На другой же день после злополучного разговора Харбери с Ковригиной они встретились на Ленинградском шоссе. Харбери окончательно убедился, что ничего от пленницы добиться им не удастся. Приходилось переправлять Ковригину за рубеж. Миновав Химки, Харбери остановил машину у края дороги, осмотрелся — в глаза не бросалось ничего подозрительного. Он приоткрыл дверцу и даже сам не заметил, как откуда-то вынырнул Джергер. Тот, как всегда, устроился на заднем сиденье, под прикрытием задернутых занавесок. — Хэлло, Билл! Все в порядке? — Я опять не заметил, как вы подошли, Робби, — признался Харбери. По тону Харбери Джергер догадался, что дела у того по-прежнему не ладятся. — Ничего не получается, Билл? — Изображает Жанну д’Арк! — Надо бить. Применять физические меры воздействия. — Ерунда. Я вам сразу сказал, что из этого ничего не получится. Я-то их знаю. — Тогда, Билл, придется вывозить! — Да, придется. — Вывозить придется вам, а не мне. — Но как, черт побери? — И побыстрее. Я больше не могу держать дочь Ковригиной на вожжах. — Проявляет беспокойство? — Поймите, она или потребует свидания с матерью, или, наконец, просто проговорится. — А как вывезти? — Билл, старина, мы, по-моему, уже договорились с вами об этом. — Вы имеете в виду… — Багаж! Хорошо замаскированный багаж. — Джергер, вы молодой человек, послушайте меня: это авантюра, отсыревший патрон. Понимаете… Джергер резко подался вперед и почти на ухо Харбери зло проговорил: — Русские вам испортили характер. Вы хотите получать деньги и не хотите работать! — Пошли вы к черту, Робби, с вашими проповедями. Если хотите знать, я уже прощупал кое-кого из посольства. Они вряд ли согласятся. Вдруг осечка, понимаете! А престиж государства дороже любого военного секрета. — Значит, надо попытаться обойтись без дипломатов. Отправим багаж с тем, кто не вызывает подозрений и чье общественное положение освобождает от таможенных формальностей. — А такой есть? — Мистер Паттерсон. Миллионер Паттерсон. Гость нашего посольства, точнее, личный гость мистера Уинслоу. Формально он обычный турист. Но с ним не могут не считаться. Советские таможенники, вы сами говорили, деликатные люди. Надо надеяться, Паттерсона они не потревожат. — А вы полагаете — он согласится? — Как попросить! — Потом неизвестно, сколько времени он здесь еще проболтается. — А мы попросим поторопиться. — Так он и поторопится! — Поторопят. Это в наших возможностях. Можете мне поверить, поторопят… — А что я ему скажу? — Скажете, что нужно срочно отправить ценный архив. Ценные документы. Которые только ему и можно доверить… — Нет, Робби, старик все равно не возьмет чемодан. — Припугните. — А вы слышали, до чего он упрям? — Сошлитесь на Нобла. — А он плюет на Нобла. У него хватает денег, чтобы плевать. — Пригрозите ему политическими неприятностями. — Это его не испугает. Деньги, Робби, деньги. Я говорю, у него хватает денег. — Все-таки попробуйте. — Попробую. — А послезавтра встретимся. Я не могу больше ждать. — Боитесь своей девицы? — А что вы думаете! Они ехали и разговаривали. Джергер, пригнувшись к переднему сиденью, и Харбери, не оборачиваясь, обменивались короткими репликами. Они понимали друг друга с полуслова. — Значит, в среду, на Можайском шоссе, у Баковки… Сотни машин проносились мимо, но Джергер не смотрел по сторонам, безопаснее было не выглядывать из-за занавесок. У Белорусского вокзала Харбери обогнул площадь и въехал под мост. — Давайте, Робби… На одно мгновенье он остановил машину прямо против входа в метро и даже не обернулся, а когда машина пошла дальше, Харбери был в ней один. Ему не очень-то хотелось идти к Паттерсону, хотя они и знали уже друг друга. Но не идти было нельзя. Он был неплохим бизнесменом, Герберт Ф. Паттерсон, он даже человеком был неплохим, не слишком жестоким, не слишком жадным, не слишком завистливым, но к нему привалило много денег и его потянуло в политику. Вернее, в политику потянуло миссис Паттерсон, а мистер Паттерсон просто не осмеливался ей возражать. Полмира мылось мылом “Командор” и пользовалось стиральным порошком “Майское утро”. Стиральный порошок и сделал Паттерсона миллионером. Во многих городах Запада дымили его фабрики, производившие “Майское утро”. Герберт Ф. Паттерсон не отличался гибким умом, но у него имелся отличный текущий счет, и этого было достаточно, для того чтобы пытаться “делать политику”. Харбери отправился в посольство и перехватил старика в холле. Паттерсон выглядел весьма импозантно. В золотом пенсне, с подстриженными седыми усами, он смотрел на собеседника торжественно и сурово. Тот, кто впервые разговаривал с ним, чувствовал себя совершенно подавленным его величием. Харбери решительно преградил дорогу миллионеру. — Добрый день, мистер Паттерсон! — О да, — сказал тот. — Но я не даю сегодня интервью… — Мне не нужно интервью. У меня к вам просьба, мистер Паттерсон. Старик благосклонно кивнул. — Говорите… — Я слышал, вы уезжаете? Опять величественный кивок. — Да, уезжаю. — У меня скопилось большое количество весьма важных документов, — объяснил Харбери. — Я бы хотел, чтобы вы захватили их с собой. — В Сочи? — удивился Паттерсон. — Но что я там буду с ними делать? — Почему в Сочи? — удивился в свою очередь Харбери. — Разве вы едете не домой?