали мешать. Потянул щеколду, но не успел задвинуть ее до конца, как с другой стороны ударили, омерзительно завизжали. — Бвонг! Навались! — крикнул Трой. — Сюда! Все сюда! Да кончайте уже шуметь! Громила ринулся к двери, но в спешке позабыл об одной немаловажной детали. Доски, которые перед этим сорвали, валялись на его пути. Некоторые лежали набоку, а некоторые ровной стороной книзу, при этом длинные концы гвоздей торчали вертикально. Вот на один из таких штырей и нарвался Бвонг. Привычка бродить по палубе босиком сыграла с ним нехорошую шутку. Будь на нем ботинки, все бы обошлось, ведь деревянную подошву пробить непросто. Но, увы, он их снял и потому встретил острие голой кожей. Здоровяк дико заорал, запрыгал на одной ноге, потащив вслед за второй приколоченную к стопе доску. Помогать ему было некогда, дверь куда важнее. Удерживая ее, Трой заорал: — Айлеф! Стрейкер! Прибивайте доски! Быстрее! Миллиндра! Айриция! Храннек! Займитесь раненым! И помогите Бвонгу! Стащите с него ботинок и посмотрите, что там с его ступней! В спешке Трою врезали по плечу молотком. Спасибо, что вскользь, но все равно больно. Темно, тесно, сутолоки много, и страх нагоняют непрекращающиеся удары с другой стороны. Рабы пепла взбесились по-настоящему, даже раны от гвоздей, которые до этого густо вбили в двери, не остужают их пыл. Но с лестницы не так удобно ломиться, нет ни малейшего пространства для разбега. Быстро расправиться со щеколдой и усилиями двух не самых слабых ребят не смогли, а потом в дело пошли молотки и стало полегче. Вот и все, забита шестая доска. Удары не прекращаются, но дверь при этом не трясется предсмертно, совершенно очевидно, что самое страшное уже в прошлом. Тем более что Трой не думает останавливаться на достигнутом: — Давайте еще! — Доски?! — переспросил Айлеф. — Нет. Гвозди. Тащите длинные гвозди. Все тащите. Забьем их в дверь пару дюжин, может, убьются об них, раз им так нравится ломиться. И оттащите этого в кают-компанию, он, по-моему, очень сильно ранен. — Не то слово, — согласился Драмиррес. — Он с ног до головы в крови, вся одежда ею пропиталась. — Ему целитель нужен, — сказала Миллиндра. — А может, и целитель не поможет. — Нет у нас целителя, придется самим справляться. Глава 7 Сэр Транниллерс Девятый спасенный выглядел необычно. Даже одного мимолетного взгляда вполне достаточно, чтобы понять — он не из тех, кого перевозили заточенными в тесные ящики. Во-первых — возраст. Бвонгу перед погрузкой в трюм исполнилось двадцать, и он, скорее всего, самый старший из уцелевших. Драмирресу девятнадцать, Трой выглядит примерно на его возраст, но сколько точно, сказать невозможно, ведь сам не помнит, а в списках не указано. А спасенному ночью не меньше сорока, при самых скромных оценках. Это много, слишком много для рискованных экспериментов с пепельным ядом. Нет шансов сохранить разум, не превратиться в жадного до крови безумца. Во-вторых — одежда. Никакой стандартной серости дешевого тряпья. Да, не в новом, и вещи не сказать чтобы роскошные, зато добротные и к тому же успели слегка пообноситься. То есть их нацепили не в последний момент перед погрузкой. Опять же — доспехи. Шлем, кираса, поддетый под нее колет снизу укреплен кожаными полосками с бронзовыми пластинками. Далее легкая тонкая кольчуга и простая нательная рубаха безо всяких узоров. Сапоги высокие, тоже укрепленные. В общем, одеяние настоящего воина, а не преступника, который должен путешествовать в ящике и облачаться в некрашеную шерсть. В-третьих — оружие. Не слишком длинный, чуть изогнутый меч с односторонней заточкой, кинжал, боевой нож в специальном кармашке на голенище, еще один хитро закреплен на левом наруче. Все без излишеств, но, в отличие от одежды, явно дорогое. Никто не будет оставлять преступнику такой арсенал. Но самое главное — рука. Левая рука. Точнее, ее частичное отсутствие. Кисти нет, вместо нее приделан сложного вида крюк — сдвоенный, на клешню похож. Сомнительно, что среди команды или вольных пассажиров одновременно оказались два калеки. К тому же в нем опознали именно того, кто помогал выбраться первым очнувшимся. Возможно, это именно тот самый сэр Транниллерс, рыцарь Церкви Святого Круга, который оставил последнюю запись в судовом журнале. Выходит, ошибочно похоронили главного спасителя, поторопились. Он не стал жертвой рабов пепла, каким-то образом сумел пережить их нападение, а затем, уже ночью, добрался до носовой лестницы. И благодаря четким действиям бывших узников трюма его удалось вытащить на палубу. Однорукий был жив, но на этом хорошие новости заканчивались. Может, он имел дело с совсем уж начинающими пепельниками, слабыми и неловкими, но отбился от них дорогой ценой. На первый взгляд пребывал в таком состоянии, что до смерти один шаг, а вернуться к жизни уже не получится. Должно быть, все силы растратил на ожидание под дверью, после чего упал без памяти и, похоже, не собирался приходить в себя. Многочисленные раны по всему телу. Пепельники не пропустили ни единой возможности добраться до незащищенной кожи: лицо, руки, ноги и даже боковые щели кирасы — их зубы и ногти везде постарались. Пусть кольчугу не прокусили, но синяки оставили знатные. Почти все раны неглубокие, но их слишком много, повреждено немало серьезных сосудов, кровь лилась рекой, запачкав от пяток до макушки. Тем не менее воин все еще дышал, и сердце его билось. — Как он? — тихо спросил Трой, открыв двери кают-компании. Айриция, дежурившая возле капитанского ложа, превращенного в больничную койку, медленно покачала головой: — Он не приходит в себя. Но дышит. — Я скажу Миллиндре, чтобы тебя подменила. — Мне нетрудно сидеть и дальше. Лучше скажи ей, чтобы она принесла еще одно одеяло из кубрика. — Зачем? Разве здесь холодно? — Однажды мой брат подрался в кабаке, и его несколько раз ударили ножом. Под ним растеклась огромная лужа крови, он умер у отца на руках. И пока умирал, все время повторял, что ему очень холодно. Этот человек тоже потерял много крови, и его тоже морозит. Трой не нашелся что сказать на краткий и непростой рассказ Айриции и потому ответил просто: — Понял. Скажу. Раненый неожиданно шумно вздохнул и тихо, но отчетливо произнес: — Зачем вы меня просили что-нибудь сказать? Айриция от неожиданности охнула, а Трой, растерявшись, брякнул не подумав: — О чем вы вообще? — Ночью через дверь меня просили что-то сказать. — Мы хотели убедиться, что вы человек, а не раб пепла. — Но я же стучал в ответ. — Стучать и они умеют. — Нет, они умеют завывать, ухать совой и визжать. Они не умеют повторять за нами, слишком глупы.