Джеб принимается снимать налокотники и с треском отдирает липучку, подчеркивая свои слова. – Я бы и там закончила. Он фыркает. Нам не стоило об этом говорить. Обида еще слишком свежа. Я так радовалась программе иностранного обмена, которая позволяет старшеклассникам провести последний учебный год в Лондоне, одновременно зарабатывая баллы для поступления в один из лучших художественных университетов. В тот самый, куда собирается Джеб. Поскольку он уже получил стипендию и собирается летом переехать в Лондон, две недели назад папа пригласил его на ужин, чтобы поговорить об этой самой программе. Я подумала: вот здорово, ведь если Джеб будет на моей стороне, можно считать, что билет на самолет у меня практически в кармане. Однако они с отцом сообща решили, что мне еще рано ехать в Лондон. Они, блин, решили. Папа беспокоится, потому что Элисон питает отвращение к Лондону – там слишком многое связано с семейной историей Лидделлов. Он думает, если я поеду, это может спровоцировать рецидив. Элисон и без того истыкана иголками, как нарик. По крайней мере, папина логика ясна. Но я до сих пор не понимаю, почему Джеб-то против. Впрочем, какая уже теперь разница? Последняя возможность записаться была в прошлую пятницу, и сейчас ничего не изменишь. – Предатель, – ворчу я. Он слегка наклоняет голову, заставляя меня взглянуть на него. – Я хочу как лучше. Тебе еще рано уезжать так далеко от отца… там нет никого, кто бы мог за тобой присматривать. – А ты? – Но не каждую же минуту. У меня будет безумный график. – А мне и не нужно, чтобы кто-то был рядом каждую минуту. Я не ребенок. – Я не говорю, что ты ребенок. Но ты не всегда действуешь разумно. Вот, например. – Он подцепляет и с щелчком отпускает мои порванные лосины. Я чувствую радостное волнение – и хмурюсь, убеждая себя, что мне просто щекотно. – Значит, я не имею права на ошибку? – Не на ту ошибку, которая может тебе навредить. Я качаю головой. – Как будто мне не вредно торчать здесь. В школе, которую я терпеть не могу, с одноклассниками, которые считают, что шутки про кроличий хвост, который я якобы прячу, – это очень смешно. Большое тебе спасибо, Джеб. Он вздыхает и выпрямляется. – Ну конечно. Я во всем виноват. Видимо, и в том, что ты сегодня чуть не пропахала носом цемент. Нотка обиды в его голосе задевает какую-то струнку в моей душе. – Ну, немножко ты все-таки виноват, – говорю я уже мягче, сознательно стараясь ослабить напряжение. – Я бы давно освоила «олли», если бы ты не бросил вести занятия. У Джеба вздрагивает губа. – А что, новый тренер, Хитч… он тебя не устраивает? Я толкаю его в бок, давая волю долго сдерживаемой досаде. – Нет, не устраивает. Джеб делает вид, что морщится от боли. – Уж он бы не отказался… что-нибудь устроить. Но я сказал ему, что набью… – А ты-то здесь при чем? Хитчу девятнадцать, и он – общая палочка-выручалочка по части поддельных удостоверений. Тюрьма по нему плачет. Нет, я не собираюсь с ним связываться, но это, в конце концов, мое дело. Джеб искоса смотрит на меня. По-моему, назревает поучительный разговор о том, что пикаперы – зло. Я сбиваю ногтем с ноги кузнечика, чтобы его шепот не добавлял неловкости. Ее и без того хватает. К счастью, за спиной у нас распахивается дверь. Джеб отодвигается, чтобы пропустить выходящих девушек. Нас окутывает облачко парфюма, когда они проходят мимо и машут Джебу. Он кивает в ответ. Мы смотрим, как они садятся в машину и выезжают с парковки. – Кстати, – говорит Джеб, – сегодня пятница. Ты не собираешься к маме? Я охотно меняю тему. – Папа будет ждать меня в клинике. А потом я поеду в магазин: я обещала Джен подменить ее на последние два часа. Посмотрев на свои разорванные лосины, я перевожу взгляд на небо – такое