Нет. Не так. Рядом с человеком, что играючи грохотал здоровой холодной железякой по маленьким горячим железякам, царило просто адское ПЕКЛО. В воздухе стоял специфический терпкий аромат неживого металла, угольной золы и ядреного человеческого пота. Скривившись от брезгливости — вот почему, почему человеческие самки не учат своих котят с младых когтей вылизываться? — я прокрался по потолочной балке, аккуратно переступая тяжелые металлические звенья цепей, на которых были закреплены непонятные для меня громоздкие штуковины, в направлении источника мерзкого запашка. И дошел. Почти дошел. Потому что дрянная вещица, смердящая, как больная крыса, и окруженная мутным маревом, лежала аккурат подо мной — на невысоком металлическом столике. По хорошему, с ней бы поступить так же, как я утром сделал с теми погаными штуками, что Милька притащила домой. Но для этого же надо подкрасться поближе. Спрыгнуть? Опасно. Там огонь рядом и мужик этот снует туда-сюда. А его серый лодырь растянулся на пороге и даже ухом не ведет. Он что, даже не заметил меня?! Болван! Еще и одноглазый. В этот момент мужик потянул какой-то рычаг, и мне пришлось попятиться, потому что цепь рядом со мной заскрежетала и начала проворачиваться на балке. А, ну и славненько. Значит, можно использовать ее примерно как те штуки, которыми глупые человеки разносят мой запах по городу. И плевать на этого серого дуралея. Раз он так беспечно относится к священным для любого фелисапиенса границам, значит, эта территория по праву сильнейшего должна быть помечена моей меткой. Вот так. Я задрал хвост и обильно оросил проскрежетавшую цепь. Уже выбравшись на крышу, услышал злобный вопль: — Ах ты ж наглая серая морда! Я тебя, значит, кормлю, а ты мне тут гадить надумал в кузне? Вот я ужо тебя! Ха! Знай наших, серый недомерок. Я гордо шествовал по крыше, довольный провернутой операцией, как вдруг меня словно шмякнуло по башке пыльной тряпкой. Этот день с самого утра был странным. Сперва эти дурацкий взрыв в Погодной башне, впитанная, но не фильтрующаяся, вернее, очень трудно фильтрующаяся разноименная энергия, постоянно жалящие в нос колючие искры разрядов, затем непонятная оптическая иллюзия, выборочно окружающая некоторые предметы. Потом не менее удивительное поведение кобеля на рынке и встреченных человеков. Опять же, эта полоска на спине, которая не вылизывается, хоть ты тресни. И все это сопровождается тем неприятным набором одорантов. Который я впервые услышал где? В собственно доме! В свертке, принесенном Милькой! Надо с этим срочно что-то делать. Я плюнул на запланированные на этот день дела и изо всех сил поспешил обратно к сестренке. Ее срочно надо спасать! Когда я, чуть не стерев подушечки лап от прыжков по старым черепичным крышам, домчался до лавки мастера Шама, то понял, что вот-вот случится нечто как минимум забавное. Это предчувствие висело в воздухе каким-то почти осязаемым звоном — как противный писк мелкого москита, которого ты еще даже не видишь, но уже понимаешь, что он где-то рядом. — Господин Йож, это честь для меня — принимать Вас в моей скромной мастерской. — Ну-ну, мастер, полно вам прибедняться, — благодушно протянул посетитель, отдуваясь и распуская узел шейного платка. — В этом городе все знают, что перчатки от Шама — признак изысканного вкуса. Можно сказать, элитный штучный товар, подобного коему нигде не найти. Они уникальны и неповторимы, как настоящее произведение искусства. За такими не грех и самому зайти. — Ох, милостивый господин ли Йож, Ваши слова — мед и бальзам на душу старого мастера. Но что же это я зубы Вам заговариваю. Давайте же скорее примерим Вашу долгожданную новинку, — всплеснул руками порозовевший от похвалы мастер и махнул скромно стоящей в углу сестренке: — Эмиль, мальчик мой, неси скорее перчатки господина Сра ли Йожа. Милька, закусив губу и, кажется, затаив дыхание, с почтительным полупоклоном передала своему учителю… те самые растреклятые шкурки, которые я… того… почистил от мерзкого душка. Упс… — Вы только взгляните на эту дивную вышивку. Она само совершенство. — А кожа! Пресвятая… Нежная, как лепесток розы, — вторил толстяк, рассматривая вещицу. — И какой чудесный аромат… О да. Аромат у меня действительно чудесный. Такой ядреный, что в жизнь не выветрится. Да еще и с кожи. — Эм-м-м… Да, да, — как-то неуверенно покивал головой мастер, подслеповато щурясь. — Старые семейные секреты, знаете ли. — Я хочу их немедленно надеть, — вдохновился клиент и принялся стаскивать с толстых пальцев-сосисок слегка потертую пару. Попыхтев пару мгновений, он таки натянул на обе руки эти самые «пер-щат-ки» и покрутил обновку перед лицом, рассматривая. А я тем временем прижал уши и на всякий случай вздыбил шерсть, заметив, как тонкая пленка марева окутывает не только толстяка, но и пожилого галантерейщика. — Только вот… Не знаю, может, показалось из-за освещения… Это что на них такое? Грязь? — Помилуйте, мой господин, — схватился за сердце старик. — Шагреневая замша, тончайшая выделка, невесомая, как пух, и нежная, как шелк. Эти переливы на свету только украшают ее, а… — Какая-то она шершавая внутри, да и тесные слишком, — хмыкнул мрачнеющий на глазах толстяк. — Господин, категорически невероятно. Я сам снимал с Вас мерки, а я никогда не ошибаюсь. — Нет, они определенно тесные. Жмут вот здесь… И тут… — Господин ли Йож, перчатки сидят на Вас как влитые, — сверкнул глазами мастер Шам. — Что вы такое говорите тут мне. — Это что Вы мне тут говорите! Я же чувствую, что они жмут. А в запястье болтаются, как панталоны моей жены на… — Это язык у вас болтается, — вдруг рявкнул мастер и, похоже, сам испугался своего непочтительного рыка. — Да от них еще и чешется теперь все внутри! Снимите их с меня немедленно! Рассерженный мастер схватил толстяка за руку и принялся тянуть несчастные шкурки, которые на удивление легко обнажили бледную кожу посетителя. — Это что? Сыпь? Ты заразил меня, мерзкий негодяй? Кто тебе велел устроить это покушение? Отвечай! Кто заплатил! Ты хотел меня убить? — Да я бы сам приплатил тому, кто избавит наш славный город Фритан от такого жадного скупердяя, как ты! Жадного и хитрого! Думаешь, я не знаю, что ты давненько занимаешься этим непотребством — обвиняя уважаемых мастеров в изготовлении некачественного товара, а потом требуя неустойку? — Я-а-а? Я жадный и хитрый? Да если бы не я, вы бы все с голоду подохли! А ты — старый пройдоха! Наверняка делаешь свои мерзкие поделки из гнилых шкур, а шьешь их прелыми нитками! Да еще и требуешь за работу две тысячи фритов! Да за такие деньги я не то что перчатки — повозку купить могу! — брызгал ядовитой слюной краснощекий толстяк, потрясая под носом мастера парой перчаток. — Колесо от тачки ты купишь, и то поломанное! — не менее эмоционально отвечал обычно спокойный старик разъяренному клиенту. — Жадность ли Йожа в этом городе вошла в поговорку. Всего две тысячи фритов за неделю работы, при том, что каждая твоя сигарилла стоит пятьсот! — А ты мои сигариллы не считай! — А ты в мою работу не лезь. Не нравится — иди в другие лавки, купи себе что-то лучше того, что делаю я, бывший Глава Гильдии Галантерейщиков. Да я эту кожу закупаю у самых дорогих поставщиков из Империи. Мне на перчатки подходит лишь шкура новорожденных волояков, которых ты от быкорогов не отличишь. А нитки мне под заказ привозят из королевства Гауз, где прядением занимаются в монастырях Пресветлой Ловии. Ты хочешь сказать, что монахини-ловиссы прядут свои нити из прелой листавии? — Да лысого шмырга тебе в глотку, вместе с волоярами, быкорогами с ловиссами! Я не буду платить две тысячи фритов за негодный товар и вообще — подам на тебя иск в Гильдию! Я разорю тебя, жалкая сидонская рожа! — Закрой свою жаборыбью нору, богохульник! Милька стояла с открытым ртом и выпученными глазами. Признаться, я сам недоуменно прядал ушами. Второй раз за два года я слышал, чтобы мастер так разорялся. В первом случае виновником был ваш покорный слуга. Но даже сестренка не раз говорила (она всегда делилась со мной тем, что случилось за день в лавке, с кем ей еще поговорить, как не с родным существом), что терпению старого сида может позавидовать и Погодная башня. А уж та на своем веку чего только не перетерпела, бедная. В общем скандал все набирал обороты. Эти двое, похоже, прошли стадию ора и хлестания хвостами по бокам и вот-вот готовы были сцепиться в тугом клубке самцовых разборок — в конкретном случае совершенно бессмысленных, но от того не менее беспощадных, и я уже примерялся, как бы так незаметно проскочить к подопечной и вынудить ее сбежать из этого бедлама. Но тут дверь с грохотом распахнулась и в лавку зашел знакомый персонаж. — Инспектор Грон, магическая полиция. Что тут у вас происходит, уважаемые? Громкие бу-бу-бу и бла-бла-бла двух человеков сплелись в нечленораздельное, но постепенно стихающее бормотание, а вошедший тип, которого я, разумеется, узнал по первой нашей с ним встрече этим утром, угрюмо выслушивал их, водил тускло мерцающим человечьим артефактом над их головами и с каждой секундой все больше и больше мрачнел. — Итак, вы оба утверждаете, что ссора началась внезапно и ранее вы друг к другу претензий не имели? — Именно так, господин инспектор, — оглядываясь в легкой растерянности, признался толстяк. — Я зашел к мастеру Шаму, у которого всегда покупаю самые лучшие перчатки в городе, хоть и баснословно дорогие… — Но они того стоят, — ввернул Шам, потирая переносицу. — То есть я использую самые лучшие материалы и беру только за свою работу. И причем справедливую цену. — Да, да. Цена за работу справедлива, и качество всегда отменное… — Тогда с чего началась ссора? Можете ли вы назвать ее необычной? — настаивал мужик, оглядываясь по сторонам. И тут его взгляд уперся в мою сестренку. — А это кто? — Это мой самый лучший ученик, мой золотой мальчик Эмиль. Но он тут совершенно ни при чем! — всполошился сид и засеменил к углу, словно наседка, старательно пытающаяся скрыть под своим крылом неразумного птенца. — Мальчик, значит? Эмиль, говорите? Это прям интересно, — зловеще пробормотал тип и прищурился. Ого. А глаз-то у него, похоже, не в пример остальным, наметанный. Вот и по запаху чую, что признал он в ней самочку. — А ну-ка, кхе, мальчик Эмиль, давай поговорим. — С г-г-глазу на г-г-глаз? — со страхом и затаенной надеждой в голосе пискнула Миля. — Ну а почему бы и нет. Где тут у вас, мастер Шам, можно побеседовать со свидетелем в приватной обстановке? Я кинулся в обход лавчонки, чтобы успеть проскочить в единственное возможное для проведения подобных «приватных» бесед место в этом здании — небольшой склад, где мастер Шам под семью замками хранил свои драгоценные шкуры и не менее драгоценные нитки. И только я прошмыгнул по потайному лазу под стеллаж, как в двери клацнул замок и на пороге выросла внушительная фигура мрачного мужика в сопровождении побледневшей сестрицы.