Приказав завхозу следовать за ними, они втроем вошли в лифт и спустились в подвал. Завхоз отпер дверь и зажег свет. Пока лампы медленно нагревались, становясь ярче, до Ленокса донесся какой-то звук. – Вы слышали? – прошептал он. – Нет, – ответил завхоз, – но если ты и слышал что-то, то это крысы. Но в это Леноксу не верилось. Это был не шорох, а скорее скрип. Так скрипят ботинки. – Вот напасть, – вздохнул завхоз, – и никак не избавишься от них. Наконец лампы загорелись как следует. В подвале было пусто, лишь посредине стоял рабочий стол на колесиках, а рядом – накрытый брезентом «вольво» Банко. В противоположной стене виднелось пять дверей. – Если хочешь избавиться от крыс, – сказал Сейтон, снимая пистолет с предохранителя, – спроси меня как. Олафсон, начинаем слева. Ленокс наблюдал, как лысый полицейский с поразительным проворством двинулся к двери. По пятам за ним шагал Олафсон. Словно в хорошо отрепетированном танце они по очереди открывали двери и осматривали помещения: Сейтон распахивал дверь, Олафсон, подняв пистолет, заходил внутрь и тут же опускался на колено, а Сейтон проходил мимо, в помещение. Ленокс начал терять терпение. Дозы ему явно не хватало. Ну наконец-то, последняя дверь. Сейтон дернул за ручку. – Заперто! – крикнул он. – Да, проявочная всегда запирается, – подтвердил завхоз, – потому что фотографии считаются доказательством. Но ключей от проявочной у Дуффа не было. По крайней мере, я их ему не давал. – Значит, на этом все, – сказал Ленокс. Сейтон с Олафсоном опустили пистолеты и быстро вернулись ко входу. Завхоз распахнул перед ними дверь. Ну наконец-то. Сейтон протянул завхозу руку: – Ключ. – Что-что? – От проявочной. Завхоз взглянул на Ленокса. Тот вздохнул, но кивнул, и завхоз отцепил от связки ключ и отдал его Сейтону. – Чего это он делает? – спросил завхоз, глядя, как Сейтон с Олафсоном прошли мимо «вольво» и двинулись назад, к проявочной. – Работает, – огрызнулся Ленокс. – Нет, я про нос. Он как будто вынюхивает что-то, прямо как животное! Ленокс кивнул. Значит, не ему одному кажется, что Сейтон временами похож на… Нет, на что именно – он затруднялся сказать. Но не на человека – это точно. Сейтон чувствовал его. Запах. Тот же, что был на ферме в Файфе и в квартире у Кетнес. Дуфф либо здесь, либо ушел совсем недавно. Сейтон повернул ключ и открыл дверь. Олафсон вошел внутрь и у порога опустился на одно колено. От выключателя возле двери свет зажигался повсюду, кроме проявочной. Ну естественно. Здесь же проявляют фотографии… Сейтон зашел внутрь. Сильный запах реагентов перебивал запах добычи. Запах Дуффа. Нащупав внутри выключатель, Сейтон надавил на него, но свет не зажегся. Возможно, когда отключали электричество, здесь вылетели пробки. Или кто-то вывинтил лампочку. Сейтон зажег фонарик. Над столом была протянута веревка, а на ней висели снимки. Сейтон посветил на них фонариком. Кинжал с окровавленным лезвием и пятнами крови на рукоятке. Дуфф побывал здесь – в этом Сейтон не сомневался. – Эй! Ну что там?! Ленокс. Наш маленький хилый альбиносик хочет домой. Потеет и зевает. Слабак. – Иду! – Сейтон погасил фонарик. – Олафсон, выходим. Он пропустил Олафсона вперед, захлопнул за ним дверь и остался стоять, прислушиваясь к темноте. Пусть Дуфф подумает, что опасность миновала, и расслабится. Сейтон медленно направил дуло на фотографии и нажал курок. Оружие в его руках дернулось, грохот ударился о барабанные перепонки. Изрешетив стену так, чтобы отметины от пуль образовали крест, Сейтон вновь зажег фонарик, подошел к продырявленным фотографиям и сдвинул их в сторону. За ними он увидел лишь изрешеченную пулями стену. И никакого Дуффа. От выстрелов в ушах по-прежнему звенело. Сейтон заметил, что одна из отметин была особенно глубокой – видимо, две пули случайно угодили в одно и то же место. Ну разумеется. Сейтон вышел из проявочной и подошел ко всем остальным. – Что там случилось? – спросил Ленокс. – Мне просто не понравились фотографии, – ответил Сейтон, – кое-где мы все же забыли поискать. – Да… – простонал Ленокс, – в наших собственных постелях. – Дуфф размышляет так же, как жертвы воздушных налетов во время войны. Он прячется в воронке от бомбы, потому что ему кажется, будто бомбы в одно и то же место не попадают. – Что за хрень… – Он прячется на ферме в Файфе. Поехали! Когда свет в гараже погас, дверь захлопнулась, а человеческие шаги стихли, крыса выбралась из своего убежища и засеменила по влажному каменному полу к машине. Ей хотелось добраться до пропитанного кровью водительского сиденья. Крыса чувствовала ее запах – влажный и сытный, запах крови, пролитой сутки назад. Ей нужно было лишь преодолеть брезент, наброшенный на машину. Крыса прогрызла в нем дыру и оказалась, наконец, внутри. Она перебралась через выступ, отделяющий пассажирское сиденье от водительского, прокралась мимо рычага переключения скоростей и оказалась на резиновом коврике возле водительского сиденья. И уткнулась в большие кожаные ботинки. Когда один ботинок вдруг скрипнул и сдвинулся с места, крыса вздрогнула и замерла, а потом встала на задние лапки и принюхалась. Чудесное, заляпанное кровью водительское сиденье было занято. Дуфф прислушивался к шороху удаляющихся крысиных лапок. Потом он разжал впившиеся в руль пальцы и понял, что сердце его перестало бешено колотиться и теперь просто билось как обычно. Когда Сейтон со своими спутниками явился в гараж, сердце у Дуффа застучало так громко, что он даже испугался, как бы этот стук его не выдал. Он взглянул на часы. Еще пять часов до рассвета. Он попытался подвинуться, но брюки прилипли к сиденью. Кровь Банко удерживала его здесь. Но он должен убраться отсюда. Прочь. Вот только куда? И как? Приехав в город, Дуфф думал, что здесь, в толпе, намного проще затеряться, чем на шоссе, автобанах и проселочных дорогах. Поэтому он оставил машину неподалеку от «Обелиска», а сам зашел в казино, зная, что кроме «Инвернесса» это единственное место, которое не закрывается на ночь. Переночевать в одном из номеров он, естественно, не мог: первое, что Макбет сделает, – это прикажет прочесать все городские отели и ночлежки. Он предпочел сесть возле игрового автомата, медленно кормить его монетками, позволяя автомату себя грабить. Дуфф смотрел на экран, размышляя – нет, пытаясь размышлять, – как ему ускользнуть от преследования. Сердечко. Кинжал. Корона. Трех одинаковых картинок на экране он так и не дождался. Спустя несколько часов он спустился в бар и взял пива в надежде, что это хоть немного приведет в порядок его мысли. Прямо над головой бармена висел телевизор с выключенным звуком. Сперва по телевизору шла прямая трансляция пресс-конференции в Главном управлении, а потом на экране появилось вдруг знакомое лицо с белым шрамом. Его собственная фотография, а внизу надпись: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ». Из «Обелиска» Дуфф выскочил, подняв воротник пальто и низко наклонив голову. От холодного ночного воздуха в голове наконец прояснилось, и он решил, что на ночь лучше всего будет спрятаться в гараже, их старом любовном гнездышке. На него надвигалась пятница, рабочий день, и ему нужно выбраться отсюда, пока люди не заспешили на работу мимо газетных киосков, со стоек которых на них будет смотреть его лицо. Дуфф засунул руку в карман куртки, и его пальцы наткнулись на гладкий бумажный сверток. Он вытащил его из кармана, и ему представилось лицо Эвана, который получил такой долгожданный подарок. Дуфф услышал собственный всхлип. Стоп. Нельзя. Он обещал себе не думать о них сейчас! Скорбь – роскошь, которую он позволит себе, если спасется. Он зажег свет в салоне машины, сорвал бумагу, вытащил накладную бороду, открыл тюбик с прозрачным клеем и намазал им вокруг рта, подбородок и внутреннюю часть бороды. Глядясь в карманное зеркальце, Дуфф наклеил бороду и натянул на голову вязаную шапочку, прикрывавшую верхнюю часть шрама. Потом он надел очки. Под их несуразно широкой оправой скрылась нижняя часть шрама, обезображивающая щеку и нос. Дуфф заметил, что чуть испачкал щеку над бородой клеем, и принялся шарить по карманам в поисках салфетки или носового платка. Тщетно. Он открыл бардачок, отыскал там записную книжку и потянул за первую страницу. Но остановился. На бумаге отпечатались буквы. На листочке, который располагался поверх этого, кто-то совсем недавно что-то написал. Впрочем, какая разница? Дуфф вырвал листок и, вытерев клей со щеки, сложил листок и убрал его в карман. Записную кижку он убрал обратно в бардачок. Вот так. От откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. Пять часов. Зачем он наклеил бороду уже сейчас? Кожа под ней уже начала чесаться. Он вновь задумался, стараясь в мыслях не возвращаться в Файф. Ему нужно найти убежище здесь, в городе. Все дороги будут перекрыты. Кроме как в городе и в Файфе, ему все равно больше нигде не спрятаться, а за пределами города у него нет знакомых, которые согласились бы укрыть убийцу полицейских. Его вдруг словно током ударило. А ведь он и правда не знает никого, кто захотел бы ему помочь. Ни здесь, ни еще где-то. Хотя люди вполне охотно общались с ним, так что открытой неприязни он у них не вызывал. Но они его не любили. Впрочем, с чего бы им его любить? Разве он когда-нибудь совершал что-то только ради других, а не ради себя самого? У него имелись партнеры, а не друзья. А сейчас, когда Дуффу действительно понадобилась помощь, друг, кредит доверия, он стал в глазах окружающих тем, чья кредитная история доверия не заслуживала. Дуфф взглянул на себя в зеркало. Как же он жалок!.. Как загнанный лис, до которого того и гляди доберутся охотники. Сейтон, новая ищейка Макбета, уже оскалил зубы и готовится схватить его. Он должен спрятаться. Но где? Где отыскать такую нору, в которой лиса почувствует себя в безопасности? Пять часов до рассвета. До пятницы. До дня рождения его… Нет! Никаких слез! Главное сейчас – выжить. Мертвец не сможет никому отомстить. Он должен продержаться до рассвета, а потом перебраться куда-то еще. Возможно, на одну из закрытых фабрик. Хотя нет, от этой мысли он уже отказался. Макбет прекрасно знал, где Дуфф может спрятаться. Черт, его мысли повторялись, он возвращался на прежнее место, как те, кто заблудился и потерял ориентир. Он совершенно вымотался, но засыпать себе запретил. Эвану никогда не исполнится десять. Черт! Нет, нужно отвлечься… Дуфф внимательно оглядел приборную панель перед собой. Потом вытащил из кармана листок, разгладил его и вгляделся в оставшиеся следы от букв. Порывшись в бардачке, Дуфф отыскал там карандаш и, держа его наискось, принялся водить грифелем по бумаге, так что на месте вмятин появились белые линии. Белое на сером фоне… Адрес. Кожевенная улица… Улица с таким названием в городе действительно имеется, вот только Шестого округа тут нет. А в этой стране на округа поделены лишь два города. Этот и Капитоль. Интересно, когда была написана эта записка? Надолго ли такие вмятины от карандаша остаются на бумаге? И что значит «тихая гавань»? Дуфф погасил в салоне свет и прикрыл глаза. Наверное, нужно все же немного вздремнуть. Капитоль. Пятница. Где-то он уже видел это сочетание, причем сравнительно недавно. Задремывая, Дуфф постарался вызвать в памяти ассоциации, связанные с этими словами. И взрогнул. Открыв глаза, он вновь зажег свет. Глава 23 – Мы с Мередит решили пожениться, – объявил Дуфф. Он словно проглотил солнце, которое теперь так и светилось в его глазах. – Вон оно что… Что-то вы… хм… быстро.