— Эсперандье слушает. — Она у себя дома. Во всяком случае, в комнате, где работает телевизор. — Но не спит. — Как и все, кто поздно ложится. А ты где сейчас? — На шоссе. Заеду заправлюсь — и к тебе. На полях такая темень… Приеду минут через пятьдесят. Как ты смотришь на то, чтобы посидеть в засаде возле ее дома? Сервас колебался. Хватит ли у него сил? — Я даже не знаю, где она живет. — Шутишь? — Нисколько. — Что будем делать? — Я позвоню д’Юмьер, — предложил Сервас. — В такой час? Сервас положил телефон на кровать, зашел в ванную и плеснул себе в лицо холодной водой. Он охотно выпил бы кофе, но на это рассчитывать не приходилось. Вернувшись в номер, он позвонил Кати д’Юмьер. — Мартен? Черт возьми, вы знаете, который час? Вам в вашем состоянии давно пора спать! — Мне очень жаль, но дело срочное. — Он догадался, что поднял прокурора с постели. — Еще одна жертва? — Нет, крупная неприятность. Совершенно неожиданная. У нас новый подозреваемый. Я пока никому не могу сказать, кроме вас. — Кто? — спросила д’Юмьер, сразу проснувшись. — Капитан Циглер. Воцарилось долгое молчание, потом послышалось: — Выкладывайте все. Он рассказал о списке Сен-Сира, о том, что Ирен не было в момент гибели Перро, о том, с какой неохотой она говорила о своем детстве, как скрыла пребывание в лагере, обо всех умолчаниях и увертках, к которым Циглер прибегала, когда речь заходила о ее личной жизни. — Это еще не доказывает ее виновность, — заметила д’Юмьер. «С точки зрения юриста», — сказал он себе. По его же мнению, Ирен Циглер становилась подозреваемой номер один. О своем инстинкте сыщика он распространяться не стал. — Однако вы правы. Все это настораживает. История со списком мне очень не нравится. Чем я могу помочь? Полагаю, вы позвонили мне в такой час не затем, чтобы сообщить новость, которая могла подождать до завтра? — Нам нужен ее адрес. Я его не знаю. — Нам?.. — Я вызвал к себе Эсперандье. — Вы собираетесь за ней следить? Сегодня ночью? — Не исключено. — Вот черт! Мартен! Да вам выспаться надо! Вы в зеркало глядели? — Не больно-то охота. — Не нравится мне все это. Будьте осторожны. Если это действительно она, то дело становится опасным. Убитых уже двое. Оружием Циглер владеет не хуже вас. Сервас счел эти слова миленьким эвфемизмом. В стрельбе он вообще был не силен. Что же до его заместителя, то тот мало походил на инспектора Гарри.[45] — Свяжитесь со мной минут через пять, мне тоже надо сделать пару звонков, — сказала она. — Пока. Минут через сорок Эсперандье постучал в номер Серваса. Его куртка и волосы были запорошены снегом. — У тебя найдется кофе и стакан воды? — спросил он с порога, держа в руке тюбик аспирина, и поднял глаза на патрона. — Ох, бля-а… В тот час, когда Сервас выходил из дома Сен-Сира, Диана еще сидела у себя в кабинете. Ее мучил вопрос: что делать дальше? Она была готова перейти к действиям. Но в самом ли деле ей этого хотелось? Всегда есть искушение сделать вид, что ничего не произошло, и забыть все свои открытия. Поговорить со Шпицнером? Когда она уезжала, ей казалось, что ему всегда можно позвонить, а теперь, по некоторому размышлению, эта уверенность исчезла. Обратиться было не к кому. Она осталась одна, предоставлена самой себе. Часы в углу экрана компьютера показывали 23.15. В институте стояла полная тишина, только ветер порывами шумел за окном. Диана закончила фиксировать данные бесед, собранные за день. Ксавье уже давно ушел из своего кабинета. Сейчас или никогда… Она снова почувствовала комок где-то в желудке. Что будет, если ее обнаружат? Лучше об этом не думать. — Я ее вижу. Эсперандье передал ему бинокль. Сервас направил его на маленький трехэтажный дом у подножия склона. Ирен Циглер стояла посреди комнаты, держа возле уха мобильник, и без умолку что-то говорила. Одета она была