– Ладно, – говорю я. – Что-то случилось? – Алекс, последние пару месяцев все было так странно и трудно. Я… Да, кое-что случилось. Повисает ужасная тишина. Меня охватывает чувство отстраненности, как будто все это происходит не со мной или уже происходило давным-давно, многие столетия назад, и сейчас мы силимся восстановить те события в памяти. Я словно балансирую над бездной, отчаянно пытаясь не сорваться во тьму. – Что? – выдавливаю я. – Что случилось? – Там был Ричард, один мой бывший однокурсник, и… Громко сглатываю, точно мультяшный герой, изображающий преувеличенное потрясение. – Ты с ним переспала? – Нет! Нет. Мы сидели за одним столом. Нам было весело. Ну и под конец вечера мы поцеловались. А потом разошлись каждый в свой номер. Прости. Все вышло как-то само собой. – Это что… ты что… что ты такое говоришь? – Я не знаю. И она заливается слезами, отчего все становится еще хуже, ибо я понимаю: что бы ни происходило, это серьезно. Это не просто так. Она приняла какое-то решение или считает, что его нужно принять. – Алекс, все так долго было так сложно, и я так устала от этого всего. Я думала, если мы сделаем небольшой перерыв, может быть, все исправится, – но теперь думаю, что это, наверное, все-таки не перерыв. У меня такое чувство, что это, видимо, конец. Она говорит еле слышно, потом опускает голову, и голос у нее прерывается. – И все это из-за одного поцелуя по пьяни? – Не только. Дело в том, что, оказавшись вдали от всего этого – от тебя – даже ненадолго, я смогла взглянуть на все по-иному. Да брось, ты же сам все понимаешь! Когда мы с тобой сошлись, мы были совсем еще детьми, мы толком друг друга и не знали, а потом – бац! – и мы уже родители. – Я тебя знал! – возражаю я, и неожиданно для меня самого это звучит как обвинение, которого я в свои слова не вкладывал. – Может быть. Прости. Какое-то время смотрю на нее и вдруг вижу ту девушку, с которой познакомился тогда на ферме, – с солнечными бликами в волосах, золотистым ореолом окружающих ее лицо, со скрещенными в точности как сейчас на груди руками, прислонившуюся к старой изгороди и погруженную в думы о том, что привело ее сюда и куда она идет. А если бы мы тогда не сошлись? Как сложились бы наши судьбы порознь? Где она была бы сейчас? Чувствую опустошение и вину. Мне стыдно за то прошлое, которое я устроил для нас двоих. Меня терзает совесть. – Я ухожу, – произношу в конце концов. – Я не готов услышать то, что ты собираешься мне сказать. Пячусь к двери, которая так и осталась открытой, и, пошатываясь, выхожу в милосердную темноту. Лицо обжигает ночная прохлада, и на нем застывает некое подобие маски равнодушной покорности судьбе. «Оставь меня в покое, Алекс, – снова вспоминается мне. – Оставь меня в покое». Глава 15 И снова я удаляюсь от мира. Безвольной тряпкой лежу в гостевой комнате у Дэна, сдувшийся и бесполезный, как этот его чертов надувной матрас. Время от времени Дэн просовывает голову в дверь и оставляет мне то чашку чая с шоколадным печеньем, то растворимую лапшу. Он предлагает поговорить, но я отворачиваюсь от него к стене, как угрюмый подросток. Эмма перебралась к своей подруге Пози, родителям которой принадлежит огромный викторианский особняк в Снейд-Парке, самом престижном пригороде Бристоля. Пару раз мне приходят эсэмэски от Джоди, но я стираю их, не читая. Только и делаю, что сплю и думаю, а потом пытаюсь уснуть, чтобы больше не думать. Чувствую не столько печаль, сколько опустошенность. Ощущаю себя пустым местом. У меня нет сил вытянуть себя из этого состояния, я даже не пытаюсь. Просто ходячее эссе Жан-Поля Сартра. На третий день моего добровольного заточения наконец объявляется Эмма – Дэн что, дал ей ключ? Входит в квартиру и тяжело вздыхает: я в это время лежу на диване перед телевизором, в футболке и спортивных штанах. Ожидаю подколки или предложения выпить. Вместо этого она идет на кухню и ставит чайник. – В Австралии я несколько месяцев ходила к психологу, – говорит она. – Это было забавно, мы много разговаривали. Главным образом, разумеется, обо мне – это, как ты знаешь, моя любимая тема. Под конец мне это уже поднадоело, но определенно было полезно. А потом я перебралась в пляжную коммуну в Малайзии. Ты тоже мог бы попробовать. Походить к психологу, я имею в виду. В Малайзии тебе бы не понравилось. – И тебе тоже привет, – отзываюсь я. – Я серьезно, – не сдается она. – Это может помочь со всяким разным. С Джорджем. – Даже не знаю. Столько времени прошло. Странно теперь идти к психологу. – Для психологов нет ничего странного. Это их работа. Алекс, тебе совершенно необходимо расслабиться. И, раз уж зашел такой разговор, открой-ка окно – здесь просто воняет грустными мужиками. Она заставляет меня сесть и поискать в Интернете психологов. Мы выбираем одну подходящую женщину – чтобы находилась не слишком близко и чтобы никаких нетрадиционных методов, и Эмма сует мне в руки телефон. Записываюсь к женщине с добрым голосом, которая принимает в Бате, и она извиняется, что сможет уделить мне время не раньше чем через пару месяцев. По крайней мере, успею подготовиться к моей новой гламурной жизни человека, который ходит к психологу. На пятый день я выхожу в гостиную, замотавшись в одеяло, и падаю на диван. В планах у меня устроить оптовый просмотр какого-нибудь дурацкого фантастического сериала, но потом я замечаю под телевизором «Иксбокс». Включаю его и лениво загружаю «Майнкрафт». Играть я не собираюсь, может, загляну в какую-нибудь из сохраненных игр, брошусь в шахту. Но потом на экране появляется сообщение: СэмКрафт04 находится в игре. Это игровое имя Сэма, и при виде его ватный кокон моей печали точно пробивает электрический разряд. Почти немедленно вспоминаю, как ушел в воскресенье, и свое долгое молчание после той опрометчивой вылазки. Интересно, Сэм когда-нибудь еще захочет со мной играть? Захожу в главное меню «Майнкрафта» и проверяю, есть ли у меня доступ к мирам кого-нибудь из моих друзей. Мне открывается единственный доступный вариант, тот самый, который мне нужен. «Мир Сэма и папы». Сэм в игре. Щелкаю мышкой и жду, пока мир загрузится, не очень понимая, чего ждать и будет ли игра работать вообще. На экране висит застывшая картинка. Ничего не получится, думаю я. И тут экран оживает. Вдруг оказываюсь там, внутри этого ландшафта, в мире, который мы с Сэмом построили несколько дней назад. Повсюду белеют березы, землю усеивают какие-то желтенькие цветочки. Настроение у меня поднимается, впервые за много дней я чувствую себя живым. Наверное, так бывает, когда впервые после долгой болезни выходишь на солнце. Но я понятия не имею ни где наш замок, ни как мне найти Сэма. Пока я пытаюсь сообразить, в какую сторону идти, на экране возникает текстовая строка: «СэмКрафт04 прислал вам сообщение». Вывожу меню и читаю: «Папа наден наушнеки». Принимаюсь рыться в пластмассовых ящиках рядом с телевизором, где у Дэна хранится куча штекеров и джойстиков, пока наконец не нахожу нечто напоминающее авиационную гарнитуру с микрофоном в комплекте. Втыкаю ее в джойстик и нахлобучиваю на голову. – Алло? Поначалу в наушниках царит тишина, затем раздается шуршание, затем снова наступает тишина. А потом я слышу – слабо, но отчетливо, точно доносящийся с другого края света, – знакомый голос. Сердце камнем ухает вниз. – Папа! Этот голос музыкой звучит у меня в ушах, прерывая многодневное серое молчание. Мой сын, находящийся за много миль от меня, внезапно оказывается совсем рядом, под теми же кубическими облаками, что и я. И, судя по всему, он рад, что я здесь, несмотря на все случившееся. Он впустил меня в свой мир. Я так глупо радуюсь, что не знаю, куда себя деть. Он все еще хочет со мной играть. Я получил второй шанс. – Сэм! Где ты? – Тебе нужно взять карту. Там на ней будет наш замок. Я сейчас строю. Изучаю содержимое своего инвентаря и, разумеется, нахожу там карту, на которой изображено мозаичное подобие нашего общего ландшафта. Большой квадрат в северо-восточном углу – это замок, который мы построили в выходные. Выдвигаюсь в путь, осторожно огибая многочисленные бездонные пропасти, пока местность не начинает уступами подниматься. С поросшей травой кручи открывается вид на замок, который мы построили. Высокий и величественный, он тянется к небу. Чувствую себя королем, что вернулся в свою столицу после изгнания, – вот только встречают меня не толпы верноподданных, а одинокая корова, перепрыгивающая с одного уступа на другой. А еще за то время, пока меня здесь не было, облик замка изменился. Две из четырех внешних