же ярко-синее, как глаза Элисон. – Надеюсь, я успею заскочить домой перед работой и переодеться. Джеб встает. – Сейчас предупрежу, что я ушел, – говорит он. – Заодно заберу твой скейт и рюкзак, а потом подброшу тебя до клиники. Меньше всего я в этом нуждаюсь. Ни Джеб, ни его сестра Дженара никогда не видели Элисон – только ее фотографии. Они даже не знают правду про мои шрамы. И про то, почему я ношу перчатки. Все знакомые думают, что в детстве я попала с мамой в аварию и что разбитое ветровое стекло изрезало мне руки, а у Элисон пострадал мозг. Папа не любит лгать, но правда выглядит так странно, что он позволяет приукрашивать картинку. – А твой мотоцикл? Я хватаюсь за соломинку, заметив, что нигде на стоянке не видно винтажной «Хонды СТ70». – Сегодня обещали дождь, так что Джен меня подвезла, – отвечает Джеб. – Твой папа потом может отвезти тебя на работу, а я отгоню домой твою машину. Как ты помнишь, мне по пути. Семья Джеба занимает вторую половину нашего двухквартирного дома. Однажды летним утром, вскоре после того как они въехали, мы с папой пошли с ними знакомиться. В итоге мы с Джебом и Дженарой крепко подружились еще до начала учебного года – так крепко, что в первый же день в школе Джеб избил одного парня, который назвал меня любовницей Шляпника. Джеб надевает темные очки и сдвигает узел банданы на затылок. Солнце освещает глянцевитые круглые шрамы, сплошь покрывающие его предплечья. Я смотрю на парковку. «Гремлин» – моя машина, названная в честь персонажа из одноименного фильма, на который папа повел Элисон, когда впервые пригласил ее на свидание – так вот, «Гремлин» стоит всего в нескольких метрах от нас. Есть шанс, что Элисон будет ждать в холле вместе с папой. Если я не могу положиться на Джеба насчет поездки в Лондон, значит, я не могу ручаться и за то, что он спокойно переживет встречу с моей сумасшедшей матерью. – О-о, – говорит Джеб. – Я знаю этот взгляд. Нет, ты не поведешь машину с растянутой лодыжкой. Он протягивает руку. – Давай сюда. Закатив глаза, я бросаю ему ключи. Джеб поднимает очки на лоб. – Подожди здесь. Когда Джеб открывает дверь, в лицо мне ударяет струя прохладного воздуха из помещения. Ногу что-то щекочет. На сей раз я не смахиваю кузнечика – и слышу, как он громко и отчетливо произносит: «Конец». – Да, – отвечаю я, гладя его испещренные прожилками крылья и покоряясь видению. – Все будет кончено, как только Джеб увидит Элисон. 2 Колючая проволока и черные крылья Психиатрическая клиника находится в двадцати пяти минутах езды от города. Вечернее солнце так и жарит, отражаясь от капота. Как только минуешь дома, торговые центры и прочие здания, оказывается, что смотреть в Плезансе, в общем, не на что. Только плоские сухие равнины с редким кустарником и тощими деревцами. Каждый раз, когда Джеб пытается начать разговор, я что-то односложно бормочу в ответ, а потом выкручиваю громкость новенькой магнитолы. В какой-то момент начинает играть унылая акустическая музыка, вроде той, что обычно слушает Джеб, когда рисует. Он едет молча, погрузившись в свои мысли. Пакетик со льдом, который он принес, чтобы приложить к моей распухшей лодыжке, уже растаял, и я шевелю ногой, сбрасывая компресс на пол. А заодно борюсь с дремотой, хорошо зная, что ждет меня по ту сторону сна. Я не желаю средь бела дня переживать этот кошмар. В ранней юности мама Элисон, Алисия, нарисовала персонажей «Страны Чудес» на всех стенах у себя дома. Она утверждала, что они живые и разговаривают с ней во сне. Спустя много лет Алисия прыгнула из окна больничной палаты на втором этаже, чтобы испытать свою способность к полету – всего через несколько часов после рождения моей мамы. Она приземлилась на розовый куст и сломала шею.