– Значит, ты считаешь, что Ангус потерял веру? Если ты прав, то это не в первый раз. Он рассказывал тебе, что прежде изучал теологию? – Нет, но я это задницей чую. И на шее он носит отвратительный здоровенный крест. – Ты теперь начальник гвардии, Сейтон. Как по-твоему, что следует предпринять? – Мы должны избавиться от него, шеф. – Смерть? – Ты сам сказал, что мы ведем войну. А на войне предателей и дезертиров приговаривают к смерти. Поступим так же, как с Дуффом. Обвиним его во взяточничестве и подстроим все так, словно он оказал сопротивление при аресте. – Надо поразмыслить. Прямо сейчас мы в центре внимания и должны продемонстрировать, что полиция – единый сплоченный коллектив. Кавдор, Малькольм, Дуфф, а сейчас еще и Ангус. Получается слишком много. Мертвых полицейских в этом городе любят больше, чем взяточников. Где он сейчас? – Сидит в подвале и молчит. Разговаривать отказывается. – Ясно. Давай я поговорю с ним, а потом решим, что делать. Макбет отыскал Ангуса в комнате для отдыха. Парень сидел, закрыв лицо руками, и не сдвинулся с места, когда Макбет сел рядом, поставив на стол большую коробку. – Мне рассказали, что случилось. Ты как? Ответа он не дождался. – Ангус, ты парень принципиальный, и как раз это мне в тебе нравится. Ты считаешь эти принципы важными, верно? Ангус поднял голову и покрасневшими глазами посмотрел на Макбета. – Желание вершить справедливость, – продолжал Макбет, – оно греет тебе сердце, правда? Делает тебя тем, кем тебе хочется стать. Но когда братство требует от тебя жертвы, то порой именно этого мы от тебя и ждем, Ангус. Что ты пожертвуешь принципами. Откажешься от спокойствия, согласишься мучиться от тех же ночных кошмаров, что и все мы, отдашь самое дорогое. Так же, как твой Бог, который требовал, чтобы Авраам отдал ему своего сына. Ангус прокашлялся, но голос все равно звучал хрипло: – Я готов пожертвовать, но ради чего? – Ради цели. Ради единства. Ради этого города, Ангус. Ангус усмехнулся: – И зачем, скажи на милость, убивать невинных ради единства? – Двадцать пять лет назад американский президент приказал сбросить бомбу на два японских города, среди жителей которых было множество детей и других ни в чем не повинных людей. Это предотвратило войну. Господь нередко ставит нас перед выбором. – Когда выбирать не тебе, говорить легко. – Я знаю, сколько нам приходится заплатить за это, Ангус. Совсем недавно я собственноручно перерезал горло невинному человеку и сделал это ради единства. Это вовсе не означает, что по ночам меня не мучают кошмары. Сомнение, стыд, вина – это лишь часть той цены, которую мы вынуждены платить, если действительно хотим совершить что-то хорошее, а не просто наслаждаться собственной непогрешимостью. – Бога нет, а я не президент. – Верно, – Макбет снял крышку с коробки, – зато я здесь – и Бог, и президент, и я даю тебе возможность исправить ошибку, которую ты допустил сегодня в Файфе. Ангус заглянул в коробку и в ужасе отшатнулся. – Сегодня ночью ты возьмешь это с собой на фабрику «Эстекс» и сожжешь там в печи, – сказал Макбет. Побледневший словно мел Ангус сглотнул: – Эт-то реб-бенок из к-клуба… – Солдаты, то есть мы с тобой, знают, что в войне порой страдают невинные, однако тем, ради кого мы воюем, это неизвестно. Поэтому нам приходится скрывать это от них, чтобы они не впадали в уныние. Что скажешь, Ангус? – Э-э… я… – Слушай. Я даю тебе это задание, потому что доверяю. Ты можешь сжечь тело в «Эстексе». А можешь использовать его как улику против собственных братьев-гвардейцев. И тем не менее я рискую. Ведь я должен убедиться, что на тебя можно положиться. Ангус покачал головой и сдавленно