* * * Второе дело. На скамье подсудимых парень лет двадцати пяти, может, чуть помладше, по имени Шен Тисар, в зале его мать. Тетка лет шестидесяти, смотрит на кровиночку, слезы градом, тоска в глазах… что случилось? Я начала их прощупывать. Парень тоже обвинялся в краже. Якобы у его хозяйки пропало дорогое колье и серьги с рубинами. Кто украл? А вот он и украл, больше некому было, и серьгу у него в комнате нашли… вороватый слуга – что может быть проще? А мать уверена, что он не крал, и парень свою вину… отрицает? Прощупала внимательнее. Хорошо работать в зале суда, тут у народа все мысли наружу, о чем беспокоятся, о том и думают. Нет. Он не крал, но знает, кто украл. И покрывает ее, потому что сильнее нагорит. Судья спрашивал, парень качал головой, мол, невиновен, но кроме слов других доказательств нет. А что есть? Я написала записочку в две строчки. Судья Райдел пробежал ее глазами и с добренькой улыбочкой спросил у парня: – А расскажите-ка мне, милейший, какие отношения связывают вас с виконтессой Аран? Я таких больших глаз ни у кого не видела. Больших, выразительных, ошалелых… – Я… э… – Да вы не стесняйтесь, вы у виконтессы ведь не первый любовник и даже не десятый, правда? Все мы знаем, чего тут скрывать? А если вы мести боитесь, так на каторге вас так и так не достанут… И слуга сломался. Да, Шен у нее был не первым. Виконтесса, дочь графа Аран, вообще блудила с домашними слугами. Конюшня? Вопреки распространенным байкам, на конюшню она не ходила, ей там не нравилось. Конюхи воняют, лошади воняют, а если кто попробует в соломе с девушкой устроиться, мигом поймет, что не все рассказы правдивы. Колется она! И в волосах путается, и платье от нее потом не отчистишь… А вот чистенькие домашние слуги – самое то. И никто ничего не скажет, место терять неохота. Опять же, чай, не деревенскую девку шестеро гвардейцев завалили, а виконтесса, красивая, ухоженная, вся из себя благородная, предлагает приятные вещи… как тут отказаться? Да и отказываться-то никому не хочется. Шен оказался очередной победой в длинном списке. Драгоценности он не крал, но подозревал, что это виконтесса, больше-то некому было, хоть украсть, хоть подсунуть. Почему молчал? Так драгоценности ей нужны были, чтобы от ребенка избавиться. Его ребенка. Одно дело – кража, тут все прошло более-менее кулуарно, а вот если такое… Тут и блуд, и ребенок вне брака, и кража, и избавление от плода… Судья покачал головой и объявил перерыв. Пусть доставят виконтессу Аран, там и посмотрим, что за птица. Поговорим, пощупаем, общиплем… * * * Третье дело. Тут ничего интересного. Мужчина застал жену с любовником, в порыве ревности пришиб блудодейку, любовник, правда, умудрился сбежать. Свою вину мужчина признал, раскаялся, готов искупить. Каторга? Судья его туда и отправляет, чтобы не махал в следующий раз топором. А сына, сын у них есть, отдает на воспитание родителям жены. Нет, не мужа. Тот не один у родителей, а девка единственной дочерью была, вот пусть внук им старость скрасит, все родная кровь. А если не захочет потом отца знать… судьба такая. Так, значит, и правильно. Приговор принят. Судья нашел меня глазами, но в этот раз я записочек не писала. А чего, все и так верно. – Шайна? Я кивнула. Мол, все чисто, все спокойно, подводных камней нет. Оглашается приговор. Помощник смотрит на меня ошалелыми глазами, но мне уже и все равно. И не такими смотреть будут, когда все узнают. Ох не такими… * * * Четвертое дело. Тут все тоже просто. Поймали шайку разбойников, которые грабили на дороге. В Раденоре с такими не церемонятся: кого сразу не прибили, тех отправляют на каторгу. Тем более все доказано, поймали их на месте преступления, как раз за грабежом. Три человека осталось. Главаря еще там положили, а эти так, мелкая сошка… Прищурилась на них, потом быстро написала записочку судье. Тот прочел, поднял брови и вновь принялся за расспросы. – Грабили, значит… а кто ж вам сообщал, где кареты поедут? Да сколько там богатства будет? – Так мы ничего не знаем, – привычно занудел мужчина лет сорока, такой невзрачный. Взгляд на нем и не остановится. – То главарь знал, а вы его положили, чего нам кто скажет? Он языком не трепал… – Как? – искренне удивился судья. – И даже с вами не обсуждал, что собирается сделать? Или вы с ним? Это вы уж кому другому расскажите, господин Мочало, а мне не надо бы уши-то натирать! В глазах разбойника вспыхнули огни. Злые, нехорошие… и вокруг него тоже вихрь плохой. Ало-черный, грязный, злой… – Гады! Думаешь, поймал, да? – А чего тут думать? Али ты яду припас напоследок? Не припас. Но хотел бы, хотел… Судья Райдел покачал головой: – Ну что ж вы так неосторожно? Стража! Вот этого на доследование, к палачу. И спросить по всем шестнадцати ограблениям, по связи с тремя трактирщиками и по четырем зарытым кубышкам. А то нам здание суда хорошо бы отремонтировать, я короля лично попрошу выделить толику малую. – СУКИ!!! – разнесся почти вой по залу. Но судья и не думал реагировать. Теперь это задача стражников, чтобы не отравился, не подох до палача, а там уж и подавно не подохнет. Двух оставшихся приговорили к каторге на длительный срок. Можно бы и казнить, но зачем? Рабочих рук всегда нехватка, а таких тварей в каменоломнях беречь не станут. Сами сдохнут. Да туда и дорога. Время уже близилось к полудню, и в тот момент, когда судья Райдел готовился уйти на перерыв и отправиться на обед (я бы тоже не возражала, завтрак-то давно был), в зал буквально влетела целая процессия. Мужчина лет сорока, здоровущий, краснорожий, весь напыженный, разряженный и напомаженный. За ним двое стражников. И еще двое… слуги? Да, похоже. – ГДЕ МОЯ ДОЧЬ!? Судья Райдел посмотрел на него доброжелательным взглядом. – Граф Аран, рад вас видеть. Да вы присядьте, не волнуйтесь так. Я, честно говоря, не знаю, где она сейчас, мне больше интересно – от ребенка она уже избавилась? Или еще не успела краденое ожерелье продать? Графу хватило с избытком.