– Ты чего расселся? Быстро переодевайся, вымой руки и садись за стол. И помни, твои покатушки от уборки квартиры не освобождают. Так что после обеда полчасика отдохнешь, потом начнешь мыть полы. И уроки на завтра не забудь сделать. А то как вчера портфель за стол закинул, так к нему и не прикасался. Да, папа не говорил, когда его ждать? – Сказал, задержится, – буркнул Саша и принялся переодеваться. Его настроение продолжало резко ухудшаться. «Вот чему я так обрадовался? – думал он в это время. – Еще три года придется в школе учиться, я же с ума там сойду. О чем мне с детьми разговаривать? Да и учителя все младше меня в два раза. И ведь не объяснишь никому! Вмиг в дурку укатают». От прихлынувшей злости он заскрипел зубами. За обедом, однако, ему стало легче, наверное, в большей степени это объяснялось пельменями домашней лепки, таких он не пробовал лет двадцать и сейчас уплетал их так, что за ушами трещало. После обеда накатила сонливость. Но он мужественно боролся с ней, зная, что вскоре ему вручат тряпку и ведро. Через два часа после этого квартира блестела вымытыми полами. Мама озадаченно ходила по комнатам, не зная, к чему придраться. Плинтуса сверкали, отмытые от пыли. Из-под шкафа был тщательно выгребен весь мусор. Под кроватями не осталось ни малейшего пыльного следа. Унитаз в туалете блестел, как новый. – Господи! Саша! Что с тобой случилось? – как в трансе, повторяла мама, не веря своим глазам. «Что случилось, что случилось, – мысленно усмехнулся сын, проживший почти в два раза больше лет, чем мама. – Двадцать лет поживешь один, и не тому научишься». В это время в прихожей заскрипела дверь, и загремели лыжи, упавшие с гвоздя. – Петя, не ломай там ничего! – закричала мама. – Твой сын в кои веки-то уборку сделал как надо, так хоть ты не мусори. – Я не мусорю, просто лыжи свалились, – раздался голос отца. Услышав его, мама нахмурилась. – Петюня, дорогой, ты, случайно, не выпил? – с подозрением спросила она. – Что ты, родная. Как можно? Мы с тезкой, Петром Федоровичем, чисто символически, по рюмочке коньячка тяпнули, и по домам. С этими словами из-за дверей появился Петр Александрович и сразу полез с объятьями к жене. Та недовольно оттолкнула его. – Петя, ну сколько можно говорить, – устало сказала она. Муж глазами показал в сторону сына, и Клавдия Васильевна замолчала. Молчала она недолго. – Саша, марш в комнату, делать уроки, – железным голосом скомандовала она. – А мы с папой поговорим. Саше по-мужски стало жалко отца. Сам он был давно разведен и мог алкоголизироваться в любое желаемое время. Правда, этим обстоятельством не злоупотреблял, собственно, как и общением с женщинами. После второго развода и раздела имущества он стал очень осторожен и старался в отношениях с противоположным полом не допускать особой близости. Он печально вздохнул, понимая, что алкоголь и женщины для него временно недоступны, и отправился к себе. На письменном столе сейчас царил порядок, не бывавший здесь до сегодняшнего дня. Недаром мама даже не нашла слов, увидев комнату после уборки. Саша достал портфель и вытащил дневник. Открыв его, увидел несколько двоек, ярко выделявшихся красным цветом среди фиолетовых чернил. Внизу таким же красным цветом было написано сообщение для родителей: «Пищал на уроке пения». Саша негромко засмеялся. Он вдруг вспомнил, как это было. Посочувствовав учительнице, прочитал домашнее задание, написанное корявым почерком. Настроение вновь стало портиться. «Может, это мне все только кажется? – с надеждой подумал он. – Лягу спать, и проснусь опять в своем времени и возрасте?» За окном быстро темнело. Александр Петрович глянул в него, нахмурился и открыл учебник математики. К его удивлению, в учебнике все было понятно. Прочитанное сразу укладывалось в голове, и повторного чтения не требовалось. Настроение тренера резко скакнуло вверх. «Хм, если так дело дальше пойдет, то учиться будет не так уж тяжело, как я рассчитывал, – решил он. – Английский и так знаю лучше учителей, зря, что ли, десять лет в Штатах оттарабанил, а остальные предметы подтяну. Странно, до этого момента голова так не работала. Наверняка перенос сознания подействовал». Он прекрасно помнил, что до восьмого класса учился так себе. И лишь в десятом классе начал лихорадочно наверстывать упущенное. И все равно не смог поступить даже на физкультурное отделение пединститута, куда по определению брали самых тупых спортсменов. Он к тому времени был кандидат в мастера спорта по лыжным гонкам и рассчитывал, что без труда станет студентом физвуза. Но не сложилось. Сразу после неудачной попытки его призвали в армию. Военком бегал вокруг него кругами, предвкушая, что перспективного спортсмена направит своему приятелю, в спортроту, но и здесь не сложилось. В те времена Саню Петрова было легко уговорить на выпивку. Поэтому пьянка в воинском эшелоне и последовавшая за ней драка, где молодой лыжник четко нокаутировал прапорщика и сержанта, имели тяжкие последствия в виде отправки на Новую Землю. – Белых медведе?й там будешь нокаутировать, – злорадно сообщил помятый прапор, сверкая фонарем под левым глазом. – Отлично, – воскликнул капитан Серегин, читая личное дело прибывшего первым пароходом призывника Петрова. – Лыжники нам нужны позарез. Представляешь? – обратился он к Сашке. – Такая хрень происходит, последние призывы у нас в основном южане. На лыжах ни один не стоит. Так что быть тебе, боец, инструктором по передвижению на лыжах. Тут лицо капитана построжело. Видимо, в этот момент он дочитал до драки в эшелоне. – Я гляжу, ты, оказывается, еще подраться и выпить не дурак? – задумчиво произнес он. – Повезло тебе, парень, что в поезде был только призывником. Предупреждаю, после того, как примешь присягу, так просто не отделаешься, за драку со старшим по званию запросто в дисбат загремишь. Саша оторвался от воспоминаний, вздохнув, разложил тетрадку и начал записывать условия алгебраической задачи. Решил он ее за несколько секунд, мимолетно удивившись откуда-то взявшемуся таланту. Пробежав глазами несколько параграфов в учебнике истории, обнаружил, что запомнил все до последней буковки. После этого, сложив учебники и тетради в портфель, вышел в коридор, где вытащил из газетницы толстую пачку газет. Вернувшись в комнату, улегся на кровать и принялся за чтение. Еще читая дневник, Саша обнаружил, что сегодня двадцатое декабря 1964 года. До Нового, 1965, года осталось всего десять дней. Как он не терзал свою память, но чего-либо конкретного про это время припомнить не мог. Поэтому и залег сейчас с газетами в надежде узнать, что творится в стране и мире. Однако газеты, на удивление, оказались малоинформативны. Сознание, привыкшее к обилию информации, с трудом воспринимало казенный стиль передовиц и лозунгов, вызывающих немалое раздражение. Поэтому, прочитав пару выпусков «Правды», он переключился на «Советский спорт». Естественно, там тоже не обошлось без лозунгов и прочего, но в основном газета была посвящена именно спорту и читалась легко. Неожиданно для себя, Саша увлекся чтением, тем более что в последних номерах публиковались несколько статей о подготовке лыжников и их питании. С высоты своих знаний и опыта, Саша без труда находил изъяны в рассуждениях опытных специалистов. На одном, особенно глупом, абзаце он не удержался от смеха. Заглянувший в комнату батя с удивлением уставился на сына, читающего газету. – Клава! – крикнул жене. – Представляешь, Сашка «Советский спорт» читает и ржет, как лошадь. Чего там смешного-то нашел? – обратился он уже к сыну. – Да так, ничего интересного, статья, к примеру, о кислородных коктейлях. – Ерунда все эти коктейли, – охотно вступил в беседу отец. – Запомни, сын, лучше куска жареного мяса ничего нет, ну в крайнем случае куска докторской колбасы. Саша фыркнул, стараясь подавить смех. «А ведь это говорит мой отец, знающий, опытный тренер, – подумал он. – И так сейчас считает большинство». Вскоре отец, забрав газету с обсужденной статьей, ушел в большую комнату. – Что-то