стен, которые мы изначально сложили из тусклых серых булыжников, теперь облицованы желтыми блоками, которые отражают солнечный свет. Подхожу ближе и вижу Сэма. Забравшись на самый верх третьей стены, он методично, кирпичик к кирпичику, выкладывает один ряд камней за другим. Потом он замечает меня и начинает спускаться. Я дохожу до ограды, которой мы обнесли наш замок в попытке защититься от волков, и бросаюсь сквозь ворота к Сэму. Он бежит мне навстречу. Кнопки «обняться» нет. Но она совершенно необходима! – Привет, Сэм! – кричу я, забыв обо всем на свете. – Как твои дела? Что ты делаешь? – Папа! Я делаю лондонский Тауэр цветным! Как на фотографии. Это известняк! Теперь я это вижу. Светлая облицовка – не единственное новшество. Сэм надстроил еще один этаж и проделал окна в нужных местах, так что они даже более-менее соответствуют оригиналу. Наверное, у него ушла на это уйма времени. – Это потрясающе, – говорю я. – Можно тебе помочь? – Да! Это же наш замок! – Сэм, извини, что так получилось в воскресенье. Извини, что мы лишились всех наших вещей. Вечно я все не так делаю. – Ничего страшного. Мама сказала, что люди во время приключений лишаются своих вещей. Так часто бывает. А ты знаешь, что в лондонском Тауэре есть Кровавая башня? – Я знал! Значит, мама поговорила с тобой после того, как я ушел? – Да, мне было грустно, но мама сказала, что это не страшно. Она сказала, что в приключениях всегда подстерегают опасности и поэтому они и есть приключения, а не прогулки. В этом вся Джоди. Она всегда была способна объяснить Сэму, как устроен мир, переложить его переживания на понятный ему язык. Я все время забываю, что во многих отношениях он в нашем мире вроде туриста – озадаченный путешественник, который понятия не имеет о местных странностях и обычаях. Она его «Гугл-транслейт». Там, где я останавливаюсь как вкопанный и пасую, Джоди берет его за руку и ведет за собой. Я выгляжу последним слабаком. Пора это прекращать. – Так, давай достраивать наш Тауэр! – командую я. Беру телефон и ищу в «Гугле» фотографии настоящего Тауэра. Ясно, что нужно изменить форму и уменьшить размер четырех угловых башен, и я берусь за работу. Для начала сооружаю несколько приставных лестниц, чтобы добраться до вершины каждой стены, затем стесываю верхние ряды камней. Это наиболее осмысленное мое занятие за последние несколько дней. Скидываю с плеч одеяло и выпрямляюсь, всецело сосредоточившись на работе. И вновь меня охватывает странное чувство полного погружения, словно я оказываюсь в мире по ту сторону экрана. После недавних событий это в каком-то смысле способ сбежать от реальности, все равно что открыть шкаф и очутиться в пикселизированной версии Нарнии – только без шитых белыми нитками религиозных аллегорий и говорящих львов. За работой мы разговариваем. Сначала о том, чем непосредственно заняты, делясь материалами и инструментами, планируя, напоминая друг другу о том, что с наступлением сумерек нужно спрятаться внутрь. Однако потом, очень постепенно, начинаем затрагивать и более широкие темы. – Папа, – говорит Сэм. – А ты на работе тоже делаешь дома? – Почти. Я раньше работал в таком месте, вроде магазина, где мы продавали людям дома. Но больше я там не работаю. – Когда я буду большим, я хочу строить дома. – Ты хочешь быть архитектором? Это так называется. – Да, я хочу быть архитектором. Я сделаю такой же замок. – Удачи тебе с получением разрешения на строительство. Это шутка, но едва эти слова срываются с моего языка, как я обнаруживаю, что в горле у меня стоит комок. Меня накрывает осознанием. Этот наш разговор – каким бы мимолетным и пустяковым он ни казался, – пожалуй, самый серьезный из тех, что нам доводилось вести. Теперь Сэм знает, чем я зарабатывал на жизнь. Для меня это откровение. Я всегда полагал, что он не понимает или не интересуется ничем, выходящим за рамки его собственного опыта. И мы с ним никогда прежде не говорили ни о его будущем, ни о его надеждах, ни о его амбициях. У него есть амбиции. Мы продолжаем постройку, меняя кирпичи, сглаживая очертания башен. Сэм показывает мне, как соорудить плавильную печь: из песка в ней можно сделать стекло, чтобы у нашего замка были настоящие окна. Закончив, мы отходим в сторонку и любуемся делом наших рук.