всхлипнул: – Ты хочешь сделать меня соучастником, чтобы убедиться, что можешь положиться на меня. Макбет покачал головой: – Ты уже соучастник. Мне нужно лишь знать, хватит ли у тебя сил, чтобы вынести эту вину при том, что никто из близких нам не узнает, какую цену мы платим, защищая их. Лишь тогда, Ангус, я смогу назвать тебя мужчиной. – Послушать тебя, так выходит, что жертвы – мы сами, а не этот ребенок. Я не могу! Лучше пристрели меня! Макбет посмотрел на Ангуса. Он не сердился. Возможно, потому, что Ангус ему нравился. А возможно, оттого, что он знал: Ангус не причинит им вреда. Но в основном потому, что ему было жаль Ангуса. Макбет закрыл коробку и поднялся. – Подожди! – сказал Ангус. – К-как т-ты накажешь меня? – О, ты сам себя накажешь, – ответил Макбет. – Прочитай, что написано на флаге. Ночью, когда проснешься от кошмара, не крик этого ребенка тебя разбудит. Тебя разбудят эти слова: «Верность и братство. Крещены огнем, венчаны кровью». Он взял коробку и вышел. До полуночи оставалось еще больше часа, когда Макбет вошел в их с Леди номер. Леди стояла возле окна, спиной к нему. В комнате было темно, лишь восковая свечка тускло мерцала на тумбочке. Леди уже надела ночную рубашку. Поставив коробку на столик возле зеркала, Макбет подошел к Леди и поцеловал ее в шею. – Когда я пришел, свет отключили, – сказал он. – Джек пошел проверить пробки. Надеюсь, никто из гостей не воспользуется случаем и не стащит лишнюю фишку. – Свет по всему городу отключили, – Леди положила голову ему на плечо, – я это только что видела. Что у тебя в коробке? – Что обычно бывает в таких обувных коробках? – Значит, ты носишь обувь в коробке так, словно это бомба. В эту секунду небо разрезала гигантская молния, похожая на белую артерию, осветившую на миг весь город. А потом раздался гром. – Красиво, да? – Макбет вдохнул запах ее волос. – Я не знаю, что это. – Я про город. А станет еще красивее. Когда мы избавимся от Дуффа. – Пока в этом городе не будет нового бургомистра, он останется уродливым. Ты так и не скажешь, что у тебя в коробке? – Язык у нее заплетался, словно она только что проснулась. – Кое-что, чему суждено сгореть. Попрошу Джека отнести это завтра в «Эстекс» и сжечь там. – Любимый, мне тоже хочется сгореть. Макбет замер. Что она такое говорит? Она что, снова разговаривает во сне? Но ведь лунатики обычно молчат? – Так вы еще не нашли Дуффа? – спросила она. – Пока нет, но мы перевернем каждый камень в этом городе. – Бедняга, лишился детей и остался совсем один… – Кто-то помогает ему, иначе мы давно уже отыскали бы его. Я не доверяю Леноксу. – Потому что ты знаешь, что он служит Гекате? – Потому что Ленокс слаб. Возможно, он поддался чужому влиянию, подобно Банко. А возможно, он сам прячет Дуффа. Мне следовало бы арестовать его. Сейтон рассказывал, что при Кеннете особенно молчаливых заключенных били током – так у них быстро развязывался язык. А потом вновь били током – и они навсегда замолкали. – Нет. – Нет? – Нет. Если арестуешь кого-то из собственных начальников, это вызовет подозрения. Ты только что выбросил два гнилых яблока – Дуффа и Малькольма. Три уже напоминает преднамеренную чистку. А подобные действия наводят на размышления не только о тех, от кого избавились, но и о начальнике. Мы же не хотим дать Тортеллу повод отложить твое назначение на неопределенный срок. Ну, а что касается тока – пока электричества в этом городе нет. – Так что же мне делать? – Пойди разбуди электрика и прикажи ему исправить это недоразумение. – Любимая, что-то ты сегодня не в духе. А ведь в такой вечер ты должна признать меня героем. – А ты меня – героиней, Макбет. Вы искали у Кетнес?