я проглядел эту публикацию, – кратко объяснил он свои действия. – Вечерком почитаю. Саша мысленно улыбнулся. Он прекрасно помнил, как отец читал статьи по специальности. Хватало его минут на двадцать, после этого времени из кровати доносился громкий храп. Оставшись один, старик в мальчишеском теле отложил газеты в сторону, улегся на кровать и, заложив руки за голову, принялся бесцельно разглядывать побеленный потолок. Отрешившись от окружающего, начал строить планы новой жизни. «Может, не стоит дергаться, – думал он. – Ну, его… этот институт, снова тренерская работа, надоело! Лучше закончу десять классов. В ДОСААФе получу специальность водителя, устроюсь на работу таксистом и буду жить себе спокойно до перестройки. Хотя до нее еще надо дожить. А может, пойти в торговый или кулинарный техникум? Устроюсь потом поваром в ресторан, через несколько лет начнутся проблемы с продуктами, а я буду как сыр в масле кататься. И блат будет железобетонный». Перебрав таким образом несколько вариантов своего будущего, Александр переключился на более реальные вещи. «Так, от школы отбодаться в любом случае не получится, хотя если работать водителем, то на хрен мне десятилетка? Год в восьмом классе отмучаюсь и в профтехучилище пойду. Там и десятилетку закончу, и специальность нужную получу. О! За „Трудовые резервы” буду выступать. В тот раз родители уговорили в девятый класс идти. Сейчас это дело у них не пройдет… Интересно, а куда исчезло мое мальчишеское сознание? Вроде я в голове сейчас один», – неожиданно задумался он. Немного поразмышляв на эту тему, Александр Петрович оставил этот вопрос на будущее, как не особо значимый. Самым значимым вопросом на завтрашний понедельник была школа. Он не особо хорошо помнил прошлое. В памяти оставались наиболее запомнившиеся моменты школьной жизни. И седьмой класс был самой большой проблемой этой жизни. Как ни странно, виноват в Сашкиных несчастьях был его отец. Петр Александрович работал директором спортивной школы, но из-за небольшой зарплаты был вынужден вести несколько детских групп лыжников. И на беду своего сына вел он их в его школе. Мужчина он был принципиальный, поэтому когда видел курящих за углом пацанов, то разгонял их не только добрым словом, но и тем, что было в руках, типа лыжных палок или насоса для велосипеда. Пострадавшие от рук отца сверстники отыгрывались на Сашке. Поэтому он в седьмом классе дрался практически каждый день. О драках дома он не говорил, но скрывать их не удавалось из-за синяков и царапин. Мама охала и ахала, замазывала царапины йодом, а синяки – бодягой. Отец интересовался лишь одним, кто оказался победителем. Но так как драться один на один получалось редко, хвастаться Сашке чаще всего было нечем. Зато сейчас он с восторгом думал о завтрашнем дне и предвкушал, каких п…лей получат его противники, если задумают очередное нападение. Периодически он стыдил сам себя, напоминая, что не к лицу пожилому человеку такие мысли. Но ничего с собой поделать не мог, снова и снова планируя завтрашние разборки. «Всю жизнь мечтал Филимонова отпинать, завтра с него и начну», – злорадствовал он. На улице уже стемнело. Родители сидели у телевизора, слушая новости, Саше смотреть его не хотелось, он привык за последние годы вечерами сидеть в сети, общаясь с коллегами, или читать что-нибудь новое из фантастики. Сейчас же ничего этого не было, и настроение опустилось до плинтуса. От нечего делать он перебрал все содержимое ящиков письменного стола и приговорил большую часть хлама к мусорному ведру. Радиодетали сложил отдельно, с целью продать их в ближайшее время. Паять приемники он не собирался. В девять вечера он пожелал родителям спокойной ночи и завалился спать. Глава вторая Утром Александр Петрович проснулся в отличном настроении. «Приснится же всякая ересь, – подумал он. – Зато спалось отлично, даже в туалет не вставал. И нога сегодня не болит». Он повернулся и, увидев освещенный аквариум с плавающими в нем рыбками, резко вскочил с кровати.