Макбет несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Ему надо привести себя в состояние полной готовности и забыть обо всем остальном. Он нажал на кнопку рации: – Через пятнадцать минут заходим, все вместе. Север? Прием. Из рации послышался голос Ангуса, вкрадчивый и мелодичный, какой бывает у священников: – Готовы. Внутри все спокойно. Прием. – Запад? Прием. – Готовы. – Голос сменщика, Сейтона. Спокойный и хладнокровный. – Стоп, в гостиной за шторой движение. Прием. – Понял, – ответил Макбет. Он действовал на автомате, а сама процедура отрабатывалась годами. – Значит, возможно, нас заметили. Начинаю обратный отсчет, и приступаем к захвату. Три – два – один. Вперед! И Макбет ощутил его – Порядок. Порядок напоминал запертую комнату, в которой находился он сам, его команда и Задание. Они поднялись. Банко набросил на торчащие из стены осколки мат, и Макбет увидел, как мальчик с мячом медленно, словно робот, машет им рукой. За несколько секунд перебравшись через стену, они пробежали по саду, и Макбету казалось, будто его чувства до предела обострились. Он слышал, как ветер раскачивает ветку дерева, как с крыши соседнего дома взлетела ворона, он чувствовал запах гниющего в траве яблока. Они взбежали вверх по лестнице. Банко прикладом разбил окно рядом с дверью, просунул руку в образовавшуюся дыру и отпер дверь изнутри. Зайдя в дом, они услышали отовсюду звон разбитого стекла. Восемь против одного. Когда Макбет спросил Дункана, действительно ли у того есть основания полагать, что Кавдор окажет сопротивление, Дункан ответил, что хочет провести задержание по всем правилам вовсе не поэтому. – Это для того, чтобы подать знак, Макбет. Что своих мы не щадим. Совсем наоборот. Поэтому бейте окна, вышибайте двери, шумите и выведите Кавдора в наручниках через главный вход, чтобы все видели и разнесли по округе. Первым в дом вошел Макбет. Вскинув автомат, он быстро окинул взглядом коридор и прижался к стене возле двери в гостиную. После яркого света улицы его глазам требовалось время, чтобы привыкнуть к полумраку. Макбету показалось, будто все шторы в доме задернуты. Банко прошел в гостиную, Макбет сделал шаг, чтобы последовать за ним, – именно в эту секунду все и произошло. Зверь бесшумно спрыгнул с лестницы и бросился на Макбета спереди, так что тот повалился навзничь. Макбет чувствовал его дыхание возле собственного горла, но успел оттолкнуть голову пса дулом автомата. Зверь впился зубами ему в плечо, в клочья разрывая кожу и мясо, и Макбет завопил от боли. Он попытался ударить пса, но свободная рука запуталась в ремне автомата. – Банко! Ведь у Кавдора не было собаки! Перед операцией они всегда проверяли подобные детали. Но собака откуда-то взялась, причем крупная и сильная. Макбет чувствовал, как дуло автомата медленно сдвигается в сторону. Горло – вот куда тянулась псина. Ей достаточно перекусить сонную артерию. – Бан… Псина вдруг замерла. Макбет повернул голову и вгляделся в потухшие глаза животного, чувствуя на себе тяжесть обмякшего собачьего тела. Он оттолкнул в сторону убитого зверя и посмотрел вверх. Над ним, протягивая руку, стоял Сейтон. – Спасибо, – Макбет поднялся на ноги. – Где Банко? – Они с Кавдором вон там, – Сейтон кивнул в сторону гостиной. Макбет подошел к двери. Шторы были раздвинуты, а солнце било ему прямо в глаза, поэтому сперва он не увидел ничего, кроме спины Банко, который стоял посреди комнаты, задрав кверху голову. А прямо над ним, под потолком, парил ангел в мантии из солнечных лучей и с головой, склоненной в мольбе о прощении. Час. Прошел час с того момента, как Макбет дал команду, и до того, как Дункан собрал начальников всех отделов и подразделений в большом зале Главного управления. Он подошел к кафедре и посмотрел на разложенные перед ним записи. Дуфф знал, что Дункан написал речь так, как, по его мнению, она должна звучать, но совсем скоро он забудет о записях и заговорит