как на выход, а вовсе не как человек, который хочет посидеть перед сном у телевизора. — Не похоже, чтобы Ирен собиралась ложиться спать, — прокомментировал Эсперандье, снова беря в руки бинокль. Они находились на возвышении, на краю парковки, обозначенной дорожным знаком, в двадцати километрах от Сен-Мартена, спрятавшись в укромном месте между кустами живой изгороди, окружавшей стоянку и качавшейся от ледяного ветра. Сервас поднял воротник пальто, а Эсперандье плотно завязал капюшон куртки, побелевшей от снега. Серваса трясло, зубы выбивали дробь. Прошло уже сорок две минуты после полуночи. — Она выходит! — объявил Эсперандье, увидев, что Ирен застегивает куртку у выхода. В следующую секунду она захлопнула за собой дверь квартиры. Венсан перевел бинокль на подъезд дома. Циглер появилась секунд через двадцать, сбежала по лестнице и направилась к мотоциклу, не обращая внимания на непогоду. — Вот дьявол, невероятно! Они бросились к автомобилю. Когда они выруливали, огибая дом, задние колеса пробуксовывали. Поднявшись на горку, мотоцикл повернул направо, к центру городка. На перекрестке, чтобы не потерять его из виду, они проехали на красный. Маловероятно, что в такое время кто-то попался бы на дороге. Теперь Сервас с Эсперандье очутились на длинной, запорошенной снегом улице. Впереди маячили огоньки мотоцикла, который ехал очень медленно. С одной стороны, это облегчало погоню, а с другой — увеличивался риск, что Ирен их заметит. Ведь на улице больше никого не было, только ее мотоцикл и их автомобиль. — Если так будет продолжаться, то она нас обнаружит, — сказал Эсперандье, притормаживая. Они выехали из городка и минут двадцать ехали не спеша, миновав за это время две пустынные деревни. По краям дороги тянулись заснеженные луга и, как всегда, виднелись горы. Эсперандье отпустил мотоцикл далеко вперед, так что временами его красный огонек, похожий на кончик горящей сигареты, был еле виден сквозь снежные хлопья. — Куда это ее несет? — В голосе Эсперандье прозвучал вопрос, который тревожил и его патрона. Сервас не ответил. — Думаешь, она нашла Шаперона? При этой мысли Сервас напрягся. Его охватило дурное предчувствие. Что-то должно было случиться. Все происходящее подтверждало его правоту. Циглер солгала, она не собиралась идти спать, вместо этого мчится в ночи неведомо куда, никого не предупредив. В голове у него прокручивались все этапы расследования, детали, которые ее характеризовали. — Ирен свернула направо. Сервас вгляделся. Мотоцикл съехал с дороги на освещенную парковку перед низким прямоугольным зданием, напоминавшим бесчисленные торговые склады, стоящие по сторонам шоссе национального значения. Сквозь снежные хлопья блестела неоновая вывеска. На ней красовался женский профиль в шляпе-котелке и с сигаретой. Сигаретный дымок складывался в слова: «PINK BANANA». Эсперандье еще притормозил. Циглер выключила мотор и слезла с мотоцикла. — Это еще что? — спросил Сервас. — Ночное кабаре? — Розовый бар, — отозвался Эсперандье. — Что? — Дансинг для лесбиянок. В тот самый момент, когда Циглер здоровалась с охранником в теплом пальто с меховым воротником, надетом поверх смокинга, они на первой передаче въезжали на парковку. Ирен прошла между двух пластиковых пальм и исчезла внутри. Эсперандье очень медленно проехал мимо входа в дискотеку. Чуть поодаль стояли еще два здания, похожие на гигантские обувные коробки. Там находилась торговая зона. Он повернул и остановился за ними, в затемненном месте, носом ко входу в бар. — Ты хотел узнать о ее личной жизни — пожалуйста! — Что, интересно, она там делает? — А ты как думаешь? — Я хотел сказать, Циглер выслеживает Шаперона, знает, что время ее поджимает, — и едет сюда? В час ночи? — Разве что у нее здесь назначена встреча с тем, кто может что-то сообщить.