После обмена любезностями она сказала: — Побеседуйте, пожалуйста, с моей подругой. — Конечно. Без проблем. А о чем? — О ее матери. Вы помните Виолетту Салливан? — Нет. — Подумайте. Наверняка вспомните. Сирина-Стейшн, северный округ. Она исчезла много лет назад. — Да-да, припоминаю. Это случилось в сороковых годах, не так ли? — Нет, не так давно. Четвертого июля 1953 года. Когда мне было три года, подумала я. Сейчас сентябрь 1987-го. Мне в мае исполнилось тридцать семь, и я заметила, что стала соотносить время событий с собственным возрастом. Я начала что-то смутно припоминать. — Там, кажется, было что-то связано с машиной? — Муж незадолго до того, как она пропала, купил ей «шевроле-бель-эйр», и машина тоже исчезла. Большая машина — салон на пять пассажиров. Я видела такую на автошоу в прошлом году. — Я расслышала, как Тэннье затянулась сигаретой. — Ходили слухи, что у нее был роман с каким-то мужчиной и они вместе сбежали. — Это случается каждый день. — Не знаю. Вам бы следовало послушать истории, которые мне рассказывают люди, роняя слезы в свое пиво. Работа в баре сильно изменила мои взгляды. Как бы там ни было, многие убеждены в том, что Виолетту убил ее муж, но никаких доказательств никогда не было. Не найдены ни тело, ни машина, ни свидетели. Все шито-крыто. — Какое это имеет отношение к ее дочери? — Дейзи Салливан — моя старая подруга. Она в отпуске и пробудет здесь еще несколько дней. Я выросла в северном округе, так что мы знаем друг друга с детства. Дейзи была на два класса моложе меня, она единственный ребенок, и, поверьте, эта трагедия с ее матерью отразилась на ней не лучшим образом. — Каким? — Ну например, она слишком много пьет, а когда пьет — флиртует, а когда флиртует — бросается на каждого подонка. У нее ужасный вкус на мужчин… — Ну, у большинства женщин, которых я знаю, тоже плохой вкус на мужчин. — Да, конечно, но хуже, чем у Дейзи, не бывает. Она всегда ищет «настоящую любовь», но не имеет никакого представления о том, что это значит. Не то чтобы я сама это знала наверняка, но я по крайней мере не выхожу замуж за бродяг и тунеядцев. Она же четыре раза разведена и зла на весь мир. Я ее единственная подруга. — Чем она занимается? — Машинописью. Сидит весь день в своем закутке и печатает всякую чушь, которую ей диктуют врачи для медицинских карт. Она не считает себя несчастной, но начинает понимать, насколько ограничен ее мирок, причем он все больше сужается и стал теперь размером не больше гроба. Она считает, что никогда не сможет высоко держать голову, пока не узнает, что тогда произошло. — Складывается впечатление, что все это тянется годами. Сколько же ей лет? — Дайте-ка подумать… Так, в этом месяце мне будет сорок три, значит, Дейзи, должно быть, сорок — сорок один. Я затрудняюсь свой-то возраст назвать сразу, не говоря уж о ней. Ей было семь лет, когда пропала ее мать. — А ее отец? Где он? — Фоли жив, но его жизнь превратилась в кошмар. Никто не хочет иметь с ним дела: его избегают, как старый мешок с дерьмом. Он все равно что призрак. Послушайте, я знаю, что это рискованное дело, но Дейзи настроена серьезно. Если это сделал ее отец, она должна это знать, а если нет… Пожалуйста, помогите ей. Вы не представляете, в каком она состоянии. Да и он тоже. — Разве не слишком поздно вступать в эту игру? — Я слышала, что вам нравятся сложные дела. — Раскрыть убийство через тридцать четыре года? Вы шутите. — Не думаю, что все настолько безнадежно. Да, возможно, мы немного запоздали, но посмотрите на это иначе: вдруг убийца готов спасти свою бессмертную душу… — Почему вам не поговорить с Доланом? Он знает многих полицейских северного округа. Может быть, он сможет помочь, по крайней мере подскажет вам правильное направление поиска. — Нет, ничего не выйдет. Я уже говорила с ним. Они со Стейсом уезжают на рыбалку на три недели, и он посоветовал обратиться к вам. Мол, у вас на такие вещи нюх как у собаки. — Я ценю его мнение обо мне, но вряд ли смогу найти женщину, которая исчезла так давно. Я просто не знаю, с чего начать. — Почитайте газеты того времени. — Конечно, но это под силу и Дейзи. Пошлите ее в отдел периодики в библиотеку… — Она уже все это прочитала и даже может передать вам папку со всеми вырезками. — Тэннье, извините, но в городе полно других частных детективов. Попробуйте обратиться к ним. — Нет. Слишком долго придется объяснять им, в чем дело. Вы по крайней мере слышали о Виолетте Салливан. Это уже кое-что. — Я слышала и о Джимми Хоффе,[1] но это не значит, что я стану искать его. — И все же поговорите с ней… — Не вижу смысла… — Вот что, — перебила меня Тэннье, — приходите ко мне в бар, и я сделаю вам сандвич. Совершенно бесплатно. Только выслушайте ее. Я представила аппетитный сандвич — фирменное блюдо «У Сники Питса». По словам Долана, только его там и стоило заказывать — салями со специями на булочке с расплавленным сыром, посыпанным перцем. Нововведением Тэннье была еще и яичница сверху. Стыдно признаться, как легко меня соблазнить. Я посмотрела на часы: 11.15. Ужасно хотелось есть. — Когда? — Может быть, прямо сейчас? Я живу в полуквартале от бара. Дейзи придет туда раньше, чем вы доедете на машине. Я решила пройти шесть кварталов до бара пешком, придумывая, как бы отвертеться от этого дела. Стояло солнечное сентябрьское утро. В небе застыли редкие кучевые облака. Птицы, готовящиеся к отлету, недоумевали, глядя на не по-осеннему яркое солнце, и опускались на землю, описывая V-образную траекторию. Хорошая погода — большой плюс Южной Калифорнии. Ее минус — монотонность жизни. Даже прекрасная погода надоедает, когда, кроме нее, нет ничего другого. Местное отделение полиции готовилось к конференции по предупреждению правонарушений, которая должна была пройти со среды по пятницу, и я знала, что Чени Филлипс, заместитель начальника полицейского департамента Санта-Терезы, обязательно там будет. Это вполне меня устраивало. Будучи женщиной неприступной, я тем не менее с нетерпением ждала возможности остаться с ним наедине. Мы с Чени встречались последние три месяца, хотя это слово не совсем отражает суть отношений между двумя разведенными людьми, которым под сорок. Мы не строили никаких далеко идущих совместных планов. Зачем? Нам и так неплохо. Совместное проживание может здорово действовать на нервы. Даже еще не дослушав длинный печальный рассказ Дейзи, я прикинула шансы на успех. Я не имела ни малейшего представления о том, как и где искать женщину, которая пропала более тридцати лет назад. Если она жива и просто не давала о себе знать, значит, у нее должны были быть серьезные причины для этого, иначе она не сбежала бы от собственного ребенка. Кроме того, муж Виолетты был еще жив. Он что, не искал ее? Если бы он хотел, чтобы ее нашли, то нанял бы частного сыщика, вместо того чтобы спустя столько времени свалить это на Дейзи. С другой стороны, если он тогда уже точно знал, что она мертва, к чему было делать вид, что он озабочен поисками, когда можно сэкономить баксы? Но мне понравилась Тэннье, и если Дейзи была ее подругой, то и она автоматически тоже. Не так чтобы очень, но достаточно для того, чтобы ее выслушать. Поэтому как только нас представили друг другу и передо мной оказался сандвич, я сделала вид, что всецело занята им. Технология приготовления сандвича была следующей: булочка смазывалась маслом и поджаривалась на гриле, пока хлеб не становился коричневым, с хрустящей корочкой. Кружочки салями покрывались расплавленным сыром «Монтерей Джек», посыпанным красным перцем. Сверху булочки лежала яичница с еще жидким желтком, и я представила, что, когда откушу от него, он потечет, пропитывая хлеб. Я чуть не застонала в предвкушении такой вкуснятины. Тэннье и Дейзи сидели за столом напротив друг друга. Тэннье была немногословна, так что у нас с Дейзи была возможность общаться. Глядя на эту женщину, было трудно поверить, что она всего на два года моложе Тэннье. В сорок три года кожа Тэннье была покрыта мелкими морщинками от чрезмерного курения и долгого пребывания на солнце. У Дейзи было бледное худое лицо, небольшие светло-голубые глаза. Гладкие светло-каштановые волосы уложены в тяжелый узел и заколоты «спицей», как у японок. Несколько прядей выбились из прически и так и просились, чтобы их подобрали, подколов к остальным. Она сутулила плечи, возможно, потому что с детства рядом с ней не было матери, которая бы следила за тем, чтобы она держалась прямо. Ногти были искусаны настолько, что я испугалась, как бы она не принялась за мои. Пока я с удовольствием поедала сандвич, она нехотя клевала свой, разломив его на кусочки. Один из трех кусочков она сунула в рот, а остальные отодвинула в сторону. Я недостаточно хорошо ее знала, а то попросила бы кусочек. Я дала ей возможность выговориться, но после тридцати минут болтовни она так и не перешла к главному — исчезновению своей матери. Мой обеденный перерыв заканчивался, и я решила взять быка за рога. Вытерев руки бумажной салфеткой, я подсунула ее под край тарелки. — Тэннье сказала мне, что вы хотите узнать, что же случилось с вашей матерью. Дейзи взглянула на свою подругу, словно ища у нее поддержки. Покончив с едой, она принялась грызть ноготь на большом пальце. Тэннье улыбнулась ей: — Дейзи, расскажи все, что знаешь. Кинси пришла сюда, чтобы выслушать тебя. — Я не знаю, с чего начать. Это длинная и запутанная история. — Я это поняла. Почему бы вам не начать с того, чего вы хотите лично от меня? Взгляд Дейзи скользнул по комнате, словно она искала, где бы спрятаться. Я не сводила с нее глаз, пока она собиралась с духом. Терпение мое подходило к концу — у меня появилось желание кого-нибудь укусить. — Так чего же вы хотите? — спросила я. — Я хочу знать, жива она или мертва. — Интуиция вам ничего не подсказывает? — Ничего, в чем я была бы уверена. Не знаю, что лучше — иногда мне кажется, что я хочу, чтобы она была жива, а иногда — наоборот. Если она жива, я хочу знать, где она и почему все это время не давала о себе знать. Если мертва — очень жаль, но неопределенность еще хуже. — Это займет много времени. — Я знаю, но не могу больше так жить. Я всю жизнь мучилась вопросами, что же с ней случилось, почему она исчезла, хотела ли она вернуться — может быть, не могла… — Не могла? — Тюрьма или что-нибудь в этом роде. — О ней не было абсолютно никаких сведений за эти годы? — Нет. — Никто не видел ее и не слышал о ней? — Насколько я знаю, нет.