так, как подсказывает ему сердце. Нет, вовсе не потому, что комиссар считал себя столпом красноречия – Дункан мастерски владел словом просто потому, что голос его сердца никогда не противоречил голосу разума. Он понимал себя, а значит, и других. Так казалось Дуффу. Лидер. Способный повести за собой. Дуффу тоже хотелось быть таким. Или стать таким. – Всем вам известно, что произошло. – Дункан проговорил это серьезно и негромко, но Дуффу показалось, что его слова эхом разлетелись по залу. – И тем не менее я считаю своим долгом официально ввести всех вас в курс дела сейчас, потому что вечером здесь состоится пресс-конференция. Против одного из наиболее уважаемых наших коллег, начальника отдела Кавдора, было выдвинуто серьезное обвинение во взяточничестве и коррупции. И, к сожалению, все указывает на то, что это правда. В свете его контактов с группировкой Рыцари севера, которая была целью нашей вчерашней операции, существовал риск, что он, учитывая ситуацию, попытается уничтожить доказательства или скрыться. По этой причине сегодня в десять утра я отдал гвардейцам приказ о немедленном задержании Кавдора. Дуфф надеялся, что в своей речи комиссар упомянет и его, однако осознавал, что Дункан не собирается посвящать присутствующих во все подробности. Потому что если в полиции чему-то и учишься, так это держать язык за зубами. Поэтому он вздрогнул, когда Дункан вдруг сказал: «Старший инспектор Макбет, я просил бы вас выйти и коротко доложить о том, как прошло задержание». Дуфф обернулся и увидел, как Макбет – тоже явно удивленный – пробирается вперед между рядами стульев. Как правило, комиссар не передавал слово другим, а сообщал о подобных событиях сам, коротко и по существу, а затем отпускал всех по рабочим местам, трудиться на благо города. Макбету было не по себе. Переодеться он не успел, и на нем по-прежнему была униформа для спецопераций, но молнию на куртке он расстегнул, так что из-под нее виднелась белая повязка на левом плече. – Ну… – проговорил он. Не самый изящный способ начать речь, но начальник гвардейцев и не обязан обладать талантом оратора. Макбет взглянул на часы, словно торопился куда-то, однако все присутствующие понимали, что сделал он это машинально. Так поступил бы любой полицейский, которого попросили предоставить отчет об операции и который не знает, чего от него ожидают. Он смотрит на часы, словно ожидая, что они подскажут ему, как именно развивались события или помогут освежить их в памяти. – В десять часов пятьдесят четыре минуты, – начал Макбет и два раза кашлянул, – гвардия штурмовала дом начальника Отдела по борьбе с преступными группировками Кавдора. Дверь на террасу была приоткрыта, но следов взлома или насильственного вторжения не было. Из чужих там находилась только собака. Также в доме не было ничего, что указывало бы на убийство. – Макбет наконец оторвал глаза от циферблата и обвел взглядом зал. – Возле двери на террасу валялся стул. Подобные заключения – это дело криминалистов, однако у меня сложилось впечатление, будто Кавдор сунул голову в петлю и спрыгнул со стула, а его тело, раскачиваясь, ударилось о стул, поэтому стул и валялся на противоположном конце комнаты. Эту версию подтверждает и тот факт, что испражнения умершего мы обнаружили практически повсюду в комнате. Тело уже остыло, факт самоубийства казался очевидным, и один из моих людей спросил, нельзя ли нарушить правила и снять тело – ведь Кавдор, несмотря ни на что, всю жизнь проработал полицейским. Я не разрешил… Дуфф заметил, что Макбет на секунду театрально замолчал, словно для того, чтобы собравшиеся прислушались к тишине. К этой уловке Дуфф и сам не прочь был прибегнуть, и Дункан ее неоднократно использовал, вот только Дуфф никак не ожидал, что Макбет тоже способен на подобное. Впрочем, возможно, это вышло у него случайно, потому что он снова взглянул на часы. – Это было в десять пятьдесят девять, – Макбет оглядел зал и поддернул рукав, прикрыв часы, – поэтому мы так и оставили Кавдора висеть там. Не ради следствия, а потому, что он был взяточником. В наступившей тишине Дуфф услышал стук капель дождя о стекло. Макбет повернулся к Дункану и коротко кивнул, а потом вышел из-за кафедры и вернулся на место. Дункан дождался, когда Макбет сядет, а потом сказал: – Спасибо, Макбет. Последняя твоя фраза не для пресс-конференции, но, по-моему, она прекрасно подходит для того, чтобы завершить ею наше небольшое собрание. И помните, что, критикуя зло и слабость, мы прославляем добро и силу. Поэтому за работу, коллеги! Стоя возле двери, молоденькая медсестра смотрела, как пациент снял куртку и рубашку и собрал сзади длинные темные волосы, а врач срезал с его левого плеча пропитанную кровью повязку. Пациент был полицейским – больше медсестра ничего о нем не знала. Хотя нет – еще у него были накачанные мышцы. – Ох ты!.. – проговорил врач. – Тут надо будет кое-что зашить. И еще сделать прививку от бешенства – при собачьих укусах это обязательно. Но сначала обезболим. Мария, пожалуйста… – Нет, – перебил его пациент, уставившись в стену. – Простите? – Не надо никакого обезболивания. Врач помолчал. – Точно? – Да. Врач хотел было предупредить, что процедура может оказаться крайне болезненной, но в этот момент заметил на руках шрамы. Старые шрамы. После переезда в этот город врач видел подобные шрамы чересчур часто. – Ясно, – согласился он, – обойдемся без обезболивания. Дуфф откинулся на спинку стула и плотнее прижал телефон к уху: – Дорогая, это я. Что делаете? – Эмилия с подружками пошли купаться. У Эвана зуб разболелся, хочу отвезти его к стоматологу. – Ясно. Слушай, я сегодня буду поздно. – Почему? – Возможно, даже заночевать придется в городе. – Почему? – повторила она, но ни раздражения, ни обиды в ее голосе он не услышал. Ее вопрос звучал так, словно ей просто хотелось знать это – возможно, чтобы объяснить детям, почему папы нет дома. Не потому, что она сама в нем нуждалась. Не потому, что… – Скоро в новостях все покажут, – ответил он. – Кавдор покончил с собой. – Ой! А кто такой Кавдор? – А разве ты не знаешь? – Нет. – Начальник Отдела по борьбе с преступными группировками. Многие думали, что рулить Оргпрестом тоже будет он. Молчание. Его работа никогда ее не интересовала. Ее мир ограничивался Файфом, детьми и супругом, по крайней мере, так было в прежние времена, когда он проводил дома больше времени. Его это устраивало и позволяло ему избавить их от грязи. С другой стороны, она не разделяла его честолюбия и из-за этого не всегда понимала, насколько он занят. Не осознавала, чем он жертвует. И что именно, черт возьми, ему нужно. – Начальник Отдела по борьбе с организованной преступностью будет здесь третьим после Дункана и заместителя комиссара Малькольма. Так что дело серьезное, и мне нужно будет остаться здесь. И следующие несколько дней я тоже буду страшно занят. – Главное, чтобы ты на маленький праздник был дома. Маленький праздник? Черт! По традиции день до официального дня рождения кого-то из детей они проводили все вместе, вчетвером – готовили картофельный суп и дарили детям подарки от мамы и папы. Ведь у Эвана день рождения – как же он про него забыл? Ну ничего – за последние дни столько всего произошло, что дата и впрямь вылетела у него из головы, зато в подарок Эвану он купил как раз то, что сыну хотелось. Дуфф как-то рассказывал ему, что следователи нередко маскируются, чтобы их не узнали. В ящике перед Дуффом лежал нарядный сверток, а в нем – накладная борода, специальный клей, чтобы ее приклеивать, очки и зеленая шерстяная шапочка. По размеру все это подходило взрослому, и Дуфф собирался убедить Эвана, что папа и его коллеги используют для маскировки именно это. На телефоне замигала лампочка. Звонок по внутренней линии. Кажется, он догадался, кто это. – Дорогая, подожди секундочку. Он нажал на кнопку под лампочкой: